Телепортация

…Он почти уже подошел к барьеру, барон же медлил: то ли трусил, то ли целился. Уж виден антрацитовый глаз его пистолетного ствола, что должен полыхнуть огнем. Кисть его руки, будто сама, пошла вверх, локоть плотно прижат к телу; Денис всегда говорил, что непременно должна быть опора. Курок взведен, кремень надежен, порох сух. Указательный палец уже лег на «собачку» спускового крючка и выбрал слабину. Он выстрелит непременно в паузе своего дыхания. Чтобы не сбить прицел, чтобы навсегда прервать зловонное дыхание врага. Его выстрел должен быть очень точен. И непременно в самое сердце, туда, куда враг поразил его своим зловонным жалом…

Время вышло. Кончилось совсем. Даже один-единственный миг настоящего, который у него был, готов был вот-вот оборваться по мановению чужого перста. Еще один шаг – и все. Промаху не быть. Все, что должно произойти, – уже случилось…

– Однако быстро вы освоились в наших палестинах, быстро, – сказал вдруг кто-то. Удивленно оглянувшись на этот голос, он, с трудом отпуская остатки сна, увидел, как заснеженный лес мигом преобразился в темный каземат, а ненавистный барон – в позевывающего Андрея Петровича…

– Я, собственно, и сам не понимаю, как это со мной произошло, но… – хотел было поделиться навеянным новичок, но Андрей Петрович, по-своему истолковав это предисловие, поспешил его успокоить: – Не стоит оправдываться голубчик, ведь это как раз таки говорит о том, что естественные рефлексы, у вас, слава богу, не расстроены, а это, уж вы мне поверьте как специалисту, очень и очень обнадеживает. Да-с, обнадеживает, – повторил он с нажимом, заметив протестующий жест новичка. – Вот послушайте, был у меня как-то такой случай. Застрял я однажды в одном богом забытом аэропорту. Была сильная пурга. Вскоре аэропорт открыли, и стала там командовать некая тетка, решающая, когда кому отправляться. Все бегали за ней, заискивая, совали ей в руки разные подношения. А та, принимая их как должное, шла с гордо поднятой головой. Те, кому не везло, спали прямо на полу аэропорта, в надежде, что им повезет завтра… И был среди нас один спесивый англичанин, который сначала возмущался, глядя на все это, презрительно фыркал, говоря какие-то слова о человеческом достоинстве. Но через пару дней он тоже бегал за этой теткой, отпихивая конкурентов локтями, что-то лопоча на английском, и тоже, как и все, спал на полу, скандаля с другими по поводу лучшего места… Вот так-то, голубчик, так что не конфузьтесь, если уж в России спит на полу чопорный англичанин, то русскому – сам Бог велел. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Не совсем, – неуверенно ответил новичок.

– Что именно? – поинтересовался Андрей Петрович.

– Я не понял, что означает слово «аэропорт», – ответил пришелец.

– М-да, – озадаченно произнес Андрей Петрович и, поразмыслив, добавил: – Вы знаете, я все-таки остаюсь при своем мнении и хотел бы продолжить свои наблю… я хотел сказать беседы с вами в более свободной обстановке, тем более если я вас правильно понимаю у вас нет особо срочных дел, и вы могли бы мне составить, скажем, на некоторое время компанию.

– Я, собственно, не знаю, что и думать в отношении того, что со мной происходит, но полагаю, что это недоразумение в скором времени разрешится, и я смогу вновь приступить к своему делу, столь неожиданно прервавшемуся в лесу, – неуверенно сказал новичок.

– Ну вот, вы опять за свое, – сокрушенно вздохнув, сказал Андрей Петрович, но продолжил: – Хорошо, хорошо, потом закончите свое дело, ну а пока вы здесь, доверьтесь мне… Вот завтра, то есть уже сегодня, придет начальство. Нужно придумать, что вам говорить, чтобы вас отпустили со мной. Вот вы что собираетесь говорить?

– Правду, – не мешкая, ответил новичок.

– То есть что вы Пушкин? – поинтересовался Андрей Петрович. – Понятно, тогда вас сразу же сочтут сумасшедшим!

– Простите, а вы что, предлагаете мне стать лжецом?! – поинтересовался, в свою очередь, неизвестный.

– Я согласен, – спокойно ответил ему Андрей Петрович, – да уж, выбор я вам предлагаю небольшой, что и говорить… Ну, хорошо. Положим, вы скажете правду, и что дальше?

– Я не понимаю вас… – удивился новичок.

– Что дальше думаете делать? – переспросил его Андрей Петрович.

– Право, я о таком и не думал… что делать дальше… что делать… – пришелец замялся; видно было, что ответа на этот извечный русский вопрос у него пока нет, – вы хотите сказать…

– Увы, – вздохнул Андрей Петрович, – увы. То, что вы говорите, не укладывается в общепринятое материалистическое восприятие мира, да и нематериалистическое, впрочем, тоже.

– А как же укладываются, как вы назвали… в общепринятое материалистическое и нематериалистическое восприятие мира ваши попытки убедить меня в том, что сейчас XXI век? – с ехидцей спросил неизвестный.

– Укладываются, потому что мы в нем живем, – пожав плечами, ответил Андрей Петрович.

– Нет, сударь, не пытайтесь меня одурачить! Мы с вами живем в XIX веке! – сказал как отрезал пришелец.

– Хорошо, хорошо, – ответил примирительно Андрей Петрович, – давайте-ка предположим, что правы мы оба. Что вы и есть Пушкин Александр Сергеевич, как вы изволили выразиться, сочинитель, живущий в XIX столетии, который каким-то таинственным образом оказался в 2008 году. Допустим… Но в это же никто не поверит. Согласитесь, поверить достаточно трудно. Вот даже вы, будучи… немного… Ну это неважно, исключаете возможность того, что… э-э-э… Пушкин мог бы оказаться в будущем. Даже вы… И на что же вы рассчитываете при встрече с гражданином начальником? Вас, не задумываясь, сочтут сумасшедшим. Помешанным. Причем, учитывая ваш темперамент, – буйным. Вас отправят в лечебницу, дом скорби – место, где содержат умалишенных, понимаете?

Новичок сердито дернул головой, показывая, что понимает и не нуждается в столь подробных объяснениях.

– А там с такими не церемонятся, – продолжал своим спокойным тоном Андрей Петрович, – накачивают препаратами и… – Он только махнул рукой. – Им же там абсолютно не важно, кем вы себя считаете. У них четкая задача: сократить количество личностей, находящихся в вас, до одной.

– Что же вы предлагаете? – отрешенно спросил новичок.

– Отвечать, что не помните, кто вы, как оказались там, где вас схватили и откуда у вас пистолет и эта одежда. А все, что нужно, за вас скажу я, – ответил Андрей Петрович.

– А при чем здесь одежда? – удивился неизвестный.

– Мы же рассматриваем случай, когда правы оба. А в наше время такое давно уже не носят, – пожал плечами Андрей Петрович.

– Ну допустим … – ответил новичок и, замявшись, добавил: – Но тогда… тогда они и вправду подумают, что я… не в себе, и уж тогда точно отправят меня в лечебницу, к этим… препаратам.

– Да, скорее всего, так и подумают. – В голосе Андрея Петровича послышались азартные нотки. – А вот отправить – не отправят, уж будьте покойны. Бить вас не должны. Угрожать, кричать и топать ногами – могут. Не бойтесь. Ничего они вам не сделают. Они ведь тоже не дураки. Вы для них нечто неизвестное, а значит, априори опасное. А такое лучше не трогать, не ровен час…

– Значит, я не знаю, кто я, откуда… – неуверенно произнес пришелец.

– Именно. И из прошлого своего ну абсолютно ничего не помните. Совсем. Один большой провал в памяти. Поверьте мне, такое бывает, – бодро подтвердил Андрей Петрович.

– Выходит, чтобы не попасть в дом скорби, мне нужно самому признать себя сумасшедшим…. Так? – рассуждая как бы вслух, сказал новичок.

– Ай, – махнул рукой Андрей Петрович, – это часть нашей повседневной жизни. Привыкайте.

Новичок ничего не ответил…

Проснулся он оттого, что невыразимо продрог. Все тело ломило от боли, затекла каждая мышца. Тяжело поднявшись на задеревеневших ногах, он с хрустом потянулся. Гос-с-споди, как же у него все болит…

– Это правильно, разомнитесь, – раздался скрипучий голос Андрея Петровича.

– Уже утро, скоро приедет начальство. Вы помните, о чем мы договаривались? – продолжил он.