Разведчики

Марин с интересом следил за обороной города.

— Улизнуть хотел! — вырвалось у него.

— Смотрите! Смотрите! — вскрикнул Игорь.

Самолет задымил и стал стремительно снижаться.

— Теперь не уйдет, — засмеялся Усаченко.

— По вагонам! По вагонам! — раздались радостные голоса.

Машины остановились у штабной землянки. Марин вышел из кабины и, не заходя в штаб, направился в свей разведвзвод. Дежурный по части, недавно прибывший капитан, окликнул Марина, но Усаченко остановил капитана:

— Это старший лейтенант Марин. Он потом зайдет ко мне.

Марин торопился. Не останавливаясь, нетерпеливо расспросил первого встречного бойца, как найти разведвзвод. Сейчас, когда он так хотел, чтобы последствия ранения не были заметны, ноги повиновались особенно плохо. С болью замечая провожавшие его недоуменные взгляды, нервничал, и от этого походка становилась еще более нетвердой, а побледневшее лицо приняло синеватый оттенок. Только глаза из-под нахмуренных бровей горели решимостью.

За всю дорогу ни одного знакомого бойца!

Вот и землянка разведчиков. Марин приостановился у двери. Хотелось войти бодрым, веселым, но мешало волнение. Оно было слишком велико.

Дверь неожиданно открылась. Молодой пограничник, увидев у порога бледного, державшегося за дверной косяк старшего лейтенанта, едва поприветствовав его, попятился и скрылся.

— Товарищ старшина, — послышался его шепот. — Там старший лейтенант…

Но Чаркин уже разглядел Марина:

— Встать! Смирно! — зычно скомандовал он, не скрывая широкой улыбки. Знакомый грубоватый голос был наполнен радостью. Чеканя шаг, Чаркин подошел к своему командиру, приложив руку к козырьку пограничной фуражки:

— Товарищ начальник шестой заставы! Во время вашего отсутствия шестая застава, теперь разведвзвод, ходила на выполнение боевых заданий. В нескольких походах разведвзвод потерял шесть человек убитыми и одиннадцать ранеными. Все задания командования были выполнены…

— Здравствуйте, Чаркин, — борясь со спазмой в горле, проговорил Марин и протянул старшине руку. — Знаю, кто погиб, кто ранен. — Войдя в землянку, он любовно осматривал нары, пирамиду с оружием.

— Ждали вас, товарищ старший лейтенант… — все так же громко говорил Чаркин. — Замещает вас товарищ капитан Седых, с четвертой заставы. Там был старшим политруком, а у нас в разведвзводе — замполитом.

— Пожалуй, не гожусь я еще к разведчикам… — попробовал пошутить Марин, но шутка не получилась, слова прозвучали грустно.

— У нас сразу поздоровеете. Воздух тут такой, товарищ старший лейтенант, — уверенно говорил Чаркин. — Нет, вы уж, пожалуйста, к нам. Всю войну вместе…

В землянку быстрым шагом вошел капитан Седых. В дверях он сильно нагнулся, чтобы не удариться головой о притолоку.

— Встать! Смирно! — скомандовал Марин.

— Вольно, — откликнулся Седых. — Сказали, что старший лейтенант Марин приехал. Наверняка, думаю, он у разведчиков. Когда свой взвод будете принимать?

— Свой взвод?

— Да. А я у вас замполитом, — весело откликнулся Седых. — Только что иду от полковника, просил нас вместе к нему. Он-то мне и сказал, где вас найти.

Усаченко встретил Марина в своей землянке. Здесь был и начальник штаба, и заместитель по политчасти, которого все звали еще по-прежнему — товарищем комиссаром.

— Утомился, наверное, в дороге, товарищ Марин? Садись, садись, разговор у нас может затянуться.

— Как вы вообще себя чувствуете? — спросил комиссар. — Конечно, скажете — очень хорошо!

— Нет. Этого еще не скажу, — тихо начал Марин. — Дорога была действительно утомительной. Но, думаю, — поспешно добавил он, — недели через две-три совсем окрепну, и уверен, что добьюсь своего, поборю слабость…

— Мы вот втроем, — показал Усаченко на комиссара и начальника штаба, — решили направить тебя по-прежнему в разведвзвод. Месяц на задания пока выходить не будешь, ну а там посмотрим. Обсудим все детально. Капитан Седых, ваше участие в беседе необходимо.

