Точка

Бозен сухо улыбнулся.

— Со смертью Кинбауэра успехов не было и у Фольдланда. Хотя там, как водится, предпочитали это скрывать.

— Тогда я не понимаю, — сказал Искин. — Зараженные — местные?

— В какой-то части. Большинство являются беженцами, прибыли к нам от полугода до трех лет назад.

— Значит, Штерншайссер водит всех за нос! Скорее всего, юниты просто были недавно активированы.

— Возможно, это сейчас выясняют, — Бозен поднялся. — Я должен идти.

Он еще раз пожал руки Искину и Берштайну.

— Да, — он выложил визитку, — вот номер моего виссера.

Искин проводил его за стеклянную дверь.

— Извините, — сказал он уже на лестнице, — а что вы делаете с юнитами, извлеченными из ловушек? У вас есть оборудование для исследований?

— М-м-м… — замялся Бозен. — Скажем так, пока мы их только складируем. С такими технологиями мало кто знаком. Передовой край. Периодически мы отсылаем материалы в научные центры. Но сейчас, думаю, любая информация будет очень востребована, поэтому и за этих юнитов тоже возьмутся. Сейчас несколько стран открыли финансирование, разрабатываются особые микроскопы. С другой стороны, они ведь не испортятся, пока лежат, не правда ли?

— Я слышал о магнитонном сопряжении…

— Вы — специалист? — остро спросил инспектор.

— Нет, — сказал Искин, — но я работаю с магнитонными аппаратами…

— До свидания, — сказал Бозен.

Он спустился в холл и быстрым шагом покинул клинику. Искин вернулся в досмотровую.

— Знаешь, что мы упустили? — сразу спросил его Берштайн.

— Что?

— Мать Паулины нам так и не заплатила. — Лицо у Берштайна сделалось скорбным. — Представь, мы возились с ее дочерью, наверное, около часа, извлекли две, и то и три колонии юнитов, дважды прогнали через «Сюрпейн», а он одного электричества жрет на пол-марки за сеанс, и где благодарность?

Искин пожал плечами.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Иосиф. — Деньги все-таки надо брать вперед.

Искин выключил панель и сложил ее обратно под ложе, еще хранящее отпечаток тела девушки. Схема погасла. Иглы пульсаторов с едва слышным жужжанием принялись втягиваться в серебристую глазницу.

— Мы все на сегодня? — спросил Искин, обесточивая биопак у стены.

— Сейчас узнаю, — Берштайн нажал кнопку коммутатора. — Труди, у нас есть еще пациенты по записи?

— На вечер записана госпожа Ингрид Эгерсон, — ответил голосок секретарши. — Она будет после шести.

— И все?

— Да, господин Берштайн.

— А что у нее?

— Магнитонная терапия по рекомендации доктора Меера.

— А, понял, — Берштайн поднял голову. — С этим я разберусь сам, — сказал он Искину. — Спасибо, Труди. Вы можете взять перерыв.

Он отключился.

— Ты веришь в магнитонную терапию? — спросил Искин.

Берштайн пожал плечами.

— Многие люди верят. Это популярно. Как искусственный загар. Потом — лечат же ультразвуком. Ультрафиолетом. Здесь то же самое. Какой-то оздоровительный эффект наверняка есть.

— Неисследованный.

Искин достал из ящичка тумбы две спрятанные ловушки.

— Ага, — улыбнулся Берштайн, — я-то гадал, почему ты записываешь четыре ловушки, когда их было шесть.

— Эти я, с твоего разрешения, возьму с собой, — сказал Искин, упаковывая ловушки в пленку.

— Куда? Домой?

— В подпольную лабораторию.

Берштайн удивленно поднял брови.

— У тебя и такая есть?

— Есть многое на свете, друг Иосиф, что и не снилось меншлихе-фабрик.

Берштайн хмыкнул.

— Но ловушки ты вернешь?

— Послезавтра, — сказал Искин. — Завтра у меня продление пособия на карту беженца. Это, насколько я убедился в прошлом году, процедура не быстрая. Анкета, собеседование, сверка по базам данных.

— Слушай, серьезно — у тебя есть лаборатория?

— Нет, у меня есть выход на институт микробиологии в Замплине. Они для меня посмотрят юнитов хотя бы на номер серии.

— И зачем тебе это надо?

Искин спрятал обмотанные пленкой ловушки в портфель.

