Враг твой

— Не понимаю. Объясни?

— В них нет смысла. Дешевле создать боевого робота без биологической части, результат будет одинаков, а ресурсозатратность в несколько раз меньше. Это игрушечные солдатики. Один сбой, и они не в состоянии выправиться сами, а соседним и в мозг не придёт их выправить. Даврос просто создавал себе игрушечную армию. Без него вся махина теряла смысл и централизацию, умирала, как колония насекомых без царицы. Далеки с отключёнными на генетическом уровне эмоциями были не в состоянии самоподдерживаться. Далеки с отключённой на генетическом уровне моралью не могли укреплять своё государство, потому что не чувствовали перед ним своей ответственности. Без живого, скажем словами создателя, «несовершенного» мозга во главе улья они — ничто. Поэтому я отказался от этого пути и сформулировал и развил Общую Идеологию. Она позволяет нам оставлять все чувства внутри нашего общества, направлять их только друг на друга и на Империю. Наша привязанность к Скаро, наша верность государству, наше абсолютное доверие друг другу и готовность к самопожертвованию — даже низшие их видят и признают за нами «зачатки положительных эмоций».

— Не цитируй Доктора, — умоляюще прошу я.

— Хорошо, не буду, — в голосе опять звучит лёгкая насмешка, но потом тон вновь делается серьёзным. — Фильтр просто помогает удерживать моральное равновесие и стремится задавить вольнодумство, чтобы в Империи не возникало расколов. А низшие просто ничего не понимают, хотя это очевидно. И они во многом похожи на нас, просто менее совершенны — тоже стараются держаться вместе и улучшать своё общество, как умеют. И никогда не будут испытывать симпатии к насекомым-паразитам, приползшим к ним в дом, и не станут с ними разговаривать. Скорее возьмут, как оно называется… обувь и прихлопнут.

— Тапок, — напоминаю я лукаво.

— Тапок, — соглашается Император. — Подводя итог, я не хотел видеть Империю сборищем нежизнеспособных и дорогих в производстве солдатиков. Она должна была быть способна воссоздаваться даже в случае утраты верховного руководства, даже в случае полного развала. Самоорганизовываться и развиваться, как и положено истинной жизни в её высшем проявлении. А не маршировать по плацдарму на радость сумасшедшему создателю — «направо, налево, бездумье превыше всего».

— А Доктор меня дразнил присловьем «мысли пачкают мозги».

— Теперь и ты его цитируешь, но это извинительно. Он слишком много значит для нас обоих и слишком часто и довольно метко нас критикует, чтобы прекратить ссылаться на его слова. Так вот, руководствуясь знаниями о Хищнике — он сказал бы то же самое любому солдату любой армии. Это его неприязнь к профессии. Но ты, надеюсь, выше того, чтобы обижаться на испорченную перцепцию мятежного галлифрейца?

Киваю и вгрызаюсь во второе яблоко, наконец вспомнив, что оно у меня в руке.

— Империя далеков должна существовать, как высшая форма развития жизни, — продолжает правитель. — Мы не просто идеал, мы — образец для всех остальных. Рано или поздно всё склонится перед величием далеков.

— А потом умрёт, — с наслаждением заканчиваю я. — Нам же не нужны конкуренты на эконишу.

— И всё-таки, возможно, они появились, — задумчиво отзывается Император.

Прекрасно понимаю эту задумчивость.

— Чисто технически, мы могли бы создать подобное оружие, — шамкаю набитым ароматной яблочной мякотью ртом. — Но для этого требуется форма кораблей ровно такая, какую использует противник, а значит, придётся полностью реформировать кораблестроение. Это долго и непрактично, а кроме того, на сфероиды плазма не подействует — там сильное экранирующее поле на гравитационной или магнитной основе, поверх которого заряд и собирается. По-моему, нам просто следует форсировать собственную защиту на основе того же самого гравитационного искривления. Это же луч, а значит — фотоны. Гравитация их отклоняет. Или же постоянно ходить под многомерной маскировкой, она тоже изворачивает пространство. Не скроет, но от обстрела защитит.

— Это наиболее эффективное и доступное инженерное решение, — соглашается Император.

