ЛЯДЬ

– Поняла в общих чертах, не расскажешь подробнее – отчего?..

– Нет. Собирайся и уходи. Книги новые доставлю с курьером.

– Благодарю за заботу, действительно приятно. Адрес мой…

– Пришлёшь. До встречи, по первым результатам звони.

– Кофе только принесли, – Арик молча вылил чашку в бокал с вином, – что ж, в таком случае – до свидания и спасибо за помощь.

– Не за что, – отчётливо, по слогам сказал он уже себе. Пелена вернулась, взгляд потух – привычное равновесие установилось.

Убедившись, что подруга действительно ушла, о чём заботливо доложил администратор, он выпил залпом собственного приготовления коктейль и тут же заказал абсент. Сам по себе алкоголь привлекал его мало, но, если наступал вдруг редкий момент подъёма или нового переживания, равно как требовалось о чём-то подумать – именно не трезво, как можно сильнее оторвавшись от рутины ненавистной действительности, тот становился обязательным атрибутом. В тех редких случаях меры Арик никакой не знал, ибо критерием являлось достижение определённого состояния или просветления, но никак не способность удержаться на ногах. Однако и в состоянии пьяного беспамятства, пытаясь оставаться вежливым, он будто провоцировал окружающих, включая, что особенно важно, персонал ресторана, оказывать ему всяческую помощь в достижении тактической цели – вроде туалета, нового знакомства или места для курения. До дома же всегда доходил пешком и без приключений – тренировки передвижения на рефлексах не прошли даром. На фоне типичного, чересчур выпившего посетителя смотрелся эдаким отечественным джентльменом, не теряющим осанки хорошего воспитания и в полной несознанке.

Официант понимающе кивнул, по пути в бар сообщив администратору о начале заплыва, как называл подобное сам автор. Всё тут же сделалось мягким – знакомое свойство любой интоксикации, податливым и самую крайность обворожительным. Впрочем, столь же быстро экспозиция научена была и меняться, стоило оказаться на веранде пошлой шумной компании или парочке характерных предпринимателей с юга, коротающих время за разговорами о делах, никогда делами не заканчивающихся. Сегодня, как по заказу, а вероятно, лишь вследствие буднего дня, публика или скромно пила кофе в противоположном конце, или спускалась в подвал караоке – жерла пьяного вулкана, откуда никто и никогда не возвращался трезвым. Антураж вполне подходящий, чтобы спокойно одиноко подумать. Поскольку вследствие отсутствия тяги к воображению Арик ходил всегда в одни и те же заведения, его привычный распорядок был там хорошо известен, следовательно, опасаться нарушения лейтмотива назойливостью официантов не приходилось. Они вообще относились к нему со странной в иных ситуациях теплотой. Наличие постоянного гостя, достаточно вежливого, чтобы не ругаться матом и не вести себя как скот на основании только лишь баланса дебетовой карты, сделалось, по-видимому, исключительной редкостью, превратив его в желанный атрибут, деталь обстановки или мебели, вроде красивого стула немассового производства. Наличие человека порядочного – как, возможно, ошибочно полагали сотрудники, – придавало обыденному процессу смысл. Поскольку трудиться приходилось не только с целью потешить чьё-то раздухарившееся тщеславие, помочь эффектно и недорого выгулять девушку или банально нажраться – иных мотивов столичные рестораны не ведают, но и дабы оказать услугу, местами даже услужить, «человеку с большой буквы Ы», как величал себя в припадке непосредственности Арик.

