Страница 114 из 116
— Как зовут мастериц? — спросил Малков.
— Одну — Нелли, другую — Саодат.
Пропуская Ковешникова вперед, капитан взошел по ступенькам крыльца в парикмахерскую.
Женщины не сразу обратили на них внимание, восприняли, скорее, как помеху, а не как клиентов. Все три говорили одновременно, не слушая друг друга, усиленно жестикулируя, поминая имена Айгуль и Махмуда-Кули.
Ковешников вежливо покашлял:
— Можно?.. Салям, Нелли, салям, Саодат, Эльяр… Кажется, не вовремя пришли?
— Садитесь, дорогие, обслужим, — ответила Саодат, продолжая оживленно говорить с подругами.
Оба сели в кресла, откинулись на подголовники.
Нелли и Саодат привычным движением набросили на них белые простыни, заправили вокруг воротников.
— Что будем делать? Бриться, стричься?..
— И то и другое…
Уловив мгновенную паузу в разговоре женщин, Ковешников спросил:
— А почему Айгуль-ханум по Текинке гуляет, на работу не идет? Наверное, поссорились?
Женщины мгновенно замолчали и только переглянулись между собой.
— Какая Текинка, дорогой? Айгуль-ханум сейчас по Петропавловску-Камчатскому гуляет!
— Что так далеко? Почему Камчатка? — удивился Яков Григорьевич.
— К жениху поехала, отцу, матери не сказала, только письмо оставила… Вон Эльяр уже была у ее родителей, они ничего не знают, сказать, куда дочка девалась, не могут…
— Надо же! — безразличным топом произнес Ковешников. — Значит, я какую-то другую молодую баджи, похожую на Айгуль, на Текинке видел.
— Это ты правильно говоришь, другую, — подтвердила Саодат.
— Ну и как, хороший человек жених Айгуль? — спросил Ковешников.
— А кто знает? Больной, наверное почками, как Айгуль. На курорте в Байрам-Али почки лечил, там и познакомились. Айгуль путевку от профсоюза давали. Погуляли, разъехались, а потом присылает телеграмму: «Приезжай, дорогая, будем жениться!»
— Ну, так все хорошо! Раз предложение сделал, значит, серьезный человек! Старый или молодой?..
— Лет тридцать пять, в самый раз для Айгуль. Она ведь тоже всем говорила: «Двадцать четыре», а самой двадцать восемь.
— Да, в таком возрасте непросто замуж выйти, — согласился Ковешников. — Пошли им аллах счастья: семья будет, дети пойдут.
— Еще неизвестно, пойдут ли дети, — не удержалась от разговора Эльяр, но тут же замолчала.
— А он что, рыбак? — высказал предположение Ковешников. — На Камчатке, говорят, красной рыбы, икры много…
— Военный, как ты. Майор. И как только поехала!.. У нас в Ашхабаде виноград, дыни, арбузы, урюк, миндаль — тепло! А там только снег да лед, белые медведи женщин воруют, замуж берут!
— Если белые медведи там такие, то дело дрянь, — посочувствовал Ковешников. — А сам-то он туркмен, русский?
— Кто его знает? Подписал телеграмму: «Василий». Вася…
— Вот тебе и «Вася»! — не удержался от восклицания капитан Малков, когда Ковешников пересказал ему суть разговора.
Он, как и Яков Григорьевич, все посматривал в окно, вызывая неудовольствие Нелли, брившей его, но не решавшейся сделать замечание.
За окном мелькнула фигура пожилого человека.
— Одну минуту, — сказал Ковешников, остановил жестом Саодат, вскочил с кресла и, вытирая на ходу мыльную пену с лица, вышел на улицу.
— Махмуд-Кули-ага! — окликнул он уходившего в сторону базара невысокого старика.
Тот обернулся.
— А, это вы, товарищ Ковешников, — сказал подчеркнуто официально. — Что хотел, дорогой, говори, а то мне некогда: на базаре друзья ждут.
— Шел ты в парикмахерскую, а теперь — «на базаре друзья ждут»? — с усмешкой переспросил Ковешников. — Эльяр я к тебе посылал.
— Ты?
— Конечно я…
— Ты знаешь, где моя дочка Айгуль?
— Догадываюсь. Если поверишь мне, то уже сегодня вечером Айгуль-ханум будет с тобой.
— Как она будет со мной, если вчера улетела на Камчатку? Женщины из парикмахерской видели билет на самолет…
— Она еще не улетела на Камчатку. Я тебя за всю жизнь ни разу не обманул.
— Что я должен делать?
