Другой принц

В тот вечер сердце впервые заговорило с сердцем, и Бран что-то понял о себе, что заставило его уцепиться за Миру как последнюю связь с обычными людьми, а не родными ему оборотнями и Баратеонами, чьи судьбы для Брана, обычно видящего будущее как морскую рябь перед носом рассекающего ее корабля, были вырезаны в камне, словно они подчинялись напрямую тому, перед кем отвечать и Брану.

И вот теперь Мира пыталась напоить замершего на сутки у стола Брана разведенным в воде медом, чтобы поддержать его силы, он и так после своих разрушений в Асшае последнюю неделю был бледен и тих, только сидел, обнимая своего лютоволка. Лето и сейчас был здесь, но и он был бессилен позвать своего хозяина, а там, куда Мира не могла заглянуть, уже собиралась на выручку волчья стая.

Даже южное солнце Королевской гавани не тронуло загаром белую мраморную кожу Лионеля, которую ему подарили боги у Сурового дома, но Белым королем его пока называли только в Эссосе, где он побывал четыре года назад, когда под стенами осажденного Миэрина собралась пестрая армия наемников. Лионель был уверен, что Миэрин, дерзкий город, играющий с даром свободы, должен был остаться таким, каким стал, чтобы своим примером показывать силу старых порядков Вольных городов и трудности тех, кто решил эти порядки одолеть, а Станнис как раз достроил свой флот и полагал, что превосходящий его впятеро неприятель очень удобно сюда подошел.

Природа создала вулканы, которые по легенде породили драконов, но ей трудно сравниться с человеческой хитростью, собирающей небольшую силу в одной точке, как научила война. Гордые гискарийцы еще только поднимали паруса, смеясь немногочисленному флоту под почти забытым флагом, капитаны Кварта и Юнкая выстроили галеи в боевой порядок и были готовы скомандовать гребцам приналечь на весла, когда пришедший флот выстроился в линию и на палубы блокировавших Миэрин флотов хлынул Дикий огонь. Снаряды летели издалека, но ложились точно, некоторые сосуды с Диким огнем взрывались на палубах железным дождем, как когда-то за Стеной они рассыпали смертельный для упырей обсидиан, а к смешавшемуся под огнем флоту Вольных городов уже быстро приближались небольшие брандеры.

Как и в памятном сражении у Сурового дома, увенчавшем его вечной славой, адмирал Станнис Баратеон сошел на горящий берег одним из первых, когда еще не выползли на отмель плоские и широкие корабли десанта, чтобы выслать королевскую кавалерию вслед бегущему врагу, а флагман Салладора Саана с огромной железной воронкой на бушприте тем временем подошел к стенам осажденного города с моря, и смотревшие на буйство огня и смерти со стен начали истерически смеяться, потому что на большом парусе Салладор написал «Мы пришли с миром и дружбой».

- Нам откроют добром или нам еще отжечь? – сам собой спросил огромный рупор на бушприте, на фоне которого было легко не заметить забавного и острого на язык карлика.

Встреча глав враждующих семейств редко проходит гладко, даже если одни сидят в осаде, а другие приходят на выручку, но благодаря Тириону история вестеросской дипломатии обогатилась в тот вечер многими афоризмами, такими как «непривычному к свободе она как дураку стеклянный хрен: он и хрен разобьет, и руки порежет», «на драконе через зимнее море – это песнь льда и огня: не успел долететь, как задница еще не поджарилась, а голова уже обледенела» и, конечно, «Железный трон не такое место, где можно только языком».

- Я поживу здесь немного, мой король, - весело сказал наутро Тирион своему царственному племяннику. – Письма Эймона не подействовали, уговоры Барристана не помогли, Джон так и не приехал, а удачливые в бою негодяи, обнимающие после боя двух красавиц, многих одиноких девушек только бесят – хотя казалось бы: традиции, драконы, Эйгон Завоеватель. Я смешной маленький человечек, мне проиграешь – никто и не заметит.

