Разведчики

— Что вам угодно? — заикаясь, спросил он.

— Продуктов, — ответила Надя.

Бруно Гросснер возмутился:

— Почему вы обращаетесь ко мне?

— Вы, бургомистр, выполняйте наши требования!! И как можно быстрее, — не совсем правильно выговаривая немецкие слова, распорядился Гладыш. Надя повторила.

Нижняя челюсть Бруно отвисла, щеки опустились, он задрожал так сильно, что массивная золотая цепочка заплясала на его выпуклом животе.

— Хорошо… сейчас принесу… — бормотал Гросснер, поглядывая на дверь.

— Не трудитесь, мы сами, — предупредила его Надя. — Покажите, где взять.

— Вот здесь в шкафу хлеб… В кладовке у входа окорок и колбаса… Ключи… — он с трудом протянул руку к стене.

— Никому ни слова о нашем посещении, — повторила Надя приказание Гладыша, после того как Юрий наполнил продуктами вещевые мешки. — До утра не показывайтесь на улице.

Когда разведчики ушли, Бруно Гросснер некоторое время стоял, привалившись к столу, вытирая обильно струившийся по лицу пот. Потом спохватился, побежал к телефону. На все его вызовы станция не отвечала.

— Оборвали провод! — упавшим голосом проговорил он.

В дверях показалась Матильда Гросснер, в длинной ночной сорочке, с кружевным чепцом на голове, под которым выделялись бумажные папильотки.

— Бруно, что у нас случилось? Чем ты так взволнован?

— Здесь были русские!

— Ай! — взвизгнула Матильда. — Замолчи! Детей перепугаешь! Завтра же уезжаю в Кенигсберг к маме!

— Я отдал окорок ветчины, колбасу, хлеб…

— Осел толстый! — рассердилась Матильда. — Никому об этом! Понимаешь, что будет, если кто-нибудь узнает? Сейчас же звони по телефону…

«О женская логика! — мысленно всплеснул руками Гросснер. — „Никому об этом“ и немедленное требование „звони“». — Жене он только сказал:

— Они оборвали провод.

— В бургомистрат беги, звони оттуда.

— А если они по дороге меня убьют?

— Здесь им было удобнее это сделать…

Но Бруно до утра не вышел из дома, и только когда рассвело, побежал в бургомистрат сообщить в Кенигсберг о появлении русских.

В Кенигсберге к телефонному сообщению бургомистра Бруно Гросснера отнеслись сначала недоверчиво, потом пообещали принять меры. Не прошло и часа, как к дому Бруно Гросснера на четырех машинах прибыли солдаты охранного батальона и свора ищеек. Взять след с места собаки не смогли — слишком много прошло времени после посещения разведчиками бургомистра, да и льющий непрестанно дождь все смыл. Рассыпавшись цепью, эсэсовцы начали прочесывать лес.

К вечеру солдаты вернулись. Офицер, командовавший операцией, посоветовал Бруно Гросснеру поменьше пить пива:

— Какие-нибудь бродяги попросили у вас есть, а вам померещились русские! Из-за вас мы потеряли целый день. В следующий раз за такие шутки легко не отделаетесь.

Может быть, офицер говорил бы с Бруно иначе, если бы в дверях не стояла Матильда Гросснер, с массой светло-золотистых кудряшек на голове. Мило улыбаясь, она смотрела на офицера. Едва он вышел, лицо ее стало злым, озабоченным:

— Запрягай лошадей! Немедленно еду к маме! Пауль, Герта, Курт, сейчас поедем к бабушке…

Отправив семью в Кенигсберг, бургомистр по вечерам наглухо запирал двери и окна, спал с браунингом под подушкой, чутко и тревожно.

Проходили дни, никто больше не являлся. Как-то в полдень он ехал из Кенигсберга. На дороге было в этот день очень тихо. В самом конце пути встретился хорошо одетый молодой человек, с ним дама. Оба делали знаки остановиться. Бруно натянул вожжи.

Дама казалась очень смущенной, опустила глаза:

— Простите, господин…

— Гросснер, Бруно Гросснер, — подсказал тот, дотрагиваясь до шляпы.

— Господин Гросснер, мы были бы очень благодарны, если бы вы показали нам дорогу на Раушен.

