Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 66 из 90

Присев на плоский, нагретый солнцем камень, Виктор Андреевич достал из кармана кителя толстый конверт. «Вот так и живем письмами… — подумал он. — А какое успокоение от каждой весточки…»

Он развернул листок, и в глаза бросилась фраза: «Живу очень хорошо, только немного скучновато. Все время приходится „рипеть“ на своей „гармошке“».

«Это он про свою рацию», — подумал Виктор Андреевич о сыне и стал отыскивать наиболее заинтересовавшие его вести:

«Ты, отец, даже не представляешь себе, какая грозная сила в тылу у гитлеровцев. Целых четыре района одной области в руках партизан. В них сельсоветы, школы, клубы, больницы, читальни… Но жизнь очень своеобразная: пашут колхозники с винтовками за плечами, гулять парни ходят с автоматами, даже рыбу ловят вооруженные. В лесах целые городки, из землянок, конечно. Жалко, что не могу описать всего замечательного, что здесь происходит. Наша разведка сообщила: гитлеровцы организуют русский охранный батальон, который пойдет на фронт. Многих в него загнали насильно. Подпольная комсомольская организация послала туда своих товарищей, они записались добровольцами и начали агитационную работу. За два дня до отправки охранного батальона на фронт пришел туда еще один наш паренек, Юрий, и, вместе с комсомольцами, увел из батальона всех, насильно завербованных. В результате немцам пришлось остальных разоружить. Организовали немцы другой батальон из пленных казаков. А казаки, получив оружие, перебили фашистов и в полном составе присоединились к партизанам…

…Наши партизаны разработали план одновременного разоружения нескольких полицейских станов. Операцию провели блестяще. После этого, с наступлением темноты, во всем районе не увидишь на улицах ни полицаев, ни гитлеровцев…

Видишь, папа, как много здесь значительного, интересного. И нет причин волноваться. Пожалуйста, напиши и маме, что беспокоиться ей нечего.

В настоящее время у меня учится „играть на моей гармошке“ одна женщина, зовут ее Надей: она очень многое перенесла. Помнишь, я тебе рассказывал об изменнике Котко? Представь себе — это его жена. Просто поражаешься, как могла такая замечательная женщина быть его женой. Посылаю тебе ее записки. Прочти. Это не выдумка, это правда о гитлеровцах. Передай их в газету. Не удивляйся, что сразу получил письмо и от меня и от Шохина: они были отправлены одновременно самолетом.

Крепко целую тебя. Анатолий».

— Тоже хочу подышать свежим воздухом… — услышал Виктор Андреевич позади себя негромкий голос. К нему подходил Аветисов. — Не помешаю?

— Очень рад, доктор, присаживайтесь рядком. В тылу-то у немцев какие дела наши делают! Вот только что от сына письмо получил, — показал Виктор Андреевич густо исписанные листки.

— С Карельского?

— Нет… Очень далеко сын. Радистом-разведчиком работает. В тылу у немцев сейчас, — с гордостью повторил Виктор Андреевич. — Вот и описывает мой Анатолий жизнь там.

— Я бы охотно послушал. — Аветисов достал старинный портсигар, предложил Виктору Андреевичу папиросу. Оба с удовольствием закурили.

Не спеша Виктор Андреевич прочел еще раз все письмо сына. В его памяти встал рослый, с фигурой спортсмена юноша. Волнистые темные волосы зачесаны назад: лоб широкий, открытый, губы резко очерчены.

— Очень интересное письмо. Обязательно надо передать в газету. — Аветисов поднял небольшой обточенный водой камешек и бросил его далеко в воду.

— Только вот не могу понять, где же мой Анатолий находится?

— Главное в том, что ваш сын дело делает большое, — отозвался Аветисов. — А в каком месте он это делает — узнаем, когда побьем фашистов. Теперь не то, что в прошлом году было. Все круто изменилось: отступает враг.

Глава 2

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Поезд медленно отходил от перрона. В открытое окно Марк видел идущую рядом с вагоном Зою. Невольно всплыло воспоминание об отъезде из Петрозаводска перед войной. Сколько пережито с того дня…

Повернув к нему огорченное лицо, Зоя старалась не отставать от вагона. Губы ее шевелились, но что она говорила, Марк не мог расслышать.

Зоя тяжело переживала новую разлуку. Ее мучила мысль, права ли она? Не следовало ли просить перевода в часть Марка.

