Точка

— Тогда я предлагаю почистить легкие, сердце и трассы, а остальное оставить санслужбе, — сказал он. — Мы не сможем вывести девчонку из комы.

— Ты уверен?

— С амнезией и прочими поражения мозга — да, сможем. Но нормальной, вменяемой — нет.

— Что ж, я понял, — кивнул Берштайн. — Тогда я намечу участки, а ты попробуй нацелить излучатели.

— Голову не трогаем?

— Нет.

— Хорошо.

Искин налепил новые ловушки. Одну в подвздошье, одну — у сердца, и две — у ключиц. Девчонка никак не отреагировала. Дыхание ее было слабым.

С наведением пришлось повозиться. Оно у «Сюрпейна» присутствовало для «галочки». Дать импульс выжигающей мощности он был готов всегда. Но в аккуратных и хирургически точных, точечных операциях предсказуемо плыл. Для таких работ вообще мало какой аппарат годился. Разве что «Эскаль-Бюро» или профессиональный комплекс вроде «Сименс-Тиг суперМагнито 036». Только где их взять?

Минут десять Искин упорно совмещал на командной панели магнитонные области излучателей и участки на схеме. Добивался совпадения, фиксировал, укрупнял, выключал лишнее, корректировал. Берштайн безмолвно наблюдал. Мать девочки встала и смотрела, стоя. Ладонь ее упиралась в стекло.

— Готово.

Искин облизнул губы и удивился, что они соленые от пота. Совершенно не понятно было, как так можно вспотеть. Точки наведения подрагивали на коже девочки, будто живые пятнышки, собравшиеся у домиков-ловушек.

— Даю импульс.

«Сюрпейн» снова мигнул.

В изголовье ложа опасно заскрежетало, Берштайн ощерился — звук выводил его из себя. Запах озона стал гуще. Зашипел стравливаемый воздух. Точки наведения погасли. Искин, отступивший подальше, не почувствовал ничего. Но ловушки исправно замигали, собирая урожай колонистов. Общий счетчик сначала перевалил за пять сотен, потом подобрался к тысяче, замер на девятьсот семидесяти трех.

— Дьявол, — сказал Берштайн, посмотрев на цифры.

— Вот и я думаю, откуда? — сказал Искин.

Он принялся отсоединять разъемы, пока «Сюрпейн» обновлял схему.

Запиликал коммутатор. Не успел подойти к нему Берштайн, как в помещение с лестницы поднялись четыре человека в темно-зеленой санитарной форме и двое в гражданских костюмах. Санитары вкатили носилки.

— Мы должны изъять девушку.

Мужчина в костюме развернул, предъявляя, ордер. Он был где-то одного возраста с Искиным, носил усы и баки, вид имел равнодушно-усталый. Его жест с ордером был рутинным, многократно повторенным движением.

— Вы оперативно, — сказал Берштайн, отжимая клавишу на коммутаторе.

— Куда? — вскрикнула мать девочки. — Куда вы ее забираете?

Санитар и второй гражданский преградили ей путь.

— В стационар. В карантинный центр.

— А мое согласие? — спросила женщина, почему-то глядя на Искина. — Паулина — несовершеннолетняя. Вы должны спросить моего согласия.

— Это — третья стадия, — с сожалением произнес мужчина в костюме. — Мы имеем право, руководствуясь здоровьем пациента, принимать все необходимые меры без разрешения родителей или опекунов.

— Но я…

— Вы можете поехать с нами.

— Могу?

— Я вас провожу. У нас небольшой микроавтобус.

Мужчина повел женщину из досмотровой. Топик из ее рук выпал, и он, присев, его поднял. Паулину переложили на носилки, закрепили эластичными ремнями и повезли. Лица санитаров ничего не выражали.

— Попрошу сдать ловушки, — сказал мужчина, предъявивший ордер.

Оставшийся с ним санитар раскрыл принесенный с собой чемоданчик.

— Под опись, — сказал Берштайн.

— Разумеется, — последовал кивок.

Берштайн сел за стол, достал чистый лист бумаги и вооружился ручкой.

— Сколько их? — спросил он у Искина.

— Четыре.

— Замечательно.

С минуту Берштайн писал, сводя брови и двигая губой. Санитар и мужчина в костюме переминались с ноги на ногу.

