Страница 60 из 88
А потом вдруг взбунтовалась и заявила, что намерена покинуть свой пост под тем нелепым предлогом, что он ей не нравится и она более не желает на него работать. В этот миг, после пяти месяцев службы, прямо на его глазах Дафна превратилась в совершенную незнакомку, которая ни во что не ставила ни его положение, ни его титул, ни его самого. Она показала своё истинное лицо, которое, как ему представлялось, прежде скрывала ради жалования под маской бесстрастной и расторопной служащей. Едва же появилась возможность уйти, как она тут же за неё ухватилась. И теперь он вынужден был применять всю свою изобретательность, дабы удержать Дафну у себя на службе.
А всё почему? Потому что он, видите ли, ей не нравился. Однако он вполне ей нравился, когда держал в своих объятиях. Когда целовал, и она целовала его в ответ, и наслаждалась их поцелуями не меньше его.
Энтони же она нравилась. Даже слишком. Он желал Дафну, как не желал до этого ни одну другую женщину. И это чувство было тем более неожиданно и удивительно, ведь поначалу он относился к своему реставратору совсем иначе. Неверно относился и неверно думал. Сейчас же, стоило ему чуть отвлечься, как мысли о ней наводняли его разум. Будь проклята честь! Почему он не соблазнил её, когда ему выпала такая возможность? Тогда бы, по крайней мере, он избавился от фантазий и сей одержимости, которые не давали ему работать.
Энтони уставился на фреску на рабочем столе. Задержал взгляд на вазе с виноградом, выцветший цвет которого был скорее лавандовым, чем фиолетовым. И с яростью стукнул кулаком по столу.
– Дьявол его побери!
– Ты звал меня? – раздался от двери манерно-медлительный мужской голос.
Не было нужды оборачиваться, чтобы узнать гостя.
– Дилан Мур, – глубоко вдохнув, сказал Энтони. Радуясь поводу отвлечься от беспокойных мыслей, он перевел взгляд с фрески на человека в дверях.
– И это ты называешь музеем, Тремор? – оглядываясь, спросил Дилан. – Больше похоже на мавзолей. Все эти каменные стены и статуи. Боже, здесь и саркофаг есть!
– Смотрю, ты никак не дойдешь до брадобрея, – выпрямляясь, заметил Энтони. – И сколь долго будет продолжаться этот твой последний бунт против высшего света?
Его друг ухмыльнулся:
– Пока ещё не решил. Мой камердинер каждый день устраивает представление по этому поводу. Боюсь, как бы однажды ночью он не опоил меня и не остриг бесчувственным. Однако я всё ещё полон решимости вернуть моду на длинные мужские волосы. Черт побери, Тремор, лондонским франтам нужен кто-то, кто бы держал их в узде.
Дилан не был франтом. Впервые встречаясь с самым знаменитым композитором Англии, большинство людей могли выдавить лишь невнятное «как поживаете?», поскольку внешний вид Дилана Мура поражал даже самых искушённых. Впрочем, в том задумка и заключалась.
Мур был почти так же высок, как Энтони. Его густые черные волосы волнами спускались на плечи и всегда находились в беспорядке, словно он только-только встал с постели. Глаза его были темны настолько, что радужка почти сливалась со зрачком, за что леди Джерси однажды назвала композитора Мефистофелем своего века. Это сравнение отлично ему подходило. Всегда иронично изогнутые брови, насмешливо кривившийся рот, очарование и удача – всё это объединяло его с тем падшим ангелом, в честь которого леди Джерси дала ему прозвище.
Муру льстило сие сравнение, и он подчеркивал свой мефистофелевский образ, всегда, независимо от случая, одеваясь только в чёрное. В этом скрывалась некая претенциозность, которая бесконечно его забавляла. Его длинный черный плащ с золотой подкладкой был знаком каждому в свете. Впрочем, как и его поведение, которое год за годом становилось всё скандальнее. Дилан вёл себя экстравагантно, слыл человеком с сомнительной репутацией и был желанным гостем на каждом модном рауте. Он также сочинил одни из самых прекрасных музыкальных произведений, что когда-либо слышал Энтони. Они дружили со времен Кембриджа.
– Так что же заставило тебя воззвать к дьяволу, Тремор? Наверняка работа, поскольку это, пожалуй, единственное, чем ты занимаешься. – Дилан, неспособный долго стоять на месте, начал бродить по комнате, рассматривая экспонаты. – А может, мысль надеть герцогские изумруды на шейку некой юной прелестницы заставляет тебя сквернословить?
– Может ли хоть что-то в моей жизни остаться в секрете? – преувеличенно вздыхая, спросил Энтони. – И насколько далеко зашли досужие сплетни?
– Наисвежайший список вероятных герцогинь был напечатан в одной светской газете неделю назад. А чего ты ожидал, дражайший друг? Что принесешь свои изумруды на Бонд-стрит, и никто не заметит?
– Глупо было надеяться на это, знаю.
– Очень глупо, – подтвердил Дилан и, рассматривая, остановился перед двумя высокими мраморными статуями. Наконец он вздёрнул бровь: – Ладно, давай на чистоту, приятель. Кто сия прекрасная леди?
– Леди Сара Монфорт.
Мур неверяще вскрикнул, театрально закатил глаза и, обойдя статуи, остановился у стола с бронзовым и железным оружием.
– Ты шутишь, Тремор. Скажи мне правду.
– Я совершенно серьёзен. Она пробудет в Париже до Сретения, и я ещё не сделал предложения, потому прошу тебя сохранить всё в тайне.
– Я слишком ошеломлен, чтобы поведать об этом кому-нибудь ещё. Такого я мог ожидать от кого угодно, но только не от тебя! Зачем связывать себя с пустышкой?
– Это весьма достойный союз.
– Без сомнения. Её имя стоит первым в том газетном списке. – Дилан взял в руки бронзовый нож, повертел и положил обратно на стол. – Зная, что ты разделяешь моё отвращение к женитьбе, могу лишь предположить, что ты идёшь на это наследника только ради?
Энтони начал потихоньку закипать. Он не желал вмешательства друзей в свои дела.
– К чему этот разговор?
Дилан поднял голову и встретил его взгляд.
– Тебе придётся лечь с ней в постель. – Он, казалось, был потрясён до глубины души. – Леди Сара – одна из тех внешне прекрасных женщин, в которых нет ни капли страсти.