— На Раушен? — удивился Бруно. — Это шоссе… — голос дамы показался очень знакомым. И вдруг вспомнилась ночь, люди в синих комбинезонах… Он в ужасе взглянул на Надю, потом на ее спутника и увидел направленный на него револьвер.

Юрий Валюшко вспрыгнул на линейку, рядом с Гросснером, Надя села с другой стороны. Они уже два дня выслеживали бургомистра.

— Поезжайте шагом, — сказала Надя. — Вы не выполнили приказ, заявили о нашем посещении.

— Я член нацистской партии, — бормотал Гросснер. «Раз они меня сразу не убили, значит и сейчас не убьют», — мелькнула мысль. — Вы хотите продуктов? — спросил он, поворачиваясь к Наде.

— Мы хотим сейчас и другого: будете сообщать нам о движении ваших войск, предупреждать об опасности, снабжать пищей. Мы могли бы вас убить, но это не в наших расчетах. Если точно выполните распоряжения, мы гарантируем вам жизнь, когда придут наши. А они будут здесь очень скоро. Если не согласитесь, заявите опять, мы, уходя, сообщим в гестапо, что вы нас кормили, указывали дорогу к взморью… Выбирайте: или будете жить, как и теперь, вместе с семьей, или попадете в гестапо.

Взвесив все «за» и «против», Бруно проговорил:

— Хорошо, я буду работать на вас.

Глава 9

ПОД ГУМБИННЕНОМ

У старой липы с обгорелыми ветвями и срезанной снарядом верхушкой стояли командир мотопехотного гвардейского полка Андроников и гвардии лейтенант Синюхин.

Вряд ли кто-нибудь из видевших Синюхина ранее сразу узнал бы его в этом подтянутом, похудевшем военном со строгим напряженным взглядом. Куда девалось прежнее синюхинское добродушие, исчезли угловатость и некоторая неповоротливость.

— Ну и сторонка! Чуть ли не каждый час погода меняется. Опять туман! — проворчал Андроников, опуская бинокль. — Пойдем, гвардии лейтенант, все равно, кроме белой пелены, ни черта не видно. Хоть бы скорее морозы ударили.

Опустил бинокль и Синюхин:

— Говорят, зимы здесь настоящей не бывает, товарищ гвардии полковник. По пальцам подсчитать морозные дни, так и десятка пока что не наберется.

Они вернулись в штаб полка, разместившийся в двухэтажном каменном доме, на окраине полуразрушенного немецкого города Куддин. Вошли в светлую большую комнату с двумя деревянными койками и столиком орехового дерева, на котором стояли зеленые ящики полевых телефонов.

— Из штаба дивизии есть что? — спросил Андроников поднявшегося дежурного по полку.

— Есть, товарищ гвардии полковник, — пожилой капитан подал Андроникову объемистый пакет.

Пока полковник быстро пробегал страницу за страницей, в комнате стояла тишина. В сообщении штаба говорилось о расположении опорных пунктов противника, о системе его обороны.

Наступление Красной Армии здесь, в Восточной Пруссии, являлось одним из звеньев стратегического плана Ставки Верховного Главнокомандования по разгрому фашистских вооруженных сил. Взаимодействие находившихся в Восточной Пруссии Второго и Третьего Белорусских фронтов неразрывно связывалось с успешным наступлением наших войск на Будапештско-Венском направлении. В то же время продвижение Красной Армии к югу от Карпат сковывало врага, препятствовало переброске его сил на решающее Берлинское направление.

По данным разведки, в Восточной Пруссии было сосредоточено три фашистских армии, насчитывающих тридцать пять — сорок дивизий. Восточная Пруссия являлась очагом и форпостом германского империализма на востоке, гнездом милитаристов. Это был обширный, сильно укрепленный плацдарм, вынесенный вперед, приспособленный как для упорной обороны, так и для фланговых ударов по войскам наступающих в направлении Варшавы и Берлина.

Многочисленные хутора были превращены в укрепленные опорные пункты с дотами, бетонированными траншеями.

Мазурские озера, с их лесисто-болотистыми массивами, неминуемо должны были, по мнению немецких военных стратегов, разъединить наступающие войска Красной Армии на две обособленные группы. Фашистское командование считало, что местные условия дают возможность оборонять Восточную Пруссию с малыми силами.

Важными узлами фашистской обороны являлись: на Севере — крепость Кенигсберг; на юге, в излучине Вислы, — крепости Грауденц, Кульм и Торн.