Страница 6 из 27
– Ну, чего, пошли? – вывел её из задумчивости вопрос Стасика, успевшего испросить у Сергея позволение отлучиться «по делу» на полчаса, – и, силясь на ходу припомнить, что же такое она успела ему в запале битвы наобещать, юная провинциальная нимфа отправилась покорять далеко, конечно, не принца, а так, что бог послал. Успев за время пятиминутной прогулки сообщить жаждавшему ласки ухажёру о своих непростых финансовых обстоятельствах и подправив таким образом пошатнувшуюся финансовую стабильность, она показала изведавшему порядочно удовольствий столичному мальчику, что такое непередаваемый колорит российской глубинки столь ярко, что влюблённые легко уложились в положенное время. Как истинный джентльмен, на обратном пути слегка пошатывавшийся Стасик попросил телефон и записал новую знакомую под выразительным «Оксана Б», добавив её к внушительному списку фамилий, состоявших из второй буквы алфавита.
Вернувшись на своё место, счастливый любовник счёл нужным первым делом отрапортовать Михаилу, что Ксюха очень даже ничего и, порекомендовав отведать более чем стоящих талантов девушки, снова переключился на заигрывание с оставленной было подругой. Он был сегодня в ударе, сыпал изысканными комплиментами «такой ничего себе тёлочке», в припадке нежности обслюнявил ей правое ухо, не побрезговав и окружающими волосами, доливал почти всегда удачно шампанское в бокал и вообще, избавившись от лишних гормонов, превратился в милого бестолкового подростка, в приступе юношеской страсти неумело пытающегося всячески произвести впечатление. Последнее несколько смазалось, когда к природному обаянию добавилась парочка цветастых таблеток, но худшего удалось избежать, и, посидев в задумчивости пять минут, Стасик вопреки опасениям лишь самую малость испортил воздух, зато сопроводив сей акт юной жизнерадостности более чем громким звуком. На лице сидевшего напротив Михаила автор шутки неожиданно увидел порицание, граничившее с желанием разломать его и без того не слишком притягательное лицо непосредственно на месте, так что пришлось шёпотом апеллировать к Сергею с характерным: «Чего это он?»
Старший товарищ успокоил, объяснив, что тот есть жертва чересчур строгого воспитания, и посоветовал в дальнейшем отлучаться даже по столь невинной, казалось бы, нужде в туалет, раз уж им так не повезло оказаться этим вечером в компании бунтующего ханжи, с которым его связывали, к несчастью, деловые отношения, а потому не было возможности дать отповедь зарвавшемуся агрессивному социопату, не обладавшему элементарным чувством юмора. Последний, к слову, влив в себя первые триста, находился в слегка затруднительном положении: находясь в пороговом состоянии принятия решения относительно продолжать или, наоборот, сворачивать веселье, он жаждал внимания пригласившего его друга, но тот всецело, казалось, погрузился в разглядывание прелестного Дашиного личика, ничуть, по-видимому, не интересуясь происходившим вокруг, так что, взвесив имевшиеся за и против, Михаил в результате, подумав, решил откланяться и позже выяснить у Сергея, какого лешего тот вытащил его на эту малопонятную вечеринку. Посмотрев для вежливости на часы, он показательно спохватился, быстро извинившись перед всей компанией, разом встал из-за стола и быстрым шагом направился к выходу. На полпути его, тем не менее, догнал хозяин веселья и, усадив за ближайший свободный диван, быстро заговорил:
– Я тебе Стасика хотел показать.
– В качестве кого? Ты его не к нам ли рекомендуешь?
– Нет, конечно. Чёрт, собирался с тобой поговорить, но как-то всё закрутилось неожиданно. Встретил его случайно и подумал, что вот будет тебе характерный пример: бесполезный, но, заметь, и совершенно безобидный коптитель неба, любитель закинуться чем-нибудь без особых последствий, в своём роде непосредственный, даже безвредный, повторюсь, нелепый простачок, которому амбициозный папаша ещё в детстве занизил ниже плинтуса самооценку и растоптал какие-либо зачатки личности. Вот он живёт, никого не трогает, грубого слова не скажет, предмет насмешек, ходячий карманный гороховый шут, которого таскают за собой все кому не лень, чтобы посмеяться, а то и поиздеваться иногда. Когда-нибудь женится и станет безответным забитым рогоносцем, будет в меру сил не мешать воспитывать собственных – лишь в силу возможностей современной науки безошибочно определять отцовство – детей, а то и после двух первых благоверная подкинет ему третьего, любимого, не от него, да заставит и это переварить, умрёт никому абсолютно не нужным, одиноким и по-настоящему несчастным: врагу не пожелаю такой судьбы.
