Страница 81 из 93
Поединок продолжался и при свете дня: Станнис в свободные часы решил учить Мелисандру читать лоции и прокладывать курс, чтобы она поняла свое место ученицы, но утихомирить ее смогло совсем не это, а мимоходом брошенная Станнисом фраза: «В этом походе мы будем терять не корабли, а людей». «Он не Азор Ахай, - напомнила себе Мелисандра. – Он идет навстречу смерти, и, возможно, мне придется привести его корабль в Штормовой предел, а его останки – в усыпальницу Штормовых лордов». Ей было страшно и тоскливо, слишком пустым снова стал бы для нее мир без того, кто учил ее пить ром, спасал ее от страшных снов и единственный, кроме нее, знал ее старое имя и ее горькое прошлое. Наверно, в первый раз она подумала о том, что она дочь степняка и бывшая рабыня, а он ближайший родственник королей, который не обращает на все это внимание и ведет себя с нею даже лучше, чем мог бы вести с равной ему женой. Но таких мыслей хватило всего на одно занятие и одну ночь, и Станнис подумал, что его просто дразнят, давая ненадолго то, что он хочет, и снова ускользая. На втором уроке мореходства отвязная девчонка Мелони хулиганила и приставала, так что карту на столе пришлось немного помять, а перед третьим занятием у Мелисандры появились собственные идеи, о которых ее никто не спрашивал, и, чтобы корабль точно не лишился управления, она притащила за собой боцмана, квартирмейстера и младшего сына Давоса, который был еще и грамотный.
- Ты нас всех заранее похоронить хочешь? – разозлился Станнис, выпроводив пришедших моряков и найдя им работу, раз им нечего делать. – Или ты путаешь боцмана и лоцмана?
- Ну накажи меня, - развязно предложила Мелисандра и облизнула губы.
Давос воспользовался старым приглашением своего адмирала и навестил его в обеденное время, когда флот стоял на рейде к юго-востоку от Скагоса, выслав несколько кораблей к Восточному Дозору за новостями и за Диким огнем. С первого взгляда Давос заметил, что Станнис похудел, хотя и до этого Станнис был сухим и жилистым для своего возраста, и Давосу пришли на ум истории, слышанные им в молодости, когда его приглашали смотаться за товаром в Волантис. Давосу тогда говорили, что колдуний Волантиса следует сторониться, потому что они вытягивают из соблазненных ими мужчин мужскую силу, чтобы породить убийственные для своих врагов тени. «Либо все же зарежу ее к черту, либо хотя бы напугаю до заикания», - пообещал себе верный Давос, но потом приметил, что его адмирал скорее помолодел, чем постарел, да и у вышедшей к ним и вставшей рядом со Станнисом Мелисандры заострились скулы и под глазами легли тени от недосыпа. «Кхм, - подумал про себя Давос, догадавшись, что по мере продвижения флота на север погода становилась все холоднее, а ночи у адмирала все жарче. – Срамота! У нас вообще-то тут война. Хотя с другой стороны, говорят, в гражданскую его брат несколько недель прятался в Каменной Септе в борделе и даже излечился там от ран. Мало того, что перетрахал там всех девочек в несколько кругов, так еще потом и вылетел оттуда бодрячком, когда к борделю подошел бой, вломил паре дюжин солдат и полдюжине рыцарей и так и сбежал, не заплатив шлюхам. Может, Баратеоны от этого дела только сильнее становятся. Так сказать, они же и того, они же и крепчают».
Памятный кортик Давоса все же имел за столом успех, тем более что Давос нарочно отрезал им мясо и даже накалывал на него куски, пользуясь кортиком как помесью вилки и шампура. Мелисандра, не забыв опасного старого контрабандиста, к удовольствию Давоса немного пряталась за Станниса, а Станнис совсем не возражал, он любил Мелисандру слегка пугать и даже хотел одолжить у Давоса его кортик на один вечер. Без таких выходок с Мелисандрой было пока не справиться, она всегда хотела быть с ним наравне: отдавалась его рукам, чтобы получить свое удовольствие, и сразу после этого бралась за него на своих условиях; даже оказавшись на спине, то расслаблялась под ним, то обхватывала его, словно показывая ему, что не он ее контролирует, придавив ее к койке или к полу, а все-таки она его. Вот тогда и стоило ее напугать, как в третий или четвертый вечер, когда Станнис прижал ее к полу и коротко сообщил ей, что по старому пиратскому закону в каюту капитана в любое время может войти любой матрос. Мелисандра сжалась вокруг него, выгнулась, пытаясь посмотреть, закрыта ли по-прежнему дверь, или Станнис вжимает ее в пол на глазах у пары зрителей, а коварный капитан таким обманным путем получил свое: тугую горячую женщину, предназначенную только для его удовольствия и не смеющую в такой момент играть с ним в игры.
