Точка

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Нет, — сказал Искин.

— Хорошо. Можете ли вы нам помочь выявить источник этого заражения?

— Я — бывший зэк, господин Мессер, а не научный сотрудник. Я не знаю тонкостей. Думаю, это полицейская работа.

— Но вам же интересны юнит-технологии?

— Мне интересно разрушение колоний.

— Говорят, Кинбауэр любил читать лекции перед теми, на ком ставил опыты. Возможно, вы помните что-то из них.

— Это вам не поможет.

— Почему?

Мессер искренне не понимал.

— Я сформулирую, — сказал Искин. — Юниты — это фабрика, которая их выпускает. Это штамповочный и программный цеха, это маркировочные, сигнальные и тестовые лаборатории, это особые белковые ванны, стерильный цех конечной комплектации. Грубо говоря, это технологическая и производственная база. Она там, — он показал за спину, — в Фольдланде. И я сильно сомневаюсь в том, что такая база появилась здесь.

— Но сами вот эти комплектации…

Искин кивнул.

— Конечно, их можно переправить через границу, можно каким-нибудь невероятным способом –

распылением в воздухе, плевками, начиняя из шприца сосиски и бутерброды (я иронизирую) — заразить мальчишек и девчонок, допустим также, что активация юнитов происходит автоматически, по времени формирования колонии, но тогда объясните мне, какой тайный смысл можно спрятать в акциях, которые тянут лишь на хулиганские выходки? Я не понимаю. У меня происходит диссонанс между применяемым инструментом и получаемым результатом. Вы же слышали про гвозди и микроскоп?

— Слышал, — сказал Мессер.

— Здесь то же самое. И потом, — сказал Искин, — Сальская область, несмотря на прошедшее время, так и осталась единственным примером работы юнит-технологии. Насколько я знаю, там под видом борьбы со вспышкой кори Фольдланд предоставил несколько медицинских автолабораторий, которые производили «вакцинацию» населения. Около месяца они колесили по области, прививая всех желающих. Так что охват случился очень высоким и обеспечил почти стопроцентную явку на референдуме.

— Безотносительно моего отношения к Фольдланду и канцлеру, — сказал Мессер, — это была выдающаяся спецоперация. Пусть и случилось это в стране-соседе, но мы совершенно прохлопали фазы операции, очухавшись только по факту.

— А я все думаю, что они ощущали после.

— Кто?

— Жители Сальской области.

— А они что-то помнили?

— Колонии не стирают память, когда распадаются в конце жизненного срока. Думаю, что многие просто приняли то, что произошло, как собственное волеизъявление. Но кто-то, возможно, почувствовал себя обманутым.

— В их жизни мало что изменилось, — сказал Мессер.

— Орднунга стало больше, — сказал Искин.

Мессер фыркнул.

— Орднунг юбер аллес! Ладно, — он покрутил в пальцах кружку, — а если эти дешевые трюки с ограблениями и вандализмом лишь отвлекающий маневр? Вспыхнуло здесь, мы бросились тушить, а рванет потом на другом конце или вовсе в столице? Что если это первая фаза чего-то большего? Я бы такого не исключал.

Искин улыбнулся.

— Знаете, какой самый большой недостаток выявился у технологии сразу же? Юнитов требовалось вводить в кровь. Колонии, запущенные в пищевод, дыхательные пути, посаженные на кожу, или не могли добраться до зон строительства, или просто погибали в первые же минуты из-за неблагоприятных условий среды. Понимаете? Для второй, третьей и последующих фаз вашего предполагаемого плана необходима «вакцинация» юнитами большого числа людей, а это неизбежно станет заметным.

— Возражу, — сказал Мессер, — эти вот банды местной молодежи полностью выпали из поля нашего зрения. И, честно говоря, мне страшновато представлять, сколько и каких обществ, групп, выразителей субкультур еще могли подвергнуться скрытой обработке. И все это у нас под самым носом!

— Вам и карты в руки, — сказал Искин. — Думаю, найти тех, кто колол им юнитов под видом хотя бы наркотика, не составит для вас труда.

Мессер посмотрел на часы на руке.

— Пройдемся? — предложил он.

— Если только до остановки омнибуса.

— Хорошо.

