Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 26

– Опять ты о чём-то задумался, – вывела его Аня из некоторого оцепенения, – раз ты так блестяще догадался о моём поприще, расскажи, чем сам занимаешься?

– Руковожу одной из папиных контор: утверждаю, так сказать, преемственность поколений, – коротко ответил он.

– И как, нравится? – подруга, видимо, решила не отставать от него сегодня весь вечер, тем более что остальные оживлённо болтали о чём-то между собой, как будто и забыв о них.

– Жаловаться не приходится: почти что гибкий график, деньги, уважение, почёт, что там ещё…

– Похвально, но я спросила – нравится ли. Или ты способен мерить только деньгами?

– Верно подмечено, – оживился Сергей, – я ведь и правда смотрю на всё с точки зрения объективных факторов: работа даёт мне деньги – хорошо, машина с водителем комфорт – тоже неплохо, красивая девушка – сексуальное удовлетворение. Но вот нужно ли мне всё это – я как будто и перестал размышлять. Ты, похоже, неплохой психолог, схватываешь на лету. На что ещё можешь открыть глаза? – почти всерьёз, хотя и улыбаясь, поинтересовался Сергей.

– Хватит с тебя на сегодня и этого. Мне тоже, бывает, хочется абстрагироваться от работы. А то, что я так лихо догадалась, так это не обманывайся: болезнь поколения, мы разучились желать чего-то сами, существуя в мире навязанных образов.

– Тебе, прости за нескромность, сколько лет, девочка – для эдакой-то жизненной мудрости?

– Хамите, парниша.

– Да уж больно интересно.

– То есть в твоём понимании это оправдание?

– А в твоём разве нет?

– Да, смотрю, тебе палец в рот не клади, – засмеялась Аня, – следовало бы поиздеваться над тобой и лукаво спросить, сколько дашь. Хотя, такой как ты, пожалуй, и вправду ляпнет, что думает: тогда придётся обижаться, потом мириться, а если ты, зараза, не подыграешь, то и вообще тебя отставить. Как-то хлопотно, ты не думаешь?

– Всецело поддерживаю данную точку зрения, – нарочито вычурно ответил ей Сергей.

– Двадцать четыре. Хочешь, познакомлю тебя подробнее с остальными?

– Нет, мне и так неплохо. Успеется: я так понимаю, ваша секта собирается регулярно. Мне двадцать восемь, – предварил он вопрос.





– А смотришься так прямо мальчиком. Здоровый образ жизни?

– Я бы сказал – нездоровая тяга к жизни.

– Неплохо скаламбурил, мне кажется.

– Согласен. Хотя девушка, способная произнести это слово вслух, по нынешним временам ещё больший каламбур.

– А язык у тебя подвешен. Читаешь?

– Всё больше в туалете.

– По нынешним временам даже это попахивает высокодуховностью.

– Пусть будет среднедуховностью. Я не больно-таки и тщеславен.

Тут они почти одновременно не выдержали роли и рассмеялись, привлекая задорным смехом внимание остальных. Как-то чересчур быстро появилась эта обоюдная взаимная симпатия, к тому же без видимого участия гендерной составляющей, что, как ни странно, показалось Сергею особенно приятным. Милое сообщество поборников духовности, однако, не удержавшись, вскоре скатилось к самой что ни на есть практической деятельности, зарегистрировав официально своё общественное движение и принявшись активно претворять в жизнь воспетые многократно истины. Пришлось, к сожалению, покинуть гостеприимное собрание отчасти потому, что отец, мягко говоря, не приветствовал его сколько-нибудь активного участия в политической жизни, но более – вследствие быстрой эволюции группы самодостаточных людей до обуреваемых тщеславием завистливых индивидов, спешивших раздавать интервью второсортным интернет-изданиям, выбрасывать ударные дозы новой мудрости через блоги и сети, поучать, лениво презирать и активно пиариться, стараясь набрать как можно больше очков в погоне за тем, что ещё недавно признавали лишь прахом на подошвах своих итальянских полуботинок. Удивительнее всего оказалось то, как единодушно и быстро шагнули они из одной крайности в другую, так что мнительному наблюдателю могло показаться, что всё делалось по изначально согласованному плану.

