Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 209

====== Сцена пятая. ======

— Ты уже двое суток сидишь над утверждённым планом операции, словно пытаешься найти в нём недочёты. Позволь напомнить, он разработан правительством и абсолютно идеален.

— Идеальных планов не бывает даже у нас, Альфа, — я с зевком откидываюсь на спинку кресла, сворачивая вирт-экран. — Бесспорно, разработанная модель цивилизации вполне пригодна для использования, и мы отошли не настолько далеко от собственной истории, чтобы всё выглядело, как прямая ложь, засекаемая электроникой. Но правительство не может объяснить низшим цивилизациям, как им надо на всё это реагировать. Я пытаюсь просчитать непредвиденные повороты развития событий, и как мы можем извернуться в рамках разработанной «легенды».

— Ты должна была подключить меня.

— Нет, потому что ты назначаешься эталоном утверждённого плана, — снова зеваю. Устала.

Прототип Альфа склоняется над навигационным компьютером. Хотя сейчас наш корабль в гиперпространстве и идёт на автоматике, старпом не забывает о своих обязанностях и постоянно контролирует курс, тем более что скоро мы будем на месте.

Нас пятеро, я и ещё четыре прототипа. Альфа — доброволец из касты стратегов, который не очень понимал, на что пошёл, пока не очнулся в новом теле. Мозгодробительно правильный и очень умный. Бета — медик из штата Учёного, до того работавший на нашем проекте и добровольно вызвавшийся на изменение, чтобы изучить ситуацию, так сказать, изнутри. Гамма и Дельта — два серва, из них Гамма — та самая любопытная морда, специалист по сложному оборудованию, а Дельту перевели в проект с флота, она старший реакторный техник. Три парня, две девчонки, один корабль с мощным стратегическим компьютером и полная автономность от Империи. Связь с Центром через меня, раз в трое-четверо суток, по скарэлу — больше я в роли удалённого сервера не выдерживаю, несмотря на все тренировки (было решено, что в критической ситуации лучше кривой патвеб, чем никакого, и меня взялись учить). Два миллиона двести три тысячи девятьсот девяносто второй год по Галактической системе измерений. Посольский корабль Новой Парадигмы входит во внешний рукав Рокочущей Спирали.

Проверив курс, Альфа снова выразительно глядит на меня.

— Ты пропустила два отдыха. Твой мозг находится в режиме усталости.

— Рассмотри со мной первый недочёт в идеальном плане.

— Ты что-то нашла?

— Я просто хочу, чтобы ты обдумал то, что я сейчас скажу. Мы предусмотрели нейтральное самоназвание — «кочевники», нейтральное название посольского корабля — «Протон», но личные имена командованием не утверждены, и даже вопрос не рассмотрен. Ты предлагаешь прилететь и представиться по старым персональным шифрам? Или по текущим кодам, буквами? Но тогда проще сразу сказать: «Всем здрасьте, мы — генно-модифицированные далеки». Для нас личные имена настолько глубоко незначительны, что о них забыли. Но раз уж выдаём себя за низших, у нас должны быть какие-то прозвища. Ведь у планктона имена — едва ли не религиозный культ. Номерочками и буковками они точно не представляются. Вспомни, сколько бунтов бывало в концлагерях из-за того, что рабам присваивали номера. Ты, правда, сам с этим не сталкивался. Но если хочешь, могу поделиться своей памятью, у меня был опыт подавления «номерковых» восстаний. Планктон считает, что лучше броситься под луч, чем потерять имя. У них с именами самоопределение связано, психологическая штучка.

— Я никогда не привыкну к твоей неформальной речи, — передёргивается он.

— Придётся. Мы должны общаться так, чтобы никто не заподозрил в нас далеков. Учись произносить вслух то, что думаешь. Улыбнись!

За декаду путешествия от одинокой звезды, где расположена наша временная база, в галактику у нас уже вошло в традицию спонтанно приказывать друг другу улыбаться. Честно признаться, те жуткие гримасы, что у нас получаются, годятся только пугать ювенильных особей. Далеки всегда «улыбаются» эмпатическим посылом, лицо в процессе не участвует. Но сейчас мы летим туда, где гуманоиды используют мимическую улыбку для выражения мирных намерений и налаживания отношений. Надо уметь красиво улыбаться. Поэтому мы и разработали способ подлавливать друг друга приказом «Улыбнись!»