Усаченко подробно обрисовал положение на своем участке, познакомил с ближайшими задачами.

Марин жадно вслушивался в слова полковника, совсем забыв о своих недугах. Снова он в боевой обстановке! Дела здесь, на этом фронте, сильно улучшились. Да и всюду далеко шагнула вперед Красная Армия…

Из штаба Марин и капитан Седых тоже вышли вместе. Знакомя с подразделением, Седых говорил:

— Ребята хорошие. Почти половина коммунистов. Служить в разведвзводе пограничники считают большой честью.

— Товарищ капитан, хотелось бы подробнее ознакомиться с жизнью разведвзвода, с его походами. Я так долго отсутствовал… — попросил Марин.

Они прошли в землянку КП. Теперь Марин будет в ней жить, Седых в землянке рядом. На КП, кроме стола, телефонов и оружия, ничего не было.

— Не знаю, с чего начать, — признался Седых. — Ведь я в подразделении совсем недавно. Вот все политрука Иванова вспоминаю…

— Очень его жалко, — откликнулся Марин. — Замечательным был воспитателем. Кончится война, похороним его рядом с Вицевым на шестой заставе. Мне Синюхин писал, что могилу Иванова отметил на карте.

Седых утвердительно кивнул головой:

— Карта хранится в штабе.

Разговор пошел о вновь пришедших в разведвзвод, коснулся и старослужащих. Замечательные ребята. Герои. С такими можно в любой поход… Но он разве сможет участвовать? Горькая улыбка искривила губы Марина.

— Устраивайтесь, — прощаясь, проговорил Седых, — мне надо подготовиться к завтрашней беседе.

Два бойца принесли топчан и постельные принадлежности. Землянка сразу приняла жилой вид.

«Вот я и дома», — мелькнула у Марина мысль. Захотелось получше осмотреться, разобраться во всем и тогда уже пойти во взвод, поговорить с бойцами…

Марин шел в тишине теплого осеннего вечера. Заложив руки за спину, внимательно разглядывал маскировку землянок. Пожелтевшая листва срубленных деревьев сливалась с красками осеннего леса. Но хорошо протоптанные дорожки, белеющие в сумраке скамьи и столы указывали на длительное пребывание здесь части.

Возле входа в полковой клуб черноволосая девушка прикрепляла кнопками к бревенчатой стене санитарную листовку. Она стояла спиной к Марину. Услышав за собой шаги, обернулась.

— Катя! — протянул руку Марин. — Я собрался вас разыскивать.

— Товарищ старший лейтенант! — В глазах Кати светилась радость. — Мне Саша Топпоева сказала, что вы приехали, да я не решилась идти к вам: думала, отдыхаете.

— Принимаю свой разведвзвод, — с гордостью начал Марин. — Был у полковника, а то бы раньше нашел вас. Вам письмо привез.

— От кого?

Марин вытащил из кармана объемистый пакет:

— Кажется, от Шохина.

— От него не может быть… — тихо проговорила Катя, протягивая за письмом руку. Увидев на конверте размашистый почерк, побледнела, потом лицо ее стало вдруг розовым: — Да… от него…

— Идите читайте. Поговорить с вами мы успеем. Где Топпоева?

— У меня в землянке. Мальчик ее пока будет жить с нашим Медиком, так у нас одного санитара зовут. Вы, товарищ старший лейтенант, очень, видно, рады?

— Принимаю свой разведвзвод, — повторил Марин. — Что же может быть лучше?!

Катя сочувственно посмотрела на Марина:

— Я вас очень понимаю!

Марин улыбнулся:

— Идите читайте, я ведь тоже вас очень понимаю.

Катя сначала пошла быстро, потом, замедлив шаги, надорвала конверт и, вынув несколько крупно исписанных листков, остановилась. Где бы сесть? Близко ни скамьи, ни срубленного дерева, одни высокие сосны да кусты.

Зажав в руке письмо, она поспешила к себе в землянку. Саши дома не было. Письмо Петра было полно нежности и заботы.

«Катя, дорогая! — писал он. — Я на своей родине. Если бы ты знала, как я переживал встречу с местами, знакомыми с раннего детства! Все, что писали мне о родителях, подтвердилось. Остался у меня только один мой старый дед. Хороший старик, далеко за семьдесят ему, а партизанит…»