Страница 7 из 22
— Клёвый дядька. Прикольный. Вуалехвоста забрал лечить на халяву…
А, вот куда делась рыбка. И на том спасибо, что не забыта в ветеринарке.
— А по совместительству — волшебник, причём совсем не добрый, — встопорщил загривок котокролик. — Вылечить-то вылечит, неговорящее зверьё он жалеет. А вот с говорящим не церемонится.
— Чё?..
— Ничё! — огрызнулся Хруп. — Видела фотки в прихожей, «примите нас в семью»? Думаешь, это пристройство бездомных животных? Ага, как же, жди! Это наших обезмолвили и впаривают добрым людям. Давай тебя голоса лишат, заколдуют и в клетку к обезьянам посадят, тебе понравится?
— А мне он противным не показался, — растерялась Кукушкина.
— Конечно, и не покажется. Там же на входе всех посетителей шармят.
Шар… что? Жюли поняла, что ей надо бы присесть, вот только некуда. Не на землю же, плащ испачкать можно.
— Что делают? — переспросила она.
— Шармят, — презрительно фыркнул Хруп. — Очаровывают волшебством, глаза застят. Девчонка там на входе сидит специальная, ведьма. Одна улыбочка, и вам уже всё кажется хорошим — и клиника, и врачи. Вы же, люди, не умеете настоящее волшебство определять, а значит, и противостоять ему не можете. Пришли б вы туда ночью, когда её нет, так небось, дальше прихожей другое было бы впечатление.
— Замок, — вспомнила Жюли. — Коржикова, помнишь кнопочный замок? Я ещё удивилась, что это у них такая старая система, сейчас же все, как белые люди, на ключ-карты переходят.
— Ой, так они рыбку, может, и не вылечат вовсе? — тут же заголосила Коржикова.
— Ты что, вообще не слушала? С неговорящими зверями они по-честному. И хорошо лечат, — игрушечный голос Хрупа на мгновение сделался настолько резким, что даже зазвучал чуть человечнее. — И оборудование как надо, ваше, людское. А вот на ремонт всего остального у них не хватает, поэтому и шармят.
— Стол из пластика, — пробормотала Кукушкина. — Обычно в ветеринарках металлические, и меня это всегда напрягало…
— Какого цвета стены в коридоре? — спросил Хруп.
— Голубые.
— Бежевые.
— Розовые.
Они переглянулись. Котокролик, спасибо, промолчал, но взгляд у него стал откровенно издевательским.
— Так ты не врёшь, — до Жюли только сейчас по-настоящему дошло, что всё происходит по правде. И ноги у неё снова ослабли.
— Говорящий котокроль, ведьмы и инопланетяне в Энске, — выдала Кукушкина. — В Токио всегда полная луна.
Ух ты, она тоже называет Хрупа «котокроликом». Хотя, а как его по-другому назовёшь? Именно что котокролик.
Коржикова звучно хлюпнула носом.
— И полицию не вызовешь, — Жюли держалась на остатках самообладания. — Что мы им конкретно скажем? Что злые колдуны обманывают людей и держат взаперти нахальных говорящих котокроликов? Нас сразу в психушку отправят. Если только, — она припомнила, что больше всего в своём деле не любила Ираида, — санэпидемстанцию или пожарных на них натравить. Но какой в этом смысл? Тем более что они лечат животных по-честному?
Мысль об Ираиде резко натолкнула её на другую, о забытой музыкалке. Отогнув рукав плаща, Жюли взглянула на наручные часы — ма-амочки, да через пять минут сольфо́ начинается, а она на другом конце города! Наверное, у неё сделался очень бледный вид, потому что Кукушкина с пониманием спросила:
— Музыкалка?
— Да, — жалобно кивнула Жюли.
— Блин. А я вас к себе позвать хотела. Интересно же про колдуна и прочую сейлормуть…
Жюли очень хотела. Но знала, что дай она хоть раз повод, и Ираида с радостью заберёт её документы из музыкальной школы. А подружись она с Кукушкиной и Коржиковой, скандал будет на весь Энск. Но так хотелось… У неё в жизни не случалось ничего настолько интересного, как сегодня.
— Я правда не могу, — пролепетала она. — У меня сольфеджио… И скрипка…
Хруп посмотрел на неё с любопытством. Потом спрыгнул с Коржиковой, подошёл, понюхал футляр с инструментом. Опять на неё посмотрел, уже серьёзно.