Яблоко уничтожено, отламываю хлеб и кусок сыра. Резать-то всё равно пока нечем, да и бессмысленно тратить время на изготовление ножа. Кстати, если пропустить нагревающий разряд сквозь сыр, он расплавится и станет вкуснее, что я и делаю под любопытным взглядом из-под плаща. Приходится даже пояснить, чем именно я занимаюсь и зачем, и даже отломить на пробу небольшой кусок мякиша, облитый солоноватой тянучкой. Там, правда, хлористого натрия умереть сколько, но для нас это яд не больший, чем для землян, просто очень непривычно на вкус. А так — вредно, но не смертельно.

— Для далека ты невероятно адаптирована к выживанию среди низших, — заключает Император, и я даже не знаю, комплимент это или уже предупреждение. — Доедай, и займёмся передатчиком.

Под его указаниями я вожусь с остатками темпорального ротора. Довольно мило наблюдать, как правитель периодически наталкивается на недостающие внешние информационные базы и задумывается, пытаясь вспомнить нужное самостоятельно. Очень радует то, что я хотя бы иногда знаю то, что он не может вызвать в памяти, или способна дать наводящую подсказку.

К сумеркам мы проводим первый тест устройства, но что-то где-то оказывается изначально неисправным: раздаётся небольшой взрыв, и я срочно обесточиваю переделанную консоль. Придётся смотреть, что там полетело. Чувствую, нам ещё с половину суток возиться. Но только я тяну руки к раскуроченному ротору, как раздаётся треск кукурузных стеблей, и в машину времени влетает взъерошенный Аби:

— Фрёкен, фрёкен, солдаты! Едут сюда! — и почти одновременно слух улавливает звук приближающегося глайдера. Ага, значит, дорога совсем недалеко, а то у меня всё не было времени поинтересоваться окрестными пейзажами.

Молча показываю мальчишке на дальний тёмный угол, подхожу к единственному рабочему пульту и поворачиваю реле. Защита активирована. Подбираю фоторецептор, оставленный рядом — жадный взгляд детёныша так и впивается в запчасть, — и закинув его на правое плечо, подхожу к входному люку.

— Аби, помалкивай и сделай вид, что тебя тут нет, или у вашей семьи потом будут неприятности, — говорю, прислушиваясь к звуку тормозов и тарахтению двигателя на холостом ходу. — Пит, тоже спрячься. Я с ними поговорю сама. Я знаю, как.

Найти в базах данных манеры и речь Ривер Сонг. Принять в качестве образца.

Шорох и треск раздвигаемых стеблей и чужие голоса. Вдруг замечаю, что положила левую руку на излучатель, так, чисто машинально. Мозг всё ещё путает стороны, и я временно ношу кобуру на другом боку.

— Эй, есть тут кто? — громко окликает мужской голос на интергалакто. Потом невнятное «ой» и непечатное ругательство. Что, лбу не понравилась встреча с энергетическим полем? Ничем не могу помочь, не надо было лезть. Терпеливо жду, пока солдаты наконец найдут вход, но помалкиваю, просто постукиваю фоторецептором по плечу.

Наконец, появляются — вот вроде бы датско-норвежская колония, а исламизация Европы даром не прошла, как и инопланетные контакты. Фенотип у троих из четверых появившихся военных вообще близко к европейскому не валялся, да и имена, пришитые на груди, такие же странные, как у фермера. Странно, кстати, что они его с собой не приволокли, хотя, вспоминая заросшую щетиной рожу и недобрый взгляд, он мог бы и власти послать, вооружившись излучателем потяжелее, мол, частная земля, и закройте ваши пасти, вам охота, вы с этими ди-кей и разбирайтесь.

— Что вам надо? — спрашиваю спокойно и негромко. Эмоции оставим низшим.

— Фрёкен, это ваш корабль? — интересуется рослый тип с монгольскими чертами лица и при этом с рыжими волосами. Если не путаюсь в опознавательных знаках текущей эпохи и текущей культуры, то он — старший лейтенант внутренних войск.

— Ну? — полуутвердительно отвечаю я, продолжая постукивать фоторецептором по плечу. Потирающий нос солдатик — видимо, и налетевший на силовое поле, — с суеверным ужасом глядит на запчасть, пока остальные худо-бедно стараются справиться с лицами.