Порубежье

Дела торговые ловко вел. Богател царь, богатело царство. В отличие от перворожденных кромешников, тяги к роскоши и удобствам не имеющих, владыка царства медного имел к комфорту да пышности не просто тягу, а полноценную страсть. За что и прозвали его Кощеем, скупым стяжателем по-старославянски.

Мужчина перебрал в голове всё окружение русского царя, царевича, даже царицы.

Что и говорить, одно слово — люди. Кто завистлив, кто тщеславен, кто просто глуп. Сидят в думе, высотой шапок меряются. Есть, конечно, мужи знатные, умные, те, кто за державу болеет. Но за последнее время боле глупцов да лентяев расплодилось…

Погладил кошку:

— Что ж, Мурка, пойдешь ко мне жить?

Кошка посмотрела осмысленным взором.

— Вот и славно. Пойдем. А то совсем тебя здесь не холят. Мышей много не обещаю, там и без тебя охотников много, но сыта да приласкана будешь.

И, подхватив кошку, сделал шаг вперед, растворяясь в облачке серого дыма.

Дворец встретил хозяина гробовым молчанием. Пройдя насквозь две странно пустые больших залы, да три малых, Кощей потребовал к себе секретаря. Сухонький мужичонка, то ли лепрекон по рождению, то ли фейри какой, предстал пред темны хозяйские очи.

— Прямо сейчас. Я хочу знать, в чем дело, — холодно прошипел хозяин. — Жду.

— Жена тролля Вендова… — пролепетал несчастный лепрекон.

— Что жена Вендова? Скончалась?

— Пока нет, только что приходила. Он всю ночь маялся… Только под утро заснул…

— Под утро он должен был встать и отправиться на службу.

— Она заперла его на ключ и заклятие на дверь наложила, чтобы не мог выйти из дому, потому что он такой старательный, — закончил секретарь.

Кощей подумал, что жена тролля Вендова спятила, ну да это проблемы Вендова. А остальные?

— Иди и выясни. Я жду, — повторил он и уставился на секретаря.

На грани истерики лепрекон схватился за серебряное блюдечко. Золотое яблочко, размером с небольшую сливу, никак не хотело катиться. С третьего раза наконец получилось, и лепрекон потребовал показать сотрудников. Из восемнадцати отсутствующих лишь один сам показался. В остальных случаях взору предстали по очереди три жены, одна домработница и две мамаши. Все они говорили примерно одно и то же: несчастный тяжко болен, промучился всю ночь, только что заснул, так что будить ни за что не будут. Искомые сотрудники умело притворялись мертвыми, тихонечко лежали под одеялами и на вопли секретаря не отзывались… Назвать болезнь никто не захотел.

И только один лично отозвавшийся сотрудник, тот самый тролль Вендов, служивший хозяину главным счетоводом-казначеем, слабым голосом сообщил, что проснуться-то он проснулся, но сил нет встать, с трудом поднял голову. И просит дать ему еще хотя бы два часика, как бы опять не схватило…

— Да ты хоть скажи, что с тобой! — в полнейшем отчаянии вскричал секретарь. — Хозяин в тереме рвет и мечет, я должен к нему сейчас идти с докладом! Что у тебя, скажи ради его спокойствия! Что за эпидемия такая на вас напала?

— А что? — без особого интереса просипел больной. — Еще кто-то?

— Да все! Никто не явился! Контора пустая! Бумаги валяются! Со вчерашнего дня я никого не видел! Родные твердят — заболели! Всю ночь все мучились. А мне необходимо хозяину доложить!

— Надо же! — прошелестело в трубке.

— ЧТО У ТЕБЯ?!

Вдруг ощутив прилив сверхъестественных сил, главный счетовод почти заорал в трубку:

— Понос у меня! Сногсшибательный! — И рухнул на подушки. На большее сил у него не хватило.

Переварив поразительное известие, мужественный секретарь явился к царю на расправу.

— Десять раз никто не отозвался, с семью адресами говорил, но лишь в одном случае с самим заболевшим, с Вендовым. Все промучились ночь и не в состоянии прийти на службу.

— Что с ними? — рявкнул царь.

— Никто не пожелал ответить. Только тролль Вендов…

— Получит премию. Ну?!

— Расстройство кишечника в необычайно сильной форме, — элегантно выразился лепрекон.

— Какого рода расстройство? Конкретнее.

— Ну… такого… слабительного…

— Понос! — дошло до Кощея. — Сразу у всех? Что за холера?