— Можно было и по виссеру, — сказал мужчина. — Я бы заверил…

— Заверите, — кивнул Берштайн. Он тряхнул листком и зачитал: — У отделения «Альтшауэр-клиник», Декстра-гассе, три, изъято четыре электромагнитных ловушки от комплекса магнитонной терапии «Сюрпейн». Изъятие совершил… мне необходимо вписать.

Он поднял взгляд.

— Санитарный инспектор Бозен, — представился мужчина в костюме. — Николас Бозен, номер три-семь-двенадцать.

Берштайн снова заводил ручкой.

— Ну вот, — сказал он спустя несколько секунд, — теперь можете заверить.

Инспектор расписался, потом, подышав на извлеченный из кармана пиджака оттиск, приложил его к подписи.

— Устроит?

Берштайн повернул лист к себе.

— Да.

— Мы можем получить?

— Лем, будь добр, — обратился к Искину Берштайн.

Санитар раскрыл чемоданчик. Искин сложил в него ловушки от второго прогона.

— Четыре.

— Все, — сказал санитар.

— Благодарю за сотрудничество, — сказал инспектор Бозен.

Он пожал руки Берштайну и Искину.

— Простите, — остановил его в дверях Искин, — раньше ловушки не изымали. Что-то изменилось?

Инспектор почесал красноватую кожу щеки.

— Мы исследуем юнит-колонии, — сказал он неохотно. — Есть обстоятельства.

— Какие?

— Иди, Юрген, — отослал застывшего на лестнице санитара инспектор. — Я приеду позже. И скажи Майнриху, чтобы девчонку сразу поместили в отдельный бокс.

— Хорошо, господин инспектор.

Санитар исчез внизу.

Инспектор Бозен вернулся в досмотровую и несколько секунд, словно прикидывая, какую часть правды говорить, занимался леденцом в обертке — развернул желтый фантик, аккуратно, двумя пальцами взял конфету, повертел ее так и сяк.

— Хотите? — предложил Искину.

— Извините, — отказался тот, — это плохо для пищеварения.

— Плохо? — удивился Бозен и с сомнением посмотрел на леденец. — Хорошо, — замотав конфету обратно в фантик, он опустил ее в недра пиджака. — Вы знаете, что неделю назад ограбили отделение сберегательного банка на Линден-штросс?

— Что-то слышал, — кивнул Берштайн.

— Я — нет, — сказал Искин.

— А две недели назад пострадало ювелирное ателье «Хоппер и Меншольц». На Равензее. Были разбиты витрины и вынесено бижутерии на несколько сотен марок.

Искин поставил инспектору стул, сам притащил из угла небольшую банкетку.

— Есть связь? — спросил он, усаживаясь.

— Определенно, — кивнул Бозен. Он качнулся на стуле, видимо, выдерживая драматическую паузу. — Грабители действовали группами.

— Две группы грабителей?

— Четыре, — сказал Бозен. — Четыре группы по пять человек. Еще были взломаны кассы на автовокзале и разгромлено кафе на Фюнтен-плас.

Берштайн помял нижнюю губу.

— Замечательно. Причем здесь мы и причем здесь санитарная служба?

— Те грабители, что были пойманы, в основном, молодые юноши и девушки, все они были инфицированы. Собственно, это выяснилось случайно.

— Какая стадия? — спросил Искин.

— Четвертая. Полный контроль.

Берштайн стукнул указательным пальцем в столешницу.

— Здесь, в городе?

— Это пока ни широко, ни узко не афишируется, — сказал Бозен, — и я говорю это вам лишь для того, чтобы вы своевременно информировали нас, если в вашу клинику вдруг обратятся с любыми признаками юнит-заражения.

— На четвертой стадии уже не обратятся, — сказал Искин.

— Я знаю. Но ограбления и разгром кафе, как мы считаем, произошли именно под юнит-контролем. Поэтому любая стадия, любой зараженный помогут нам выявить, кто и с какой целью производит данные манипуляции.

— Разве не Фольдланд?

— Фольдланд уже полгода, как свернул свои юнит-программы, — сказал Бозен. — Международные наблюдатели, приглашенные в Киле, это подтвердили. Там остались одни корпуса. Шмиц-Эрхаузен законсервирован. Через месяц планируется подписание совместной декларации.

Искин потер лицо ладонями.

— Погодите, технология была только у Фольдланда. Кажется, ни в Европе, ни за океаном существенных успехов в юнит-индустрии достигнуто не было. Вроде максимум, что было заявлено институтом микроники Шлезвига где-то год назад, это то, что их программируемый юнит стал размером с ладонь.