Первая ночь на рейде, с час от часу крепнувшим ветром, напугала скорее Станниса: его медноволосая бестия полезла рассматривать его легендарную татуировку, и каждая большая волна угрожала капитану тем, что ему откусят. «А вот и нечего постоянно дергаться мне навстречу! - думала про себя озорная девчонка Мелони, у которой были свои резоны подвергать своего мужчину такому испытанию нервов. – Лежи теперь тихонечко и призывай милость Владыки Света». Но морской волк Станнис все же ее перехитрил, уперся в переборки рукой и ногой и позволил ей побыть неторопливой и нежной, как южное море.
В последнюю ночь на рейде у Скагоса, когда корабли, посланные за Диким огнем к Восточному дозору, уже вернулись, и на палубах начали укреплять большие осадные катапульты, чье появление со стороны моря так ошеломило защитников Пайка десять лет назад, высшие силы снова обратили на Мелисандру свой взор, чтобы проверить, насколько твердо она встала на путь исправления, и без предисловий показали ей сон, который единственный мог сойти за шепот Великого Иного.
Во сне на голове Станниса была корона, а у Мелисандры были власть и колдовское могущество. Станнис убедился в ее силе, вынув из пламени меч Светозарный, который не переставал светиться и через неделю, а молитвенный костер показал Мелисандре, что именно в Станнисе возродился Азор Ахай, и именно ей досталась славная ответственность провести его к победе и воцарению над миром. Станнис во сне и в самом деле смотрел как король, ничто, даже родная кровь, не останавливало его на выбранной им стезе, и могущество Мелисандры, которая могла устранять его врагов с его пути, рождало в нем благоговение. Станнис возил за собой в своих походах жену и дочь, но некоторые ночи принадлежали Мелисандре и принадлежали полностью: плодом этих ночей становились жуткие тени, убивавшие врагов короля, и Станнис не дерзал вмешиваться в темный и приятный обряд, замешанный на влечении и страсти. Ее боялись, перед ней трепетали, Вольный народ за Стеной в угоду ей сжигал своих богов и предал Короля-за-Стеной, а Станнис по ее слову отправил бы в огонь даже свою дочь, лишь бы достичь обещанной Мелисандрой власти и славы и разделить их с ней.
- А провалитесь-ка вы все к синему дьяволу! – ответила своему сну Мелони, она за это путешествие понабралась от моряков больше, чем за все остальные, уж больно языкатую да бесшабашную команду собрал ее капитан. И новые воспоминания нахлынули на сон, еще не успевший прийти к кровавой для обоих развязке, и Мелони вспоминала, улыбаясь во сне, как она выигрывает у Стана их ночную борьбу, оседлав его и отпихивая, смеясь, его руки от своей груди, и как она ему проигрывает, разметавшись по скинутым на пол одеялам, и это, черт возьми, даже приятнее. Мелони снова видела, как она сидит, болтая ногами, рядом со старым матросом на рее, как она пьет со Станнисом ром, а потом ревет у него на груди, и как он называет ее наедине именем рабыни, ее старым именем, постепенно стирая прикипевшую к этому имени горечь и наполняя его воспоминаниями счастья и страсти, и насколько ему все равно, кем она была, только жалко ее немного, наверно. Правда, жениться он так и не обещал, и спящая Мелони нахмурилась, а потом махнула рукой: вернуться бы с этой войны обоим, а остальное ерунда.
- Ему не все равно, - шепнул ей кто-то, кого тронула ее любовь, и сон показал ей скрытый в сердце Станниса гнев, и горящий в честь нее Волантис, и горящий в честь нее Асшай, и Мелони проснулась счастливая, хотя и забыла последнюю часть своего сна, а кому-то на небесах опять нагорело за самоуправство, политическую близорукость и склонность к авантюризму и бонапартизму.