— Нет-нет, вряд ли холера! — попытался успокоить царя верный секретарь. — Но они мучились всю ночь и очень ослабели.

— А их еще несет?

— Похоже, нет. Но очень, очень ослабели! На службу явиться не могут.

Кощей задумался. Трех секунд хватило.

— Тогда пусть их принесут на носилках. Вызови Милована, Пильчицу и Ганса-Носа. Последний срок — пятнадцать минут. Записал? А сам немедленно разыщи черновик нашего договора с западным королевством. Слышишь, именно черновик, а не окончательный вариант!.. И как найдешь, сразу бегом сюда. Кощей погладил кошку и аккуратно опустил ее на пол.

Несчастный лепрекон, хоть и избежал ночных мучений, теперь отдувался за всех. Искал черновики договоров, проверял, прибыли ли товары по назначению, в общем, долбился как дятел. Впрочем, носилки трем названным сотрудникам не потребовались, они прибыли самостоятельно, в запряженных холеными конями колясках, предварительно потребовав приготовить им по стакану крепко заваренной ромашки и по сухарику. А Пильчица пожелала два яблока.

Отдав основные распоряжения, Кощей направился в кабинет, но решил между делом заглянуть в покои Морены. При наложенном на замок заклятии, выйти дальше чем в сад она не могла. И для ее безопасности, кстати. С ее-то любовью к интригам и способностью даже обычное молоко превратить в отраву… И это без колдовства, заметьте!

Рыжеволосая, статная, очень высокая, под стать самому Кощею, женщина сидела у окна. Одеваться она любила как богатые русские бабы, в длинные кафтаны с разрезанными рукавами, разукрашенные жемчугами кики. Правда, это совсем не вязалось с богиней, насылающей болезни.

Морена так же прекрасно разбиралась и в ядах, и травах, и даже знала, как вылечить любую болезнь. Только этого не делала. А если и делала, то только чужими руками. Как она сама говорила, разбирать то, что самой подстроено, не интересно, а других, незнакомых ей болезней в мире нет.

Кощей философски относился к ремеслу любимой. Ведь не по глупости али злобе душевной Морена чинила беды всему живому. Таково предназначение, у каждого оно свое. И хорошего, и нехорошего в мире равновесно должно быть.

У дверей в покои Морены царь притормозил, прислушиваясь к занятному разговору.

— Вот, Марфа, вот это еще возьми…

— А что это?

— Да ягоды тиса.

— А на что они?

— Противоядие, не от сильного яду, но от такого, который в теле да в кишках копится, отлично помогает. Да бери, я тебе его за так отдам.

Кощей и Марфа-перевертыш одинаково изумились внезапной щедрости Морены.

— А ты, кума, не придумала чего? Что-то такая добрая?

— Нет! Что ты! — очень недостоверно возразила Морена, запихивая мешочек с ягодами Марфуше в котомку.

Не рассказывать же, в самом деле, как вырастила редкий сорт универсального противоядия, но специфического действия, как оказалось. С другой стороны, иначе и быть не могло, все-таки ее дело больше болезни, а не лечение. Ну, получилось — что получилось. Но проверить-то надо? Вот и подсыпала Морена сухие ягоды тиса лепрекону, Кощееву секретарю. Уж больно он, лепрекон, зараза вредная! А секретарь проклятущий, оказывается, взвар пил тот, что для хозяина готовился. А из его секретарских запасов смесь для взвара бессовестно таскали все, кто грошики свои считать умеет. Как оказалось, грошики очень хорошо считает торговая палата медного царства.

Да и боги с ними, так им, дармоедам скадерным, и надо! Только вот Кощеюшка, друг милый, вполне может заподозрить, что Морена его потравить хотела! Или приворожить… И так ей аукаются эти привороты! А вдруг осерчает? Не то что в жены не возьмет, а вообще со двора прогонит.

Поэтому Морена насильственно впихнула Марфуше очень полезные в некоторых случаях ягоды и выпроводила вон.

Кощей же, прятавшийся за дверью, заходить не стал, зачем смущать милую? Два и два сложить несложно, зато теперь понятно, что за внезапная хворь напала на служащих торговой палаты. Теперь их, оказывается, можно брать с собой на всякие приемы важные, яд будут кушать как амброзию! Или эти чертовы ягоды после травления положено есть? Надо справиться у Морены будет. Осторожно так, чтоб не обидеть.