Альфа пытается искривить губы в нужное пространственное положение. Выглядит кошмарно, но в целом гораздо лучше, чем было десять суток назад. Впрочем, у меня гримасы выходят ничуть не привлекательнее. Единственное, что удаётся более-менее естественно — это приподнять уголки губ. Улыбнусь чуть шире — сразу искусственная маска. Но бесстрастные рожи сохранять нельзя ни в коем случае, а то в сочетании с пронизанными металлом мышцами и заушными имплантами нас примут за киборгов. Единственная, у кого получается улыбка и даже почти естественный смех вслух — это Дельта. Бета только хмурится хорошо, я наловчилась сносно выражать иронию бровями, Гамма ловко делает удивлённые глаза, Альфа профессионально сохраняет железобетонное лицо. Всё остальное у нас — спонтанно-неуправляемое и поэтому ужасное. Невелики достижения.

— Более того, — продолжаю я, давя очередной зевок, — кроме имён, у низших есть система устойчивых метафор, традиций, религиозных мировоззрений, символов. Ваш отдел разработал достаточное количество традиционных жестов и идиом, но обрати внимание, нигде нет ни единого орнамента, — я обвожу ладонью рубку и нас самих. — Ни единой ненужной детали, сделанной чисто для эстетического удовлетворения. Одно это выдаёт в нас далеков, мы находим эстетичным именно отсутствие бесполезного.

— Что ты предлагаешь?

— Ну, мы по-прежнему должны тренировать мелкую моторику, особенно вы. Бисер. Вполне бесполезная вещь. И даже воображение Доктора умрёт в страшных мучениях, если он попытается представить далека в феньках.

— Феньки… Объясни-и?



— Не «объясни», а «что это», — поправляю. — Вот ещё одна наша беда. Надо попросить Бету подлечить её гипнопедией. Стоит нам на людях брякнуть «объясни» или «подчиняюсь», и прощай, маскировка. И уж тем более нам надо заблокировать боевой клич.

— Что… такое… «феньки»? — запинаясь на каждом слове, перестраивает вопрос Альфа, пристально глядя на меня из-под косой чёлки.

— Бисерные или верёвочные украшения с Земли. Имеют смысловые сочетания цветов и рисунков. Популярны среди молодёжи и определённых слоёв более зрелого населения, — с этими словами достаю из кармана то, что сделала ещё вчера, когда меня осенила гениальная идея, и надеваю на шею. Ну разве я не молодец, а?

— Оранжевый тетраэдр, — констатирует Альфа. — Геометрические фигуры?

— Они хотя бы гармоничные, Прототип Альфа. Или лучше звать тебя «Альфред»?

— Отказываюсь. Земные имена не подходят для миссии, — отрезает он.

— Это была шутка.

— Улыбнись.

Резинисто растягиваю губы и тут же снова давлюсь зевком.

— Бета сделает тебе выговор, если ты не отдохнёшь, — тут же сообщает наш правильный и умный стратег.

— Тогда ты получил информацию, в каком ключе надо подумать, — поднимаюсь и потягиваюсь, сильно прогибаясь назад. В полный мостик вставать некуда, но спина затекла, её надо размять.

Альфа заметно мнётся. Даже знаю, почему. Не судьба мне выспаться.

— Я разрешила задавать вопросы, если мы не в боевой обстановке, сразу после старта, — говорю, распрямляясь обратно. — У нас не должно оставаться непрояснённых моментов, иначе взаимодействие будет нефункциональным.

— Почему ты не говорила обо всём этом во время разработки плана?

Хороший вопрос.

— Я не всегда могу сходу понять, что мне не нравится. Но пока проблема не определена, говорить о ней не имеет смысла. Про имена я сообразила уже после того, как сделала это, — касаюсь бисерного тетраэдра. — А его сделала в связи с тем, что нам не хватает декоративных излишеств, мелких деталей для подтверждения «легенды».

— Не понимаю связи с именами… Объя… Каким образом?

— Мой старый позывной — «Солнечный тетраэдр».

Он задумчиво разглядывает геометрическое тело у меня на шее: