Ферма

Обычно Леон и Габби, новоиспеченная глава отдела по связям с инвесторами, принимали мадам Дэн в Нью-Йорке, в клубе «Холлоуэй» на Пятой авеню. Но на сей раз все меняется. Мадам Дэн не только рассматривает возможность инвестирования в «Холлоуэй». Она может заказать ребенка – это будет ее первенец, всего она запланировала пятьдесят детей – в «Золотых дубах», доверив его хосте, отобранной Мэй, чтобы вынашивать один из дюжины замороженных эмбрионов, оставленных мадам Дэн в носящем ее имя Центре исследований репродуктивного здоровья в Массачусетском технологическом институте.

Леон попросил Мэй провести первую встречу в «Золотых дубах». Он полагал, что пасторальная красота фермы и ее чистый, прозрачный воздух будут резко контрастировать с затянутым смогом небом и загрязненными грунтовыми водами, к которым мадам Дэн привыкла в Пекине. «И ты, Мэй. Ты всегда производишь большое впечатление», – тепло заметил Леон.

Мэй едва не падает в обморок от волнения. Это может стать ее шансом. С момента запуска «Золотых дубов» три года назад Леон и совет директоров «Холлоуэя» настаивали на ограничении деятельности, связанной с суррогатным материнством, – без достаточных оснований обходясь всего тридцатью (плюс-минус) хостами даже несмотря на то, что пробный период превзошел все ожидания.

Увы, восемь спален в восточном крыле пылятся и взывают к тому, чтобы там кого-нибудь поселили. Если хозяева «Золотых дубов» покончат с отдельными комнатами – а Мэй рекомендует снова и снова, ибо твердо верит, что хосты должны быть объединены в пары, чтобы следить друг за другом, и, конечно, чем больше суррогатных матерей в спальне, тем больше прибыль, – существующие помещения смогут вместить по крайней мере еще две дюжины женщин.

Но сначала Мэй нужно принять мадам Дэн. Она станет самой большой удачей и продемонстрирует Леону огромный потенциал «Золотых дубов».

Мэй выуживает из сумочки наушники и вставляет их в телефон. «Хуаньин дадзя! Приветствую всех. Сиэзи дегуанглин! Спасибо, что приехали», – звучит ее записанный голос. Мэй планирует начать завтрашнюю презентацию для мадам Дэн на китайском, а затем перейти на английский для Леона и остальных. Она практиковала вступление со своим онлайн-репетитором в Пекине в течение нескольких дней, и тяжелая работа окупилась – голос, говорящий по-китайски в наушниках, имеет акцент уроженца Поднебесной.

Мэй шевелит губами, беззвучно воспроизводя записанную презентацию, и при этом перебирает пальцами тонкую стопку заявлений о приеме на работу хостой, которые Ив распечатала в первой половине дня. Она просматривает фотографии на первых страницах соединенных скрепками листков и хмурится. Большинство претенденток приехали из стран Карибского бассейна, но таких и так достаточно. Светлокожие хосты – вот чего не хватает. На самом деле, размышляет Мэй, она могла бы принять еще несколько филиппинок. Они популярны среди клиентов, потому что хорошо говорят по-английски, а характер у них мягкий и услужливый. Сама Мэй неравнодушна к ним, потому что ее прежняя экономка, Дивина, родилась в горной деревне где-то на юге Филиппин. Дивина была доброй некрасивой женщиной с плоским носом, маленькими ноздрями и темной кожей, изборожденной большими оспинами, оставшимися после тяжело перенесенной ветрянки. Симпатичная белокурая мать Мэй пыталась использовать внешность Дивины, чтобы напугать маленькую дочку и заставить пользоваться солнцезащитным кремом («У тебя кожа отца, Мэй, неужели ты хочешь в конечном итоге выглядеть, как Дивина?»), но ее запугивания не приносили пользы, по крайней мере в ранние годы, потому что юная Мэй вовсе не считала Дивину уродиной.

Но она ею была, и по опыту своей работы Мэй знала: даже если бы Дивина была еще жива, достаточно молода, чтобы стать хостой, до крайности надежна, опрятна, послушна и обладала столь же здоровой маткой, как любая другая женщина в «Золотых дубах», ни один клиент никогда не выбрал бы ее. Из-за уродства. Клиенты, по крайней мере американские, конечно, никогда бы не признались в этом. Но, просматривая десятки анкет в элегантном офисе Мэй, они почти всегда пропускали похожих на Дивину и останавливались на симпатичной филиппинке с бледной кожей, или на польке с веснушками на носу, или на стройной тринидадке с блестящими глазами и ямочками на щеках.

Конечно, не все клиенты таковы, поправляет себя Мэй. Некоторые действительно сосредоточены только на выборе хосты со здоровой маткой. Но далеко не все. Большинство верят, что выбранная ими хоста является не только хранилищем для их будущего ребенка, но и символом высоких ожиданий относительно существа, которое будет помещено внутрь ее. Поэтому они тяготеют к женщинам, которых находят «красивыми», или «правильно говорящими», или «добрыми», или «мудрыми», или даже «образованными», и готовы платить за них высокую цену.

Последнее поначалу удивляло Мэй – то, что некоторые клиенты готовы платить гигантскую премию за матки, окончившие Принстон, Стэнфорд или Виргинский университет, как будто зародыши будут поглощать наряду с глюкозой, белками, кислородом и витаминами приобретенные знания и заоблачные результаты Академического оценочного теста высокообразованной хосты. Однако что верно, то верно: Мэй каждый год имеет дело с клиентами, согласными только на хосту со степенью самого престижного вуза. Отсюда страстное желание Мэй привлечь к работе Рейган Маккарти, в резюме которой значатся три пункта, отличающие хост высшего разряда: она европеоидной расы (привлекательная смесь ирландской и немецкой крови, как выяснила Мэй во время интервью), она симпатична, однако не сексуальна (Мэй знает по опыту, что это принципиально), и она образованна (диплом с отличием из университета Дьюка – умная, но не пугающе).

Если Мэй сумеет убедить Рейган прийти на работу в «Золотые дубы» и сведет ее с мадам Дэн, для которой любая цена, названная Мэй, станет ошибкой округления, бесконечно малой каплей в огромном океане богатства, Мэй окажется на пути к рекордному годичному бонусу, который будет ее ждать всего через несколько недель после Нового года. Она использует этот неожиданный доход, чтобы обновить ванные комнаты, которые, по настоянию Итана, они оставили для второй фазы ремонта. И она вручит матери подарок такой безумный (сумочка «Эрмес»? часы «Картье»? часы «Картье» в сумочке «Эрмес»?), что он вызовет у нее хоть какую-то реакцию. Легкую довольную улыбку. Невольный удивленный вздох.

Хотя на самом деле все говорило за то, что от матери ей этого не дождаться. Скорее всего, та отшвырнет подарок Мэй легким движением руки, как если бы каждый день получала сумки за пятнадцать тысяч долларов, набитые часами за двадцать тысяч долларов, а не сохла по ним всю взрослую жизнь. Сколько раз, вернувшись домой из школы, Мэй заставала мать в кабинете за просмотром очередного байопика о Джеки Кеннеди – или Бейб Палей[25]. Как часто мать насмехалась над неуклюжей роскошью новейшего клатча Луи Виттон у жены их соседа-нувориша, а потом Мэй обнаруживала, что бедняжка с жадностью изучает в уборной раздел сумок в каталоге «Сакс», как будто это порножурнал.

Но нет, это никуда не годится! Мэй качает головой, мотнув ею почти яростно. Сейчас не время для праздных мечтаний и дум. У Мэй есть работа. Следующие двадцать четыре часа станут решающими.

Мэй репетирует свою презентацию еще раз, на этот раз вслух, четко говоря слова в телефон. Позже, этим же вечером, она отправит запись по интернету своему репетитору для просмотра во время видеозвонка. Затем она вновь сосредотачивает внимание на резюме кандидаток. К тому времени, когда автомобиль достигает шоссе Франклина Рузвельта, Мэй успевает выделить в стопке заявления одной или двух соискательниц, которые заслуживают дальнейшего рассмотрения, и отправляет своей команде их имена по электронной почте для последующей проверки. Решительным движением указательного пальца Мэй удаляет на телефоне пункты один и два из списка неотложных дел. Сделано и сделано.

25

Барбара Кушинг Мортимер Палей (1915–1978) – американская светская львица и икона стиля, известная по прозвищу «Бейб».