Поезд набрал скорость. Зоя в последний раз махнула рукой.





Уже давно не было перед глазами ни станции, ни пристанционных построек, а Марк все еще стоял у окна. Он забыл, что рядом Игорь и Саша, даже не заметил, как они попрощались с Зоей.

— Ну, вот и поехали! Садись, Игорек, наверное, устал, — негромко проговорила Саша.

Игорь поправил ремень, одернул гимнастерку. Он очень гордился своим новым обмундированием.

— Я буду в окно смотреть, вот в том отделении, там никого нет, — показал он на соседнее купе. — Погляди, здесь совсем, как в том лесу, где, стоял наш отряд! — он говорил, не отрываясь от окна. — Скоро увижу дядю Андрея, дядю Мавродия, Карякина… — Игорь хотел назвать и других, но не знал — живы ли?

Саша поняла его мысль:

— Да, многих нет, но и очень много пришло других. Наш отряд теперь стал большой, — она опустилась на скамейку возле окна. — Может быть, уже ждут нас партизаны, пришли за нами в часть товарища Усаченко. Одним-то нам к Чертову острову как добраться? — она с сомнением покачала головой. — Теперь только бы не опоздал поезд…

— И мы — на месте! — повернулся к ней вдруг Марин. — На месте! — повторил он. — Каждый на своем…

— Трудновато вам придется, в особенности первое время. В поход-то сразу не пойдете. — Саша испуганно взглянула на Марина, ведь она коснулась самого больного.

Марин не обиделся.

— Добьюсь своего! — просто сказал он. — Ведь добился, что стали действовать и руки и ноги, хоть и сомневались врачи. Подумать только: самый маленький из всех извлеченных осколков, а каким зловредным оказался. Что значит ранение в позвоночник!

— Осколок задел нервное сплетение… — чуть нахмурив брови, тихо проговорила Саша. — Вот и моя рука тоже…

— «Ограниченная подвижность верхней правой конечности». Так определил врач?

Саша засмеялась:

— Вы, кажется, уже все медицинские термины заучили?

— Столько времени в госпитале пролежишь — научишься! За это время можно было медицинскую академию окончить! — пошутил Марин. — Знаете, все время думаю о встрече со своими ребятами, — доверчиво сказал он. — Правда, много теперь там новых, для них я совсем чужой… Меня, по всей вероятности, оставят при штабе, — вздохнул Марк. — Думаю, сумею и там работать.

— Уверена, через месяц-другой уже будете участвовать в небольших походах. — Видя, что лицо Марка затуманилось, и зная его сомнения о пригодности к строевой службе, Саша постаралась переменить разговор. — Смотрите, — показала она в окно. — Вот там, видите? Желтое с красным! Это, наверное, осина и береза… Какая красота в лесу осенью!

Марин больше не разговаривал. Глядя на лесные просторы, он думал о своем разведотряде.

К Кеми подъезжала, когда уже совсем стемнело. Километрах в трех от железнодорожного моста, перекинутого через реку недалеко от вокзала, поезд внезапно остановился. Донеслись хлопки зенитных пушек.

Вместе с другими пассажирами на полотно вышли Марин и Саша с Игорем. На подножке соседнего мягкого вагона с кем-то громко разговаривал Усаченко.

— Задержит это нас, товарищ полковник, — обратился к нему Марин.

— Ненадолго. Лучше здесь переждем, в темноте нас не увидят. Хуже было бы, если бы бомбежка застала на вокзале.

На фоне осеннего неба четко вырисовывался поезд, справа, за ним, темным пятном — силуэты деревьев. Впереди, над Кемью, как яркие электрические лампы, висели осветительные ракеты. Длинные лучи прожекторов беспокойно шарили по небу. Где-то в городе разгорался пожар. И вдруг в яркой полосе одного из лучей блеснул самолет. Тотчас же к нему метнулся второй луч, скрестился с первым, и они уже не выпускали пойманного хищника. Хлопки зениток участились. Красные, зеленые, бело-синие огни разрывов плясали возле ярко освещенного самолета. Вот он «клюнул» и, переваливаясь с крыла на крыло, пошел вниз. Узкие светлые полосы не давали ему уйти в темноту. Самолет неожиданно выпрямился, взмыл вверх, но лучи прожекторов и огни разрывов следовали за ним неотступно.