Мысль на этот раз не заставила себя ждать, благо и без дополнительного стимула плескалась на поверхности. Чем-то напоминая рыбалку, опыта которой он, понятное дело, не имел, разве что с иным алгоритмом ловли: испарить или выкачать всю воду, дабы затем спокойно и без рывков подобрать на дне искомого марлина. Путь не сказать, чтобы наиболее простой, но тем и привлекательный; ко всему прочему – не быстрый. Подобный трофей нельзя травмировать, выуживая, тем паче – подсекать и так далее. Следовало подойти к проблеме со всей заслуженной основательностью и спокойно удалить лишнее – H2O отступала по мере поступления H2N5OH, что соответствовало, в том числе, сугубо химическому воздействию алкоголя на организм. Именно поэтому следовало напиваться бокалами, стопками или роксами, не привлекая к действию непосредственно бутылку, остававшуюся в баре. Иначе существовал риск принять дно стеклотары за искомое дно раньше времени или, наоборот, досрочно опустошить сосуд, упустив момент нужного восприятия. Он верил в алкоголь, как индейцы верят в мескалин, с той лишь разницей, что объективно признавал за первым отсутствие всякой результативности, кроме нарушения моторики. То есть не верил вовсе, но именно это и создавало нерушимую логику действия. Опять же напиться по поводу всегда приятно.

За окном шумела неугасающая жизнь, чего-то хотела, к чему-то стремилась и чему-то изредка радовалась. В остальное время население с семью нулями переживало острую фазу кризиса под названием рутина, ибо всё вокруг конечно, а минут, часов и дней несоизмеримо предостаточно. Слева послышалось какое-то движение – то подчёркнуто жизнерадостный мастер трубки принёс очередное произведение табачного искусства. Арик не любил кальян, но любил процесс, движение, которое сообщал очевидно неживой предмет окружающим людям, а кто поручится, что и не душам. Один творил и созидал, другой вдыхал и разрушал, создавая вполне ощутимую растянутую в происходящем связь – не лишняя деталь во всяком поиске.

Улов свой он положил на стол, освободив для визуальной пустоты требуемое пространство. С виду ожидаемо тривиальный, тёзка жителя морских глубин – разве что из подсознания, не спешил демонстрировать ему своё естество. Оно и понятно, кому охота ложиться под нож хирурга, который по образованию – терапевт. Но мысль рождённая мертва. По крайней мере, здесь, а много ли проку вздыхать о покойнике! Прежде чем приступить к эксгумации, он всегда подолгу любовался. Вспоминая обстоятельства или, как сейчас, возможно, и саму причину, её породившую. Вроде просмотра школьного альбома, за которым не грех прослезиться и состоявшемуся мужчине. Улыбался, поглаживая скатерть и заставляя нервничать безвкусную пару напротив. Бывает, последним решительным усилием попыталась исчезнуть пойманная, такие вот голубки выпукло неравноценны, вроде цветущей молодостью надежды в объятиях истлевшей зрелости. Случается, привлекательны оба – впрочем, куда реже. Иногда – ни разу, правда, за рамками воображения, можно наблюдать симфонию равных, обильно растрачивающих друг на друга привлекательность и ум, коими щедро одарила их мифическая суть вещей. Но сегодня наличествовало два фатально блёклых персонажа без надежды даже на реинкарнацию – таких и в растения не возьмут, нервно просматривавших меню да изображавших попутно пресыщенность.

Откуда берётся в людях желание почувствовать себя нищими, Арик понять не мог. Ведь в дорогом не по карману кабаке, особенно если речь при этом идёт о среднего пошива ресторации, трудно почувствовать себя действительно комфортно. Визит становится чередой компромиссов с настроением, стремительно превращающимся в калькулятор, отчаявшийся насчитать достойный КПД широкого жеста. Вода без газа, пол-литра дешёвого пива, суп и салат. То же и для дамы. Разве за вычетом алкоголя – в беззвучном вздохе облегчения чуть приподнимается спина кавалера, уже рассчитавшего промежуточный итог приобщения к миру роскоши и богатства. Десерты его не манят. Его вообще ничего не манит, особенно далёкая от юношеских грёз баба напротив, но претенциозность жизни обязывает. Иначе добрые приятели на том конце сети решат, что она у него скучна, безынтересна, и вообще он лишён оригинальности. «А оригинальность в мире посредственности, – вступает он в спор с неумолимыми цифрами, – это актив. Даже если выдуманный. Потому как выдумать оригинальность – это ведь тоже своего рода оригинальность», – хитрый стратег уже почти смирился с неизбежностью трат, но тут эта сволочь попросила винную карту.