Разведчики

— Вы не убивайтесь, не тоскуйте! — беря Катю за руку, тихо заговорил Синюхин. — Трудно всем нам. Потерпеть надо. Может, и не так скоро, а настанут хорошие деньки.

— Я очень рада нашей встрече! Вы даже не представляете, какой вы, товарищ Синюхин, хороший! — вырвалось у нее. — Дома у вас все благополучно? Как детишки?

— Спасибо, хорошо, — Синюхин достал из кармана фотографию и письмо. — Вот мои. Старшой уже письма пишет… Скорей бы фашистов побить и домой. Теперь не стыдно будет вернуться…

— Не стыдно? — переспросила Катя, рассматривая снимок.

— А как же. Хоть немного, а и мне довелось с захватчиками с пользой для Родины повоевать.

Катя невольно посмотрела на ордена Синюхина. Перехватив ее взгляд, он смутился:

— Не об этом я хотел сказать…

— Я поняла, — поспешила успокоить его Катя и, глядя на фотографию, проговорила. — Ваша жена сама, как ребенок, просто не верится, что это ее дети.

Синюхин ничего не сказал, но глаза его засияли от Катиной похвалы.

— Очень бы хотелось поподробней узнать о вашем разведвзводе, — переменила разговор Катя.

— Как у других, так и у нас, — уклонился Синюхин. — Вот, пожалуй, можно будет рассказать о нашем последнем походе на север… Самый тяжелый поход был, многих разведчиков потеряли. Товарища политрука Иванова лишились, под конец этого же похода моего второго номера Зубикова и многих других из нашего взвода.

— Такие большие потери за одну разведку?

— Эх, Екатерина Дмитриевна, — в первый раз за все время Синюхин назвал ее по имени и отчеству. — Мало иметь удаль и ненависть в сердце, надо еще и знание военного дела иметь! Трудно пришлось в тот раз, как остались без командира. Учиться еще много мне надо… — он сказал это таким тоном, что Катя сразу поняла: Синюхин в чем-то винит себя.

И он рассказал о последней разведке. Слушая, Катя все больше убеждалась в громадной перемене, происшедшей в Синюхине.

— Как вы изменились! — воскликнула она, когда он кончил свой рассказ. — Вы, товарищ Синюхин, даже говорить стали иначе, очень убедительно… Выросли вы. Не обижаетесь, что я так прямо говорю?

— За что же обижаться? Ваше замечание даже приятно. А насчет моей перемены, так это вполне объяснимое дело: когда ученик поступает в первый класс, у него знаний нет. А чем дальше учится…

— Тем и знаний больше, и речь другая! — сравнение Кате понравилось.

Через две недели совершенно неожиданно для Кати в полк приехали Зоя Перовская и военфельдшер Акошин. Катя только что закончили с врачом обход больных и вышла на свежий воздух. После полумрака землянки солнечный свет больно резнул по глазам. До сих пор она не может привыкнуть к маленьким тесным палатам в землянке полкового госпиталя. Они были такими же, как в ПМП, когда она впервые приехала на шестую заставу. Здесь все напоминало о Петре. Она часто ловила себя на том, что всматривается в идущих пограничников, отыскивает знакомые черты.

Послышались голоса: один несколько хрипловатый, другой звонкий, очень знакомый. Катя открыла глаза и увидела две мелькающие среди деревьев фигуры.

— Да ведь это Зоя Перовская! — воскликнула Катя. — Неужели к нам в санчасть?

Из землянки вышел Медик:

— На склад, за медикаментами, — пояснил он. — Уже часа два как приехали из соседнего батальона. — И важно продолжил, разглаживая усы: — Мы ведь теперь всех вокруг снабжаем, — он достал было кисет с табаком, но, покосившись на подходивших приезжих, не закурил. — Военфельдшер товарищ Акошин прямо к разведчикам прошел, к старшему сержанту Синюхину. Ребята рассказывали: с полчаса они обнимались.

Не слушая Медика, Катя побежала навстречу Зое и Акошину.

Опередив Акошина, Зоя подошла к ней первая:

— Здравствуйте! — раскрасневшаяся от ходьбы, она стояла с протянутой рукой. — Как устроились?

— Спасибо, — недовольно проговорила Катя, ответив на рукопожатие. Ей была неприятна жизнерадостность Зои. — А что пишет товарищ старший лейтенант?

