Разведчики

Неожиданно в дверях землянки показался высокий немецкий офицер. На ходу он обернулся и, что-то сказав в землянку, громко захохотал. Его смех смешался с грохотом выстрела, и Марин с пистолетом бросился к нему.

Офицер, упав на колено, уперся одной рукой в снег, другой пытался вытащить револьвер. К нему на помощь уже выскочили двое без шапок, в расстегнутых мундирах. Прозвучало несколько выстрелов — немцы упали.

Справа, из-за дерева застучал автомат. Один из пограничников со стоном опустился на снег. Марин бросил в автоматчика гранату. Взрыв — и стрельба прекратилась.

У порога штаба все стихло. Ни звука не доносилось из землянки. Марин вошел в открытую дверь, замахнулся гранатой, но так и остановился с поднятой рукой: в отлично обставленной землянке на полу, около полированного кресла-качалки неподвижно лежала женщина. Белокурые волосы закрывали ее лицо. Сквозь изорванную одежду виднелось тело, все в ссадинах и кровоподтеках.

Марин быстро подошел к ней и отбросил волосы. Покрытое кровью, распухшее, в багровых синяках, лицо поразило его.

— Топпоева! — воскликнул он и обернулся к вбежавшим бойцам. — Помогите поднять…

Сашу положили на стол, прикрыли плащ-палаткой. Она лежала все так же неподвижно, а Марину все казалось — палатка шевелится.

Невозможно было смириться с мыслью, что эта молодая, такая смелая женщина мертва. На одну секунду напомнила она Марину другую — тоненькую и хрупкую, но тоже смелую, решительную.

Короткий обыск в землянке. В руках Марина важные документы. Можно уходить… Он приказал вынести Сашу.

— Мы ее похороним в отряде, — это партизанка, — негромко проговорил он. — Поджигайте все и выходите.

Рассветало. Марин стоял недалеко от землянки, из которой сквозь щели начинал просачиваться дым, и смотрел, как бойцы укладывали Сашу Топпоеву в санитарную лодку. Бережно подложили ей под голову взятую в землянке подушку, укутали шерстяным одеялом, снова прикрыли плащ-палаткой.

«Зачем это они? — спросил себя Марин. — Ей теперь все равно, будет ли она в теплом…»

Пленный офицер и два раненых пограничника с тремя бойцами были отправлены к Иванову. Один из бойцов тащил лодку-сани с укутанной в одеяло Сашей.

«Почему так тихо у Чаркина?» — с беспокойством подумал Марин, оглянувшись в сторону складов. И в ту же секунду раздался грохот, к небу взвился столб пламени. Огонь сразу охватил склады. С другой стороны донеслась отрывистая немецкая команда, застучали беспорядочно пулеметные и автоматные очереди…

Перестрелка длилась минут десять. Немцы не шли на сближение, продолжали обстрел.

— Склады взорваны, товарищ старший лейтенант, потерь нет, — услышал Марин голос Чаркина.

Марин приказал отходить…

Доклад Марина Усаченко слушал, покачивая коротко остриженной головой.

— Некому было драться там… — усмехнулся он. — Охрана там совсем небольшая. В тот день, когда вы взорвали склад, привезли только первую партию боеприпасов. Я допросил этого… — он взглянул на лежавший перед ним исписанный лист бумаги, — Шварца, лейтенанта. Сволочь порядочная. Это он потопил пароход с детьми в Паданах.

Утомленный, рассеянный стоял Марин перед Усаченко. Тот заметил его состояние.

— Ладно, иди отдыхай. Завтра доложишь подробнее. Молодцы ребята! Ну иди, иди!

Когда Марин был у двери, Усаченко сказал ему:

— Я уже познакомился с частью захваченных документов, должен сказать: партизанка эта — герой. Читал протокол допроса. Буду ходатайствовать о награждении.

— Топпоева она, Андрея Топпоева жена, — почти не разжимая губ, проговорил Марин.

— Знаю. Пришла в себя теперь, — отрываясь от бумаг, подтвердил полковник.

— Она жива? — глаза Марина широко раскрылись.

Усаченко внимательно посмотрел на него и несколько сухо сказал:

— Да. Идите, отдыхайте.

И углубился в лежащие перед ним документы.