— Расскажи, что знаешь, как все получилось?
— Ничего не знаю. Оставила записку и ушла.
— Записка с тобой?
— Вот она…
Махмуд-Кули развернул бумажку, на которой было написано: «Опе! Не думай плохо обо мне. Уезжаю далеко — спасти тебя и всю нашу семью. Меня не ищи. Станешь искать, погубишь всех».
— Ты что-нибудь понимаешь, почему она так написала? — спросил Ковешников.
— Кто-то ее запугал. Может, ты знаешь, кто? На меня эта записка свалилась как снег на голову.
— Можешь ты ее дать мне?
— Бери, пожалуйста, тебе я верю. Если догадываешься, где Айгуль, почему не скажешь, зачем такое писала? Где искать этого майора Василия? Эльяр сказала, что он даже не в Петропавловске живет, а где-то в тундре!
— Отыскать майора Василия дело нехитрое: в санатории Байрам-Али, наверное, не так много было майоров по имени Василий, да еще с Камчатки. Искать будем другого «Васю». А пока тебе придется встретиться с Аширом, Баба-Бегенчем и Алибеком Тангры-Берды.
— Ты что, шутишь? Какой Ашир? Какой Баба-Бегенч? Какой Алибек? Откуда взялись? Они уже сто лет как за кордон удрали!
— Здесь они. А шутить нам некогда. Они с нами и, кстати сказать, с твоей дочкой Айгуль не шутят… Увидишь на Текинке Лаллыкхана и Амангельды, знай: тебя страхуют. Их-то, я думаю, знаешь?
— Страхуют от кого? Объясни, что происходит? Всех аксакалов собрал! Зачем им моя Айгуль? Что я должен говорить Баба-Бегенчу, Алибеку, Тангры-Берды?
— Ничего не должен говорить. Будешь только слушать, что они тебе скажут. А если ничего не скажут, тем лучше. Значит, все идет так, как мы думаем.
— Слушай, зачем мне твои Ашир, Алибек, Баба-Бегенч? У меня дочь пропала! Из дому ушла! Понимаешь, уехала! Непонятные записки пишет! Что я должен думать? Кто ее запугал до того, что у моей бедной кыз[34] совсем ума не осталось? Если ты уверен, что она вечером вернется домой, значит, ты украл?
— Слово даю, сам только вчера узнал об этом, а с нею и не виделся.
— Тогда почему все так хорошо знаешь?
— Догадываюсь. А теперь слушай меня. Сейчас же идем на базар, встретишься с Баба-Бегенчем и Аширом. Может, к тебе и Алибек подойдет. Это тоже надо, чтобы спасти твою Айгуль.
— Если так — идем! — решительно сказал Махмуд-Кули.
— Один пойдешь. Для такого дела с тобой рядом никто не должен ходить. Но Лаллыкхан и Амангельды, да и я — будем поблизости…
— Хорошо! Но если ты меня обманул, проклят будешь сам, прокляты будут твои дети!
— Тебя я не обманул, иди спокойно.
Всю эту сцену с крыльца парикмахерской наблюдал капитан Малков. Он спустился по ступенькам и направился к рынку, не обращая внимания на беседовавших. Остановился, достал из кармана маленькое зеркальце, принялся рассматривать подбородок, то ли проверяя, хорошо ли побрили, то ли исследуя царапину — не идет ли кровь?
В это время два человека в штатском, с безразличным видом рассматривавшие стенд с афишами, направились к рынку, пропустив впереди себя Махмуда-Кули. Ковешников догнал Малкова, коротко сказал:
— Докладываю, товарищ капитан. Махмуд-Кули, по моим наблюдениям, не знает, где Айгуль-ханум. Вряд ли он в сговоре с Алибеком и Баба-Бегенчем.
— Сейчас наши сотрудники проверят, — ответил Малков и кивнул в сторону двоих в штатском.
— Но кроме шантажа, такого же, как по отношению к Айгуль, может быть попытка физически уничтожить Махмуда-Кули, — заметил Ковешников. — Чем-то он им здорово мешает.
— При разработке операции учтен и этот вариант. Хотя на базаре с таким скоплением народа покушение едва ли возможно.
— Для них все возможно, особенно если это — приказ сверху: у Алибека и Баба-Бегенча тоже есть свои начальники.
— Тогда пора и нам за дирижерский пульт: время к десяти, — сказал Малков. — Скоро должны появиться уважаемые туристы… — Оба неторопливо влились в толпу, не выпуская друг друга из виду.
34
Кыз — девочка (туркм.).