Капкан для крестоносца

Надежда оказалась напрасной. Кое-кто уже таращился на них, и изумление быстро уступало место подозрению. Черпая силу в своей многочисленности, гуляки стали перекрывать им путь, осыпая вопросами, воинственный тон которых делал перевод излишним. Но останавливаться и пускаться в объяснения было бы ошибкой. Рыцари не обнажили мечи, только дали коням шпор, и люди с воплями и угрозами бросились врассыпную, чтобы не угодить под копыта. Ричард и его спутники не сбавляли хода и не оглядывались посмотреть, какой хаос они учинили. Гуляки стали подниматься на ноги, подбирая упавшие фонари и факелы, а в домах стали открываться ставни и из окон высовывались головы любопытных. Из караулки высыпали стражники, но и они вынуждены были рассеяться, когда плотная масса конных галопом промчалась через ворота и исчезла в ночи.

Но времени радоваться избавлению не было. Отряд не успел уйти далеко, когда сзади донесся шум. Рыцари встревожились, не ожидая, что погоню снарядят так быстро, натянули поводья и обернулись. И только тогда сообразили, что случилось. Вторая группа беглецов угодила прямо в растревоженный людской улей и оказалась окружена толпой.

Ричард выругался и начал разворачивать подаренного Роже скакуна. Спутники в ужасе воззрились на него, и только Морган вовремя опомнился.

– Нет! – вскричал он, и поставил свою лошадь прямо на пути у Ричарда. Гнедой взвился на дыбы, и Ричарду не сразу удалось подчинить его.

– Ты из ума выжил? – рявкнул он.

Никогда прежде Моргану не доводилось быть объектом царственного гнева своего кузена, и во рту у него пересохло. Но не успел он ответить, как Балдуин тоже преградил путь королю.

– Морган вспомнил про Ибн-Ибрак, – сказал он, без дрожи встретив взгляд Ричарда.

Никто не произнес больше ни слова, потому как про случившееся под Ибн-Ибраком знали все. Отряд оруженосцев собирал хворост, а их конвой из тамплиеров угодил в устроенную сарацинами засаду. Ричард находился всего в двух милях и когда узнал про разгоревшийся бой, отрядил графа Лестера за подкреплением, а сам поспешил на выручку. Вступив в бой, он обнаружил, что это ловушка, и крестоносцы окружены многократно превосходящими силами. Соратники умоляли короля отступить, напирая на то, что помочь обреченным храмовникам уже невозможно. Государь ответил сердито, что сам послал их туда и обещал защиту, поэтому если он не сдержит слова и они погибнут, у него нет права называться королем. Он погнал скакуна в самое пекло, выручил своих и сумел благополучно отступить. Этот отважный поступок под Ибн-Ибраком внес свою лепту в растущую легенду о Львином Сердце, но сейчас воспоминание о нем вселило в только что вырвавшихся из Удине рыцарей страх.

По лицу Ричарда заходили желваки.

– Я спас тех людей под Ибн-Ибраком.

– Да, – согласился Балдуин. – Вот только сейчас это невозможно. Если ты вернешься, то будешь убит или взят в плен. Подумай, сир! Увидев, что происходит, тамплиеры могли ускользнуть, даже вернуться в гостиницу – ищут тебя, не их. Вместо этого они решили отвлечь внимание толпы на себя, и ты прекрасно знаешь зачем: чтобы дать тебе время уйти. Нельзя, чтобы их жертва стала напрасной. Это зависит от тебя, милорд.

Ричард порывался возражать. Но когда Балдуин повел отряд, уступил, развернул гнедого прочь от Удине и последовал за фламандцем. Уверившись, что погони нет, беглецы сбавили ход, так как берегли уставших лошадей. Нависавшие в течение дня облака рассеялись, и теперь путь им освещал неяркий свет луны и россыпи далеких звезд. После месяцев, проведенных в Святой земле, холод чувствовался особенно остро, и вскоре лица и руки покраснели и стали гореть. Силуэты горных пиков, вздымавшихся по обе стороны от дороги, только усиливали гнетущее ощущение, что их окружают опасности и враги, а будущее сулит беды.