– Давай ближе к делу, нехорошо бросать на произвол судьбы тобой же собранную компанию.
– С каких пор ты сделался таким щепетильным, – уже огрызнулся Сергей, – видимо, ещё пока трезвый. Но суть не в этом. Я всё спросить хотел: его тоже под нож? Ведь он одним из первых в русле твоей новой теории эволюции пойдёт, тут уж, как пить дать, отец его в числе не самых последних государевых, так сказать, людей, но только он от него за всю жизнь ничего хорошего не видел, одни оплеухи да рукоприкладство. Он дурак, глупый безвредный дурак, считай, что вообще слабоумный, и его папаша больше всех обрадуется, если Стасика раньше него на тот свет отправят, но в этих-то тонкостях и вся соль. За что ему это, я наверняка знаю, что уж он-то это никак не заслужил, да рядом с ним я все круги ада заслуживаю, а этот разве что няньку подобрее, – он, было, остановился, чтобы перевести дыхание, но тут же продолжил, – мрази всяческой довольно, не спорю, тут на любой термидор хватит вместе с новой коллективизацией, но неужели так безальтернативно это сталинское «лес рубят, щепки летят». Ты не подумай, что я как девочка раскудахтался и мучаюсь сомнениями, – успокоившись, продолжил Сергей, – дело совершенно не в этом. Стасик так Стасик, но для себя понять хочу, предполагает ли наша система исключения из правил?
– Если ты закончил, – помедлив, заговорил Михаил, – то вот тебе мой ответ: никаких соплей и исключений не предполагается, есть в одном известном курсе западного корпоративного менеджмента основополагающее правило, что нельзя выстроить процедуру работы под конкретных людей, следует, наоборот, под требуемую схему искать подходящих исполнителей. Не то чтобы описывался именно этот случай, но, тем не менее, смысл тот же. Хотя если лично ты за кого попросишь, то, чего греха таить, обойдём, конечно, вниманием несчастного. Если будет такая возможность.
– А всё же за что Стасика-то? По совести: для дела или потому что воздух, скотина невоспитанная, испортил?
– Какая разница-то. Да хоть потому, что под взгляд попал. Боюсь, это ты у нас сделался больно чувствительным, коллега, а мне пора, до завтра, – Михаил встал, пожал ему руку и вышел, несколько всё же озадаченный.
«Тяжело иметь дело с нынешней породой людей, – размышлял он по пути домой, – во всём им хочется усомниться, всё они пытаются непременно пропустить через своё убогое мировосприятие – вместо того, чтобы сосредоточиться на имеющейся проблеме и заниматься исключительно делом. Однако дела-то до сих пор никакого нет, отсюда, кстати, и брожение умов, так что нечего валить с больной головы на здоровую: раз назвавшись груздем, он и рад бы полезть в кузов, но тот запаздывает, а тогда стоит ли удивляться буйству разыгравшейся фантазии, – обстоятельства более чем ясно указывали на необходимость любого действия, способного пробудить группу от праздности, и эта нелепая сама по себе выходка Сергея вскрыла порядочный нарыв, из которого может полезть всё, что ни попадя. Всякое сомнение в их деле было величайшее зло, и оставалось только порадоваться за дисциплинированного товарища, решившего высказать наболевшее в установленном порядке, вместо того чтобы тихо переваривать взрывоопасную смесь до консистенции самовоспламенения, когда никакими словами и разъяснениями уже не поможешь». Им всем было трудно раз за разом ломать в чём-то себя и перешагивать через привычное ради какой-то мифической будущей цели. Стоило, как минимум, принимать в расчёт, что остальные, хотя и тоже являются теперь носителями идеи, но состоят с ней в гораздо менее интимной связи, чем её непосредственный создатель. Михаилу достаточно было знать, что они движутся в нужном направлении, в то время как им требовалось видеть, ощущать, а лучше участвовать или производить это самое движение, но зато уж и направление тут было несущественно. Вся человеческая жизнь, по сути, есть побег от статики, а движением, сползанием на дно или полётом достигается это состояние – не так уж и существенно. В этом уравнении веры нельзя было пренебрегать ни одной переменной, и если одна из них требовала как можно скорее обеспечить группу работой, следовало незамедлительно сделать это – не важно, чем конкретно, но основательно и надолго озадачив её членов. Эта передышка нужна была ему, чтобы окончательно продумать детали первой акции и всесторонне подготовиться.