Враг твой

— Ривер Сонг считала, что в случае необходимости его легко можно найти, — отвечаю. — Она не стала бы давать мне это указание, если бы не придумала способ передачи, который может быть вычислен далеком. Просто раньше в этом не было необходимости.

— Что такое «нерешённый день», объясни-ить? — вдруг требовательно озвучивает Серв. По-моему, к нему вполне готовы присоединиться те представители элиты, которые не в курсе подробностей. И кстати, мне самой интересно, какое определение ему даст наш специалист, потому что мои сведения слишком туманны.

Но вместо Контролёра отвечает сам Император:

— Крупнейшая фиксированная точка с незафиксированным результатом во Вселенной. Дата, которая обязательно наступит, но что именно случится, неизвестно. Из-за необычности нерешённого дня путешествия за его черту невозможны без компенсатора парадоксов. У далеков нет таких технологий.

Фиксированная точка с незафиксированным результатом?! Вот такую формулировку я слышу впервые, она предельно конкретна и позволяет наконец оценить уровень проблемы, уже не фиолетовый, а ультрафиолетовый. Фиксированная точка на то и фиксированная, чтобы иметь один и тот же результат вне зависимости от событий. А тут наоборот — всем известно, что произойдёт нечто глобальное, а как именно и с какими последствиями, никто не знает, даже сама Вселенная, потому что этот фактор постоянно меняется, чего не бывает в обычных фиксированных точках. Учитывая, что под нерешённым днём подразумевается какой-то вариант «конца света», темпоральная катастрофа и глобальный разрыв ткани реальности, а накануне даты «Х» появляется некто, рискнувший напасть сразу на две хронодержавы, пусть и ослабленные глобальной войной… И значит, ему есть что противопоставить им обеим… Ой, мама-радиация. Вторая Война Времени. За одни сутки. Это она, и от неё не отвертеться.

— Мать Скаро, ты не будешь принимать участие в дальнейшем заседании. Удались с совета, — вдруг неожиданно гремит с экрана.

— Я подчиняюсь, — не поняла?.. Но встаю, салютую и покидаю зал. Наверное, они опять будут обсуждать нечто не для слуховых рецепторов ходячего парадокса предопределения. Обидно, но уже почти привычно.

Торчать у дверей глупо, вроде как не у дел получаешься, да и заседание может на сутки затянуться. Вопросы задавать? Не в текущей обстановке. Следовательно, надо вернуться в свой отдел. Понадоблюсь — вызовут. А пока есть шанс поспать.

Ситуация не проясняется ни через день, ни через два. Обо мне словно забыли, как и обо всех моих подчинённых, если не считать проверки на лояльность у безопаски, но сейчас всех через неё прогоняют, чисто на всякий случай. Однако так просто не бывает, чтобы действующий отдел и член Верховного Совета оказались в забвении, и чем дольше тянется молчание, тем больше я подозреваю, что это неспроста. Готовлю для ребят запас работы, отсыпаюсь, размышляю о письме Ривер и о том, где может носить Хищника, восстанавливаю погибшее на эскадре личное барахло — я брала туда две смены белья и расчёску, но их удалось заменить на складе отложенными в резерв вещами Дельты, — провожу профилактику импланта у техников, а то опять фильтр пошаливает, и уже начинаю ёрзать от нетерпения. Наконец, на шестые сутки приходит приказ явиться в хронолабораторию с вещами.

Кое-как свернув всё, что было на экране, выключаю компьютер и задвигаю кресло. Одежду, предметы гигиены, оружие — в коробку как попало. Пока выгребаю с полки своё хозяйство, появляется наш номер Двадцать Два, он же Эта, с подносом, на котором стоит стакан протеинового коктейля и лежат питательные гранулы. Естественно, мои метания ставят его в затык, а до сих пор действующее разрешение задавать вопросы позволяет поинтересоваться:

— Что произошло, Мать Скаро?

— Вызов в хронолабораторию, с вещами, — подхватываю ящик, засовываю под крышку свисающий кончик гольфа и, не в силах сдержать радость, несусь на выход, а значит, на Эту. Горстью сгребаю таблетки, закидываю в рот и кое-как проглатываю, залпом выхлестнув в себя стакан с пойлом. — Двадцать Второй, отставить волнение. Номер Два! За старшего до моего возвращения или альтернативного приказа командования!

