Страница 46 из 88
Энтони весь внутренне напрягся. Скорее всего они всесторонне его обсудили. Болезнь и смерть его отца всегда были любимым предметом для сплетен и домыслов.
– Уверен, они сказали вам намного больше, мисс Уэйд.
– Только это, и в их словах не было ни злобы, ни враждебности, если вы этого опасаетесь.
Энтони невесело рассмеялся.
– Видимо, беседа ваша была короткой, – посмотрев на Дафну, он увидел, что она перестала резать сыр. Лицо её по обыкновению своему было серьёзно, и всё же он почувствовал осуждение в её молчании. Осуждение и лёгкую грусть. – Я не люблю сплетен, мисс Уэйд, – почему-то посчитал он необходимым объясниться. – Не люблю, когда обсуждают каждое моё действие, мою жизнь или жизнь моей семьи. Я иду на всё, чтобы давать как можно меньше пищи для слухов.
– А вы обвиняли меня в том, что я скрытная, загадочная и всё держу в себе. Похоже, что, несмотря на разницу в титулах и положении, мы не так уж сильно отличаемся, – сказала Дафна, и слова её прозвучали так, словно они удивили её саму.
– Верно, – согласился Энтони, столь же удивлённый. – Видимо, так оно и есть.
– Что же касается сплетен, то можете не волноваться. В них не было злого умысла. Сказали лишь, что вы очень красивый мужчина, хороший и заботливый землевладелец. Единственные критические замечания, которые прозвучали, исходили от дочерей лорда Фицхью. Замечаний было три: вы производите немного пугающее впечатление, устраиваете мало приёмов для местного дворянства и не посещаете ассамблеи в Вичвуде. Однако юные мисс Фицхью согласились, что если бы вы заговорили с ними во время их прогулок в парке Тремор-холла или пригласили их на танец на ассамблее, они бы тотчас же упали в обморок.
– Как же я рад, что могу заставить юных барышень упасть в обморок. Ещё одна из многочисленных обязанностей герцога.
– Вам не лестно их благоговение?
В спокойном тихом голосе прозвучал упрёк, и Энтони вновь захотелось оправдаться.
– Они же меня совсем не знают. Из-за моего титула, состояния и, возможно, внешности они считают мою жизнь сказкой, мечтой и думают, что хотели бы стать частью этой сказки.
Дафна прикусила губу, словно стремясь сдержать колкое замечание. Отведя взгляд, она заметила:
– Может быть, они и предаются мечтаниям, но разве это плохо?
Энтони был уверен, что она хотела сказать что-то другое. И он бы многое отдал, лишь бы узнать, от каких именно слов она удержалась. Он ждал продолжения, но его не последовало.
Глядя вдаль, на расстилавшиеся перед ним собственные владения в ярком осеннем уборе, Энтони заговорил сам:
– Вы правы. Не могу не признать этого. В их внимании нет ничего плохого, и мне и правда должно быть лестно. Следует помнить об этом.
– Верно, – повернув к нему голову, согласилась Дафна. – Следует.
Энтони насмешливо улыбнулся.
– Почему так выходит, мисс Уэйд, что в вашем обществе я никак не могу почувствовать себя тем надменным герцогом, каковым вы меня считаете? Скорее, даже наоборот, ибо едва ли не каждый раз вы ставите меня на место и не даёте мне зазнаться.
– Я и не знала, что мои слова так на вас влияют.
– Влияют, ведь ваше мнение в последнее время стало для меня очень важным. Прошу, не воспринимайте моё прохладное отношение к вниманию дочерей сэра Эдварда как доказательство моей бесчувственности. Иногда герцогский титул становится тяжёлой ношей. Как дочери рыцаря обе мисс Фицхью даже представить себе не могут, насколько трудно нести этот груз.
– Я понимаю, о чём вы говорите, – опустив глаза на нож в своей руке, сказала Дафна. – Но кто-то может считать жизнь герцога полной всевозможных удовольствий и приятностей.
– Уверяю вас, я не считаю своё положение само собой разумеющимся и понимаю, что благодаря удаче рождения я получил возможность наслаждаться всеми благами мира. Я ценю это.
– Я говорю не только об этом, – неожиданно страстно сказала Дафна. – У вас есть собственное место в этом мире, ваша светлость, и вы его знаете. Это очень важно.
Несмотря на всплеск чувств, Дафна сидела совершенно неподвижно. Энтони был поражён. Раньше он полагал, что её невозмутимость говорит о неспособности глубоко чувствовать. Сейчас же, после почти месяца более внимательного изучения своего реставратора, он понимал, что вернее обратное. Опустив глаза, он увидел, что Дафна с такой силой стиснула нож, что костяшки её пальцев побелели. В ней кипела страсть. Просто она была внутри, не на поверхности.
– Вы даже представить себе не можете, каково это – знать, что ты не принадлежишь никому и ничему, – продолжила Дафна странно напряжённым голосом. – Не иметь корней, которые привязывали бы тебя к определённому месту и давали бы цель в жизни. Вам не следует мне завидовать. Это я вам завидую.
– Нет ничего удивительного в чувстве, будто у тебя нет корней, когда не имеешь собственного дома. – Энтони заметил, что рука Дафны начала дрожать, и он приподнял её голову за подбородок. Он хотел увидеть её глаза, пусть и через стёкла очков. – Когда-нибудь вы найдёте своё место, мисс Уэйд. Со временем это удаётся всем.
– Надеюсь, ваша светлость.
В эту секунду Энтони скользнул подушечками пальцев по нижней губе Дафны.
– Скажите, – вырвалось у него невольно, – как, проведя почти всю жизнь в пустыне, вы смогли сохранить кожу нежной, как бархат?
– Я… – начала было Дафна – пальцами он ощутил движение её губ, – но остановилась. Сделала глубокий вдох, выдохнула, облачком дыхания овеяв его руку. – Я всегда работала под навесом.
– В самом деле? – Пальцами Энтони очертил контур её рта. Какие невозможно мягкие губы!
– Именно так. К тому же я почти всегда носила шляпу и вуаль.