Мессер встал. Искин, подобрав портфель, поднялся следом.

Женщина с лохматой собакой исчезла. Но мужчина с газетой все также сидел на скамейке, правда, газету он уже свернул и теперь щурился, подставив солнечным лучам худое, выбритое до синевы лицо.

— Нам туда, — сказал Мессер, показывая в конец аллеи.

Они пошли по дорожке под буками. Мимо тяжело прокатил фургон, украшенный призывами покупать выпечку и шоколад от Ландта. Мессер держал шляпу в руке, легонько постукивая ею по бедру. Искину казалось, что улица тянется в прошлое, потому что дома по пути становились все приземистей и дряхлее, стены их обрастали плющом, в прорехах всплывали чудные, откуда-то из древности дворики, и где дальше может остановиться омнибус было совершенно не понятно. В лучшем случае, пассажиров здесь забирала карета. Восьмиместный дилижанс.

— Мне нравится этот район, — сказал Мессер. — Правда, говорят, что через него пройдет новая скоростная трасса.

— Я бы оставил, — сказал Искин.

— Я бы тоже, — сказал «безопасник». — Здесь спокойно. Это там, — он кивнул на вытянувшиеся над черепичными крышами зеркальные фасады делового центра, — жизнь пришпоривают, словно хотят нагнать само время, но мне больше по душе ее размеренный, плавный ход. Есть возможность понять, куда все несется.

— И куда? — спросил Искин.

Мессер ответил не сразу.

— К войне, господин Искин, разве это не очевидно? — сказал он, отсчитав с вопроса десяток шагов. — К войне.

Искин остановился. Небо потемнело. Порыв ветра чуть не вырвал шляпу из рук собеседника.

— Вы уверены?

— Более чем, — сказал Мессер.

Зиман-аллее заканчивалась, впереди обозначилась арка, за которой цветными пятнами мелькали несущиеся автомобили.

— Мне казалось, — сказал Искин, помедлив, — что фольдстаг не утвердил повышенные военные расходы. Под нажимом мирового сообщества, Лиги и угрозы санкций Штерншайссер год назад отказался от модернизации армии.

Мессер оглянулся на буки и проглядывающие за ними дома.

— Вы все еще там, в прошлом, — качнул головой на аллею он. — А смотреть надо в будущее.

Из арки навстречу им вынырнула парочка — светловолосый парень, темноволосая девушка. Парень был в полувоенном комбинезоне. Мессер посторонился.

— В газетах ничего нет, — сказал Искин, чуть ли не оправдываясь.

Слова о войне его ошеломили, в глазах прыгали мушки.

— Пока нет, — поправил Мессер. — Потом, знаете, многие в нашем правительстве симпатизируют Фольдланду. Кое-кто вообще считает, что только в связке с Фольдландом у нашей страны есть шанс не отстать в развитии от остальной Европы и Американских Штатов. Не говоря уже о Красном Союзе. Возродим древний Асфольд! Не слышали?

— Нет, — сказал Искин.

— Вот видите, — Мессер стукнул ногтем по железным, закрывающим проезд под арку воротцам. — Вы многого не слышали. Война будет, — уверенно сказал он. — Через два или три года. И газеты об этом еще обязательно напишут, не сомневайтесь. Правда, сначала она, наверное, покажется несерьезной, подумаешь, падет Данск.

— Данск?

— Самое вероятное.

— А мы?

— Мы, пожалуй, присоединимся еще раньше.

Искин почувствовал, как у него что-то сдвинулось в груди, защемило сердце.

— Юнит-заражение? — прошептал он.

— Вряд ли, — Мессер дернул щекой. — Все произойдет осознанно и с одобрения большинства. Не как с вашими юнитами. Кулуарно все уже обговорено. Федеральный совет и две трети бундесрата ждут только представления нашего сомневающегося во всем Шульвига. Канцлер очень осторожен и взвешивает варианты.

— А народ?

— Поддержит!

— И вы мне вот так это…

Мессер улыбнулся.

— Мы же договорились об обмене информацией, нет? Тем более, что я не выдаю никакой тайны. В любой газете от социалистов каждая вторая статья посвящена грядущему объединению, там даже уже примерные сроки указаны.