Пусть будут паиньками. Самым хорошим добуду по шоколадке.

Дом, милый дом, до свидания! Я буду ужасно по тебе грустить. Не сомневаюсь, что погрустить придётся, иначе зачем мне приказано взять с собой личные вещи? Это не передислокация отдела, об этом бы известили заранее и всех. Куда более возможно то, что меня отправляют на задание. Уже безразлично, какое. Как там выразился кукурузный старлей — «плевать»? Так вот, после падения в Вихрь и милой встречи со сфероидами уже плевать, куда ещё меня засунет Империя. Чувство страха отшибло напрочь, осталась только радость — кончилось шестидневное непонятное сидение на одном месте, я снова в деле. Да хоть командировка на Галлифрей, я всему рада!

Этаж, где расположена главная хронолаборатория, находится на самом верху базы «Центр». Меня ждут, и, отчитавшись местному узлу контроля, я быстро шагаю по знакомому, залитому зелёным освещением коридорчику к шлюзовой, ведущей в стерилизационную камеру. Понятно, что это необходимая мера, иначе велик риск не только притащить на базу что-нибудь из глубин Времени, но и нечаянно потерять там что-нибудь типа микроорганизмов. А то однажды, ещё в глубокой древности, далеки-темпоральщики доигрались с неучтёнными мелочами, и на Сол-3 и Сто появилась обычная скарианская болячка, теперь известная там как «корь», а оба вида с тех пор очень быстро приобретают иммунитет к нашим вирусам на её основе. Больше подобных издержек производства хроноотдел старается не допускать.

На этот раз мозг регистрирует все детали, не отвлекаясь на абстракции. Захожу в узкое, похожее на шлюз, помещение. Вещи приходится вытряхнуть на обработку в специальную камеру, а самой — набрать в грудь побольше воздуха, зажать рукой нос, закрыть глаза и не дышать те три рэла, пока через стерилизатор проносится ядовитый газ, а лампы переходят в ультрафиолетовый режим. Следом идёт волна тёплого аэрозоля, растворяющего остатки яда на одежде, лице и в волосах, потом — порыв горячего воздуха. Через некоторое время открываю внутренний люк — уже умеренно обеззараженная, но опять взъерошенная. Сила обдува рассчитана на далека, а не на прототипа, волосы традиционно стоят дыбом, и пригладить их толком без влажной расчёски не получится. Получаю у выхода свои вещи, всё-таки слегка пованивающие отравой, но это ненадолго, газ быстро разлагается. Сметаю барахло в ящик и наконец прохожу внутрь.

Когда я впервые здесь оказалась, я ещё не особо приглядывалась к деталям — слишком их в лаборатории много и слишком не до того мне было. Но за месяц постоянно пересекающейся работы с Контролёром я пообвыклась и уже спокойно воспринимаю здешние габариты. Только под внешней бронёй станции можно позволить себе такое большое открытое пространство без несущих конструкций, зато похожее на лабиринт из аппаратуры. Стерильная белизна, никаких тёмных деталей, даже пол молочно-белый, чтобы каждую соринку и пылинку видеть сразу. Уборку тут проводят раз в три скарэла, такой чистоты даже в микробиологической лаборатории, наверное, нет. Ярко выделяется на общем фоне гигантский темпоральный гироскоп в центре зала — два лера в поперечнике, окутанный мягким золотистым маревом артронной энергии, вполне различимым даже при свете. На нём держится всё локальное время наших баз в междумирье, и с него же координировали наши флоты и внешние станции, пока они ещё существовали. Освещение в лаборатории, кстати, устроено так же, как в зале Совета — источников не видно, но очень светло и в принципе нет падающих теней. Штат в основном состоит из «синих» и «оранжевых», но сервы тоже попадаются. Конечно, не тупые исполнители, а высококлассные наладчики с талантом решать экстренные нестандартные задачи без помощи извне и с чутьём ко Времени. Других сюда не берут.

— Мать Скаро явилась по вызову, — отчитываюсь погромче, чтобы обратить на себя внимание страшно занятого персонала, и вдруг замечаю деталь, которой раньше здесь не было.