Глава 3

КАРЕЛЬСКИЙ КАМЕНЬ

Взобравшись на вершину сопки, Андрей Топпоев осмотрелся. Всюду засыпанный снегом, затянутый дымкой лес. И где-то там, в его глубине, Саша сражалась, лежала раненая, беспомощная… Страшная весть — Саша в плену — заслоняла все мысли. Жива ли она? Вчера, а может быть третьего дня или четвертого, он не помнит, зашел к полковнику Усаченко поблагодарить за помощь и неожиданно увидел на столе так хорошо знакомые часы.

— Часы Саши? — и оглянулся, ища глазами жену. — Товарищ полковник, разве Топпоева здесь?

— Я догадался, что это часы вашей жены… по надписи… — Усаченко нахмурился. — Сейчас приведут пленного, — он взглянул на документ, — Вейне Лампи… Часы отобрали у него.

Вскоре пограничник привел немолодого худощавого финна.

Андрей быстро спросил по-фински:

— Как попали к тебе эти часы?

— Я их выиграл в карты…

— Ты снял их с руки русской женщины! Где она?! — Андрей вплотную подошел к Лампи. — Ты будешь говорить?

— Да, да… Мы ее встретили в лесу… — и он подробно рассказал обо всем, что произошло на лесной опушке. — Она была без сознания или убита… С ее руки я и снял эти часы…

Андрей не перебивал его, не двигался. Словно окаменев, упорно смотрел перед собой. Казалось, даже не слушал, о чем рассказывал этот вражеский солдат. А когда финн закончил, Андрей быстро вышел из землянки, схватил чьи-то лыжи, надел их и устремился в лес. Им завладела одна мысль: узнать, где сейчас Саша, жива ли она…

Топпоев оглянулся. Заснеженный, хмурый лес угрюмо смотрел на него со всех сторон. Недалеко, среди сугробов, чернел большой остроконечный камень. Андрей подошел к нему. Снег держался только на одной стороне, во впадинах, другая была словно отполирована. Когда кончится война… он поставит памятник Саше — вот такой же простой карельский камень, а на нем надпись…

Но почему он думает о Саше, как о мертвой? Ведь она жива!.. И сейчас же другие мысли: «Из гестапо живыми не возвращаются… Может быть, ее в эти минуты подвергают пыткам?!» Он старался отогнать эти мысли, но они преследовали его, мучили… Памятник на могиле жены… На могиле? А где же могила?! «Какая ты была, Саша, крепкая, сильная. „Кремневая“, как называла тебя мать… Настоящий карельский камень, гранит, — сражалась одна с целым отрядом!..»

Андрей вздохнул, огляделся. Куда он зашел? Вчера должен был направиться в часть капитана Еремина, а оттуда в Беломорск. Известие о том, что Саша попала в плен, было слишком неожиданным… Свалившееся горе выбило его из колеи.

В первую минуту он решил идти в разведку, узнать, где находится Саша. Забравшись в глубь леса, после многочасовой ходьбы на лыжах, понял всю абсурдность своего решения: где искать Сашу, в каком застенке гестапо? Нет, скорее в отряд и уже там с товарищами обсудить, как лучше приступить к поискам.

Сколько даром потраченного времени. Как он оказался слаб — пал духом, потерял способность здраво мыслить. Надо немедленно же вернуться в пограничную часть… Сейчас немного отдохнет, подкрепится и пойдет дальше.

Топпоев шел, не отдыхая. К вечеру выбился из сил. Выбрал место у обрывистой стены каменистого кряжа, среди кустов. Сделал из хвойных веток шалаш и постель. Потом прикрепил лыжи, прошел по своей лыжне около километра и на обратном пути замаскировал свои следы.

Он очень устал и был уверен — стоит ему прилечь, сейчас же уснет. Но холод мешал не только спать, но и дремать. Уже через полчаса у Андрея стучали зубы, не было сил преодолеть противную дрожь. Долго мучился, кутаясь в полушубок, ворочаясь с бока на бок. Наконец, не вытерпел, решил развести тут же, в шалаше, небольшой костер.

Наломал сухостоя, разжег огонь, прикрывая его полами полушубка.

И как ни мал был костер, Топпоев согрелся, а вместе с теплом пришел и сон…

На второй день под вечер Андрей прибыл в комендатуру.

…Девятого ноября, когда группа Марина вместе с освобожденными вернулась из разведки, Еремин был в штабе отряда. Правда, он пробыл там недолго, но и за несколько часов услышал многое о боевых действиях партизанского отряда товарища Т. Полковник Усаченко тогда сказал: