Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 8

В Части II в рамках витгенштейновского в широком смысле подхода мы критикуем метафизический реализм, платонизм и структурный реализм в философии физики и предлагаем заменить их «контекстуальным научным реализмом». В этих рамках решаются основные философские проблемы философии физики. В частности, контекстуальный подход применяется для выяснения природы физической теории, смысла принципа соответствия и единства физики, трактовки проблем пространства и времени, специальной и общей теории относительности, квантовой теории, теории струн. Также даётся ответ на аргумент пессимистической индукции, решаются (устраняются) проблемы доступа к реальности, недостижимости идеала и другие.

Физическая теория интерпретируется как «витгенштейновское правило» (норма) для «измерения» физической реальности, а практика её применений – как «форма жизни» в смысле позднего Витгенштейна. Её истинность логическая в смысле витгенштейновской «философской грамматики». Она может быть либо применимой, либо нет, но не может быть ложной. Поэтому в противоположность позиции Карла Поппера мы утверждаем, что критерием устоявшейся научной теории является её нефальсифицируемость. Статус витгенштейновского правила имеет, например, «замкнутая теория» Вернера Гейзенберга. (Глава 5.)

Изучаются процессы эволюционного и революционного преобразований физики – в частности, перехода от классической парадигмы к квантовой. Принцип соответствия интерпретируется как принцип естественного обобщения. Утверждается, что физика и природа одновременно и едины, и плюралистичны. (Глава 6.)

Вводится различие между классическими и квантовыми концептами и иллюстрируется их применение. Устанавливается связь между квантовой проблемой измерения, «трудной проблемой» философии сознания и витгенштейновской проблемой следования правилу. Эти проблемы устраняются логически. (Глава 7.)

Анализируются аргументы в пользу тезиса о возможности «неэмпирического подтверждения» физической теории (например, теории струн) и, в частности, аргумент об отсутствии альтернатив. Утверждается, что принцип вывода к наилучшему объяснению является более фундаментальным, чем аргумент об отсутствии альтернатив. (Глава 8.)

Наша реалистическая точка зрения иллюстрируется на обыденных и физических примерах. В частности, утверждается, что бозон Хиггса представляет собой контекстуальный объект в рамках Стандартной модели и практики её применения, а природа гравитационных волн в известном смысле зависит от выбора физической теории для их описания. (Глава 9.)

Выявляется смысл и природа пространства и времени. Утверждается, что пространство-время реально, контекстуально и плюралистично. Физическая дуальность трактуется как семейное сходство между физическими теориями. (Глава 10.)

Предлагается реалистическая интерпретация квантовой механики. Посредством контекстуализации устраняется остаточная метафизика в реляционной квантовой механике Карло Ровелли, интерпретации Эверетта и копенгагенской интерпретации. (Глава 11.)

Запутанная волновая функция трактуется как «причина» квантовых корреляций. Утверждается, что коррелирующие события на автономны, а определяются в контексте их наблюдения. Независимо от средств их наблюдения нет никаких событий. Редукция волновой функции в «процессе измерения» не реальный физический процесс, требующий своего объяснения, а переход в контекст измерения конкретного значения физической величины. Соответственно, измерение не физическое взаимодействие, возмущающее состояние системы, а идентификация контекстуальной физической реальности. (Глава 11.)

Проблема измерения, или проблема применения физической теории к реальности, возникает в результате смешения категорий идеального (теории, концепты) и реального (применение теории). Она устраняется («растворяется») логически. Проблема – инстанциация витгенштейновской проблемы следования правилу. Роль витгенштейновского правила (нормы), «измеряющего» физическую реальность в рамках языковой игры его применения, играет квантовая теория. (Главы 7, 11.)

Применительно к философии физики критикуются общие предпосылки эпистемологии и метафизики модерна, в частности проблема доступа к реальности и репрезентационализм, и утверждается, что реальность физических объектов зависит от контекста.

Примечания:

1. Если не указано иначе, все переводы с английского, французского и немецкого наши.

2. Мы иногда будем употреблять следующие сокращения: «в-правило» вместо «витгенштейновское правило», «ЯИ» вместо «языковая игра».

3. Мы переводим употребляемый Жосленом Бенуа французский термин le sensible (см. [76]) как Ощущаемое и интерпретируем соответствующее понятие.

Часть I

Контекстуальный реализм и философия Витгенштейна

«(…) Реализм не идеальности, а правила, трактующий реальные инстанциации не как приближения к чему-то бы ни было, а как применения, корректные или некорректные, правила» [88, p. 20].

Глава1

Контекстуальный реализм

В качестве первичного фундаментального понятия мы выбираем понятие реальности. По определению реальность такова, какова она есть. Это определение категориальное [75; 82]. Оно устанавливает логический статус понятия реальности, а не определяет её свойства. О реальности как таковой нельзя ничего сказать позитивного. Не имеет смысла строить теорию реальности как таковой. Можно, однако, содержательно изучать те или иные виды или области реальности. Обыденная реальность (дома, деревья, люди, обыденные вещи), физическая реальность (кварки, электроны, атомы, галактики), математическая реальность (числа, аксиомы, теоремы), социальная реальность (государства, границы, правовые системы, социальные статусы) и другие виды реальности различны по своей природе, которая требует своего выяснения. Тем не менее они реальны в одном и том же смысле, определяемом концептом реальности.

Концепт реальности в результате исторического развития человечества и возникновения новых видов и типов реальности обогащается. Он может в известной мере корректироваться. Квантовая физика, например, вносит коррективы в наши представления о реальности. Квантовая частица не классическая частица. Она как бы может одновременно находиться в разных точках пространства, и не имеет смысла говорить о её траектории. Понимание природы квантовой реальности требует понимания роли квантового «наблюдателя». Выявляются также новые виды социальной реальности. Например, Маурицио Феррарис вводит в социальную онтологию «онтологию документов» [208; 209]. В результате развития вычислительной техники и информатизации общества возникли понятия цифровой и информационной реальностей. И так далее. В то же время в обозримой перспективе сам концепт реальности не может измениться. Как мы уже сказали, реальность просто такова, какова она есть. К тому же, с каким бы сложным видом реальности мы не имели дело, в конечном итоге мы всегда отталкиваемся от обыденной реальности, которая никуда не исчезает.

Если бы концепт «реальность» с лёгкостью менялся или определялся по нашему желанию, он перестал бы быть подлинным концептом реальности. Подлинный концепт реальности должен быть укоренён в самой реальности, а не введён теоретически. Он нам необходим. Для того чтобы действительно иметь дело с реальностью, действовать в реальном мире (а действовать можно лишь в реальном мире), мы должны владеть подлинным концептом реальности, не уводящим нас в мир иллюзорный, не блокирующий нас в наших действиях, не способствующий конформизму и принятию той актуальной социальной реальности, которая нас окружает и, как правило, требует изменений.

Реализм предполагает измерение реальной ангажированности субъекта – ангажированности с реальностью (а другой ангажированности не бывает). Антиреализм игнорирует это измерение. В этом смысле, как пишет Мишель Битболь, он страдает от этического дефицита [95]. Другими словами, у антиреалиста нет концепта реальности или же этот концепт специфический, не подлинный. «Реальность» антиреалиста на самом деле не реальность. Подлинный концепт реальности требует наличия чувства реальности, возникающего в нашей жизни, конкретной практической деятельности. Это чувство может ослабнуть или исчезнуть, как это имеет место, например, у скептиков и постмодернистов16.

16

То же самое может произойти и в обыденной жизни. Лев Толстой, например, в преклонном возрасте говорил, что наша жизнь – это сон, а не подлинная жизнь.