— Вчера было письмо, Марк уже ходит без костылей, опираясь на палку! Я так рада!

Катя дружелюбно взяла Зою под руку, поняла и оправдала ее веселость.

Подошел Акошин. Назвав себя, он с любопытством посмотрел на Катю:

— Я вас сразу узнал.

— Товарищ Синюхин рассказывал?

— Синюхин.

Катя засмеялась:

— «Цыпленком» называл?

— Синюхин вас глубоко уважает, — серьезно проговорил он и повернулся к Зое: — Пожалуй, на складе я и сам справлюсь. Вы можете побыть здесь.

Зоя отрицательно покачала головой:

— Хирургические инструменты просмотрю сама. Идите, я догоню.

Глядя на удалявшегося Акошина, Катя задумчиво сказала:

— Я его совсем другим представляла… Синюхин о нем рассказывал! Мне казалось — это богатырь, чуть ли не больше Синюхина, с красивым, серьезным лицом… А он среднего роста, лицо круглое, веснушчатое, и волосы рыжие.

— По внешности трудно судить о душевных качествах, — горячо проговорила Зоя, сразу вспомнив Марка. — Акошин замечательный человек, я хорошо узнала его за это время…

Катя все еще держала Перовскую под руку.

— Как радостно встречать хороших людей… Да что же это мы стоим, — спохватилась она, — наверное, вы проголодались, до обеда еще порядочно. Пойдем ко мне.

— Надо на склад… Я рада, что увидела вас и Синюхина! Наш командир батальона не хотел меня отпускать. Спасибо Акошину — сказал, что я, как хирургическая сестра, гораздо лучше отберу инструменты. Пойдем вместе на склад.

Вечером Синюхин с Акошиным сидели на скамье возле полкового клуба. Репетировалась новая программа самодеятельного концерта, и к ним доносились то пение, то музыка. От самокруток в тихом воздухе поднимались тонкие синие струйки. Надоедливо звенели комары, но друзья, увлеченные воспоминаниями ничего не замечали.

— А тебя, товарищ Синюхин, наши пограничники до сих пор вспоминают, — Акошин положил руку на широкое плечо собеседника. — Помнят, как под артобстрелом раненых вытаскивал. Как полз по-пластунски к колодцу с флягами за водой. И особенно, как ты во время вылазки приволок финскую пушку в оборону.

Синюхин добродушно усмехнулся.

— Это трудно забыть. На всю жизнь останется в памяти оборона старшего лейтенанта товарища Каштанова. Правильно ему звание Героя Советского Союза присвоили… — Синюхин помолчал, потом продолжал взволнованно:

— Позабыли вы меня, товарищ военврач…

— Что ты меня все военврачом зовешь? Ведь знаешь, что я только фельдшер, — улыбнулся Акошин.

Синюхин тоже широко улыбнулся:

— Я и в мыслях вас так зову… Дело ведь не в звании, а в человеке…

Акошин поднялся.

— Пора отдохнуть, товарищ Синюхин, завтра рано выедем. Целый обоз собрался — три подводы, боеприпасы, муку повезем. По лесной дороге здесь недалеко. Если пораньше отправимся, к обеду и дома. Мы теперь у вас на снабжении, видеться часто будем. Очень рад, что с тобой встретился.

— А уж как я рад, и слов не подберу, — пробасил Синюхин.

Почти совсем стемнело. На небе горели звезды, почернел лес, комары стали еще злее, но два боевых товарища шли тихо, дорожа каждой минутой, проведенной вместе…

Глава 17

БУДНИ ВОЙНЫ

Полковника Усаченко разбудил стук в дверь. И хотя тяжелый сон еще сковывал тело, Усаченко сразу открыл глаза. В землянке было светло. Первые лучи солнца, проникая сквозь маленькое окошко, окрашивали в розовый цвет сложенные на столе книги и папку с бумагами.

Усаченко взглянул на ручные часы — было четыре утра. Быстро одевшись и пригладив волосы, крикнул:

— Войдите!

В дверях показался дежурный по части, приземистый, с большими пышными усами майор. Спросив разрешения, доложил:

— Получена срочная шифровка…

По тону его Усаченко понял: у дежурного есть еще какое-то сообщение.

— Продолжайте.

— Банда диверсантов прошла на стыке с третьим батальоном части полковника Никольского.

Усаченко резко поднял голову: в третий батальон должен сегодня утром отправиться со склада обоз.