Ричард несколько часов не произносил ни слова, и спутники, понимая, что помочь ничем не могут, оставили его наедине с мыслями, черными как декабрьская ночь. Из всех претерпленных им с момента высадки на истрийском берегу испытаний: голода, холода, недосыпания, позора спасаться от погони как лиса, убегающая от своры идущей по ее следу собак, ничто не потрясло его сильнее, чем пленение тамплиеров и арбалетчиков. Это заставляло его признаться самому себе, насколько он беззащитен и уязвим. Фульк обвинил его в том, что он не способен признать поражение, и клерк из Пуату прав: Ричард всегда стремился к победе, уверенный в своих талантах и свысока относясь к врагу. А теперь вот его обуревали неведомые сомнения. Сколько еще людей предстоит ему потерять? Как им избежать пленения в стране, где каждый высматривает подозрительных чужестранцев? А если его схватят, что тогда? Впервые король задумался всерьез о судьбе, которая постигнет его, если он окажется в руках у Генриха, будет зависеть от милости врага, не знающего оной. Английский монарх, помазанник Божий, отправится в немецкую тюрьму, а тем временем его земли в Нормандии будет прибирать к рукам этот ублюдок на французском троне, а Джонни заявит права на его корону. Как незнакомы были ему прежде эти терзания, так же незнакомо было и чувство, скакавшее рядом с ним по ледяной горной дороге – страх.

Прежде чем остановиться на привал в бенедиктинском монастыре Св. Галла в Моджо, путники покрыли двадцать пять миль. Монахи приняли их как пилигримов, и путники, отчаянно нуждавшиеся в отдыхе, смогли наконец выспаться в гостевом доме аббатства. Они надеялись, что путь по виа Юлия Августа, римской дороге, ведущей из Аквилеи в Альпы, будет полегче, потому что проезжая часть дороги была шириной в двадцать футов и вымощена камнем. Но вскоре обнаружили, что значительные отрезки пути нуждаются в ремонте, а погода становилась все хуже: им приходилось пробиваться через налетающие заряды снега, такие сильные, что подчас дорогу засыпало полностью. К этому времени они оказались в герцогстве Каринтия: краю суровом и диком, где к чужакам всегда относятся с подозрением, дремучие леса кишат разбойниками. Здесь мало было шансов повстречать еще одного щепетильного сеньора или переселенца из Нормандии, сохранившего привязанность к родной династии.

Беглецы обсудили возможность остановиться в городке Филлах, но осторожность возобладала и они поехали дальше, чтобы искать приюта в другом монастыре – бенедиктинском аббатстве на северном берегу большого озера Оссиах. На следующий день путники не жалели ни себя, ни лошадей, чтобы покрыть тридцать миль – впечатляющий переход по зимним дорогам. И когда дневной свет начал меркнуть, они уже подъезжали к обнесенному стенами городу Фризах.

Монахи в монастыре Св. Галла поделились с Ансельмом, что Фризах является одним из самых процветающих городов в Каринтии, поскольку в его окрестностях расположены богатые серебряные рудники, привлекающие искателей легкой наживы. Путники согласились, что в эту толпу не составит труда затесаться. И хотя это все равно рискованно, ничего не поделаешь, потому как наступала темнота, а им отчаянно требовались пища и отдых.

Они пришпоривали коней, но не спешили заезжать в гостиницу до тех пор, пока не убедились, что провести ночь во Фризахе будет безопасно. Разыскав таверну, расположенную напротив приходской церкви Св. Варфоломея, рыцари заказали ужин, а Арн тем временем отправился бродить по городским улицам, чтобы послушать, понаблюдать и сделать выводы о царящих в городе настроениях. Оставшись без него, пилигримы ощущали странное беспокойство – настолько привыкли они полагаться на парня за минувшую неделю. Его знание немецкого языка оказалось для них воистину даром Божьим.

Таверна была полна народа, разговор был громкий и веселый. Насколько можно было судить о Фризахе, то монахи из обители Св. Галла дали городу точное описание: деловитый, шумный и многолюдный. Отличное место, где можно затеряться, не то что в Герце, Удине или в Филлахе. Рыцари с наслаждением поглощали не слишком аппетитное блюдо из рыбы, подобающее рождественскому посту, радуясь, что нет необходимости терпеть холод и качаться в седле, и с любопытством улавливали звуки других, помимо немецкого, языков.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.