Но, как ни старался Тирион, хлебнувшая горя и предательства таргариенская принцесса не доверяла ему и не принимала его советов, пока однажды она не услышала, как один из ее слуг спорит с Тирионом. Боясь того, что хитрый карлик взялся за подкуп и шпионаж, Дейнерис решительно подошла к открытой двери, не собираясь подслушивать, а собираясь сразу разоблачать, но даже за эти несколько секунд она успела заметить, что ее слуга очень сильно поумнел, а, войдя в комнату Тириона, наткнулась взглядом на белые глаза слуги, находящегося в непонятном трансе.

- Давай договорим попозже, - предложил Тирион, и слуга тут же стал самим собой и поклонился своей госпоже.

- Мой друг развлекает меня беседой и рассказами о Летнем море, где он сейчас, пока моя Арвин проводит время в ваших садах, - пояснил Тирион, отпустив слугу. – Его дару равно доступен любой человек, так что, если сегодняшний человек вам будет нужен, просто укажите мне на другого.

- Это не причинит никому вреда, - пообещал Тирион как можно мягче, но Дейнерис все еще не могла справиться со страхом: она хорошо поняла слова Тириона о том, что его другу доступен любой человек. С таким противником воевать нельзя, от него даже нельзя защититься или спрятаться.

- Этот мир виноват перед вами даже больше, чем передо мной, - сказал Тирион с доброй и грустной улыбкой, вставая на свои маленькие кривые ножки и намеренно медленно и неуклюже ковыляя к Дейнерис. – Как еще я мог убедить вас в том, что у нас добрые намерения? Я постоянно спрашиваю вас, как вам помочь, я бы не стал спрашивать, если бы хотел навредить.

- Твой друг может сказать мне, что на самом деле думает Хиздар? – спросила Дейнерис, ей и хотелось верить, что предъявленная ей беспредельная сила хочет ей добра, а не зла, и хотелось уверений и доказательств – быть одновременно беззащитной и защищенной можно только с тем, кого любишь и кто любит тебя, а не с безликим чародеем.

- Думаю, что да, - согласился Тирион.

- А найти того, кто управляет Сынами Гарпий?

- Я же уже говорил вам, принцесса, - мягко напомнил Тирион. – Нам нужно разобраться, как работает этот город, как устроено их общество. Менять нужно после того, как сумеешь понять. Если вы с помощью магии прилепите крылья хромой лошади, она станет хромать еще хуже, и совсем не факт, что она начнет летать. Не говоря уж о том, куда тогда прилаживать седло. Магией и драконами можно только разрушать, и Диким огнем можно только разрушать, а мы же хотим строить, правда?

После путешествия в Миэрин Лионель почти не покидал столицу: на обратной дороге при небольшой качке Сансу накрыла морская болезнь, а через восемь месяцев у них родился здоровый и крепкий малыш, чье зачатие, возможно, произошедшее сразу после отплытия из Королевской гавани, и послужило настоящей причиной неожиданной морской болезни на обратном пути. С тех пор Лео всегда напоминал своим девочкам, что теперь они в любой момент рискуют не только своим здоровьем, но, возможно, и маленькой жизнью. Особенно трудно было уговорить Арью, она не умела быть благоразумной, и даже когда пришло и ее время, только злилась на свою неуклюжесть, и Лео улыбаясь одевал на нее сапожки, раз уж она никого не пускает в свою спальню, и прислуга ей никогда не была нужна.

Непоседливость и беспокойность Арьи, от которых теперь у Лео екало сердце, припомнились ему в тот день, когда родилась принцесса Лианна, теперь выросшая в маленькую двухлетнюю малышку, такую же непоседливую, как ее мама, миленькую, темноволосую и кареглазую. У Сансы роды оба раза прошли легко, а Арья никак не могла разрешиться, и Лео боялся за нее и постоянно просил позвать папашу Менделя.

- Ай, не изводите себя, - устало махал рукой папаша Мендель, выходя от Арьи, - пара незаметных пустяков. В следующий раз будет несравненно лучше, шоб вы все так жили, как я сейчас говорю вам правду. А сейчас поимейте терпение, если бы все люди были одинаковые, я бы не имел такого счастья, как быть мейстером.

Когда папаша Мендель наконец пустил Лео к Арье, малышка уже пищала, а Арья была такой бледной, что даже ее губы казались белыми, и выглядела она куда хуже, чем когда в войну ее ранили за Стеной.