Милейшая Анюта, обрастая день ото дня новыми поклонниками, оценившими симбиоз интеллекта и красоты, хотя и не переставая смотреть на них всё также брезгливо-покровительственно, лично себя вдруг стала ценить неожиданно высоко, так что и с Сергеем, на свою беду когда-то весьма оперативно заполучившим её в постель, сделалась подчёркнуто холодна и даже позволила несколько колких выпадов в его адрес, на что последний лишь пожал плечами и удалился из её жизни навсегда. К тому моменту он не жалел уже совершенно ни о чём, а, быть может, даже и радовался искренне, что судьба уберегла его от оказавшегося на поверку фальшивым увлечения, в очередной раз продемонстрировав, насколько безупречно организм большого самовлюблённого города переваривает в однородную серую массу любые проявления свободной мысли.

Михаил смутно помнил подробности последних двух-трёх часов, которые были наполнены сначала озлоблением, потом непонятной жаждой любой совершенно деятельности, затем почти агрессией, которая, по счастью, быстро сошла на нет, поскольку он и трезвый-то был так себе боец, а пошатнувшаяся координация пьяного и вовсе почти гарантировано обещала ему приземление разбитым лицом в асфальт в случае конфликтной ситуации; итого все симптомы палёного вискаря были налицо. Как он умудрился не почувствовать это сразу, оставалось загадкой, к тому же характеризующей его как весьма безответственного потребителя: чтобы дотянуть в трезвости до конца рабочего дня, Михаил заставил себя влить благородный напиток в стакан с колой, дабы от получившейся низко-градусной смеси не окосеть раньше времени, но судьба справедливо наказала его за малодушие, в результате чего он за два часа до отбоя вдруг, практически одномоментно сделался не то чтобы пьяным, но каким-то дурным и к тому же вялым, так что руки и ноги хотя и слушались, но как-то неохотно, всё время пытаясь выкинуть какой-нибудь фокус – то промахнувшись мимо кружки и столкнув её на пол, то предательски швыряя вбок его согбенное по случаю уборки осколков тело, и тогда лишь хрупкая гипсокартонная стена спасала его от перспективы распластаться на полу.

Ситуация получалась настолько же дурацкая, насколько и смешная: многоопытный алкаш не учуял дешёвой бормотухи, по слухам, изготовляемой с применением димедрола, который и обеспечивал такой скорый и сильный эффект. В позвонивший телефон он начал говорить уверенно и чётко, но по ходу стал очевидно коверкать слова, так что из «следует» получилось «слеедут», а «отправить» эволюционировало до «отрватрить». К счастью, звонила подчинённая, а потому он быстро закруглился со словами: «Птом. Счасть змынят» и повесил трубку, оставив девушку в лёгком недоумении касательно полученного ЦУ.

Нацепив на себя маску, как ему казалось, непроницаемости, Михаил проследовал за спасительным кофе, моля бога не встретить по дороге никого из экспатского начальства. Мольбам суждено было сбыться лишь отчасти, и, удачно преодолев весь путь и размешав в кипятке тройную дозу растворимой дряни, он на обратной дороге издалека заметил идущего навстречу, по-видимому, тоже страждущего кофе финансового аналитика из недавно прибывших, кажется, ирландца. Тот, как назло, мечтал проникнуть в михаиловы женские чертоги в поисках таинственной русской красавицы, коими богата любая отечественная бухгалтерия.

Гость из Дублина издалека расплылся в приветственной улыбке по случаю долгожданной встречи в почти неформальной обстановке, да ещё к тому же под самый вечер пятницы, так что полагал себя вправе эдак по-дружески, по-русски, знаете ли, предложить ему пойти выпить после работы водки и послушать цыган, благо иного национального развлечения в его понимании и быть не могло. Беседа предстояла непростая, и Михаил уже приготовился глубокомысленно мычать, когда спасительная мысль в последний момент пришла ему в голову: переложив кружку в левую руку, он правой достал мобильный и демонстративно сказал «hello», напустив на себя чуть подобострастный вид, как будто разговаривая с начальством. Маневр удался, потому как заботливый коллега даже чуть уступил ему, отягощённому кофе и важным разговором, дорогу, хотя от того и не укрылось, что чёртов русский бабник забыл нажать кнопку приёма звонка, обнажив, таким образом, свои низменные частнособственнические инстинкты, противные свободолюбивому, как положено чуть левому, дитю борьбы за независимость от ненавистных англосаксов.