— Ты меня выпустила, я у тебя в долгу. Без кристалла большой перенос не сделать, но на немножко сил хватит. Место, где тебе нужно оказаться, представить можешь?
Мамочки. Перенос? Перено-ос?!
Жюли схватила портфель и скрипку:
— Могу! — и, на всякий случай зажмурившись, вообразила, что стоит в вестибюле музыкальной школы.
Лицо на миг обдало теплом, как от солнечного луча.
Жюли приоткрыла один глаз. И следом — рот. Она стояла там, где и хотела оказаться. Под ногами распластался знакомый скрипучий паркет, в воздухе плавали золотые искорки, а напротив замерла и растерянно промаргивалась Анна Васильевна, её преподаватель по сольфеджио.
— Юленька, — протянула она. — Что это было?
====== Глава 3. В гараже ======
А Кукушкина-то на Привокзальной жила, двадцать минут до дома, если пешком через железку. Зато от зверячьей поликлиники жуть сколько добираться, и прямая маршрутка не ходит. Да ещё почти всю дорогу они обе молчали, переваривая исчезновение Ковалёвой. Вот так — была, потом вспышка золотого света, и нету, а котик-кролик с невыговариваемым именем ещё над ними и посмеялся. Очень забавно, да, насмехаться над теми, кто понастоященской магии ни разу не видал. В отличие от остальных, Зю ему сразу поверила, каждому словечку, а перенос Ковалёвой только лишний раз подтвердил, что всё происходит взаправду. И это пугало.
Когда они втроём добрались до нужной улицы, Зю уже была без ног и почти готова разреветься. Единственное, что её утешало, это невероятно мягкая шёрстка котика-кролика под руками, похожая на непряденый шёлк — на прошлый Новый год дедуля с бабулей подложили ей под ёлку набор для мокрого валяния, там был кусочек настоящего шёлкового топса, так что сравнить есть с чем.
Хм… До чего же этому странному мягкому зверьку подходит прозвище «Хруп»…
— Во, мой дом, — Кукушкина махнула на одну из безликих кирпичных трёхэтажек, что длинным рядом тянулись вдоль железнодорожных путей. От поездов их отделяли только огороды да гаражи. — Если чё, вон окна на первом этаже, с фиолетовыми занавесками. Айда сразу в штаб!
Она решительно свернула на боковую дорожку между зданиями, под нависшие кусты сирени, такие густые, что даже днём под ними было темно. Вечером тут, наверное, совсем страшненько.
— В штаб? — переспросила Зю. Ей в таких местах делалось жутковато. Того гляди на какого-нибудь маньяка налетишь. Пошли две подружки гулять, с тех пор их не видали…
— А, папкин гараж. Мы с пацанами его штабом зовём, — Кукушкина поражала беспечностью. — Там есть чайник и дошики, перебьёмся пока, а потом к нам зайдём. Мамка сегодня дома. Борщ варит!
Борщ — это вкусненько, хоть возни с ним до потолка, а съедается в момент. Живот забурчал, и не только у неё:
— А может, сейчас? — плюшевый голосок Хрупа сделался таким умильным, что она бы не устояла. Но Кукушкину не проняло:
— Фиг. Сначала дело.
Асфальтовая дорожка, едва миновав дом, превратилась в обыкновенную тропинку и вышла на разбитую грунтовую дорогу. В бурьяне поблёскивали битые бутылки и прочий неприятный мусор. Зю очень захотелось вцепиться в Кукушкину, но руки были заняты шёлковым Хрупом. Слева потянулись кривые огородные заборы, собранные из чего попало и затянутые поржавевшей осенней крапивой. Одной стороной они примыкали непосредственно к дому, другой к дороге. Справа громоздились сараи и старые гаражи, заслоняющие железнодорожную насыпь. Было очень тихо и очень пусто. Где-то вдалеке свистнул маневровый тепловоз.
Страшненько, короче.
Кукушкина на ходу залезла в сумку-пояс, вытащила ключи и подошла к гаражу, на котором вместо номера висела ржавая табличка «Штаб монархистов». «Мо» было перечёркнуто мелом, сверху белела буква «а» — получалось, анархистов. Зю немножко знала, что из себя представляли и те, и другие, поэтому озадачилась.
Замок отомкнулся, заскрипела прорезанная в воротах калитка.
— Блин, опять петли ржавеют, надо смазать, — прокомментировала Кукушкина, критически взглянув на дверь. — Чё встала, давай внутрь. Машину слева обходи, а то справа мамкин байк.