— Это не первая девчонка, у которой я диагностировал заражение в последние двадцать четыре часа.

— Ага, — сказал Берштайн.

Взгляд его стал внимательным.

— Рано утром я проводил сеанс в общежитии, — сказал Искин. — Там была вторая стадия. И вместе с рассказом Бозена это не может не настораживать. У Аннет, кстати, тоже было несколько юнитов.

Берштайн изменился в лице.

— Те не сказал мне…

— Они были мертвые, застряли в трахее. Важно, что в городе, похоже, кто-то отрабатывает технологию юнит-заражения.

— Это может быть только Фольдланд, — прошептал Берштайн и откинулся в кресле. — Думаешь, они хотят оттяпать еще одну область?

В его глазах промелькнул страх. Защелкнув портфель, Искин качнул головой.

— И поэтому грабят ювелирные ателье? По-моему, глупо.

— Почему нет?

— Имея глобальную цель, станешь ли ты заниматься банальными налетами? Тем более, что это разные группы юнитов, Иосиф. Орднунг-юниты и саботаж-юниты.

— А в чем разница?

Искин вздохнул.

— В программах.

— Погоди, но саботаж и ограбление — это разные вещи.

— Разницы как раз нет. Указывается предмет, время, начальная и конечная точки работы программы. Необходима просто настройка.

— Возможно, — сказал Берштайн. — Ты больше моего знаешь. Ты же, кажется, имел дело с этим в Фольдланде? Но, прости, разве это не выглядит подозрительным? Допуск наблюдателей в Киле и юниты здесь?

— Я подумаю, — сказал Искин.

— Подумай, подумай, — Берштайн поднялся. — Про деньги не забудь.

Он показал на нагрудный карман.

— Да, хорошо. До послезавтра.

Искин спустился по лестнице в холл.

— Труди, — обратился он к секретарше, которая сидела за стойкой, уткнувшись в газетный кроссворд, — у вас есть мелкая монета?

— А сколько вам нужно? — спросила Труди, поднимая глаза.

— Мне бы разменять десять марок.

— Ой, найду!

Труди достала сумочку и установила ее на стол. Щелкнула застежка, разъехалась молния, открывая внутренние отделения. Искин слегка отстранился, избегая смотреть в недра чужой вещи. Любопытно, конечно, но все равно, что в чужую жизнь заглядывать. Нет, он предпочел просто глазеть на Труди.

Ей было к тридцати. У нее были черные волосы, сколотые заколками. С правой стороны топорщился венчик. На левом виске серебрился тонкий узорчатый диск — Искин так и не понял, украшение это илирисунок. Крохотные морщинки, легкиетени под глазами, закушенная в поисковом раже губа. Крыло носа было проколото, в нем сверкал прозрачный камешек. Африканская мода.

Почему-то Искин поневоле начал сравнивать Труди сначала со Стеф, потом с Аннет. Обеим она проигрывала.

— Вот.

Секретарша выложила на стойку монеты в пять и две марки. Затем к ним присоединились еще четыре монеты — по двадцать пять грошей.

— Восемь марок, — сказал Искин.

— Да-да, я знаю.

Труди выдвинула ящик стола. Мелькнули зеркальце, расческа, какая-то книжка мелкого формата с золотистым крестом на темной обложке. Такие распространял тот же «Спасающий Христос».

— Сейчас.

Она мимолетно улыбнулась Искину. Коричневые монетки в один, пять и десять грошей добавились к предыдущим.

— Этого хватит, — сказал Искин, достав из кармана халата купюру. — Это вам, Труди.

Секретарша растеряно взяла банкноту.

— Но у меня, похоже, не набирается адекватной суммы. Погодите, я посмотрю в пальто.

— Не стоит, — жестом остановил ее движение Искин. Зажав портфель между колен, он сгреб мелочь в ладонь. — Я же должен вам марку за кофе, не так ли? А остальное будет авансом. За следующую чашку.

— Тоже сверхсладкого? — улыбнулась Труди.

— Непременно!

— Спасибо.

Искин кивнул.

В коридоре он переоделся, запихнув халат в пластиковую корзину, а бахилы — в урну. Вспомнив, достал из халата деньги. Теперь следовало где-нибудь пообедать. И лучше всего подошло бы какое-нибудь тихое место. Лем чувствовал необходимость серьезно обдумать новости от Бозена. Значит, никаких навязчивых официантов и толкотни.