Проклятие древних жилищ
(Романы, рассказы)

— Семга под сливочным маслом, курица с зеленым горошком, задняя нога ягненка под соусом из мадеры. Они принимают нас за принцев? — удивилась полная миссис Сьюзен, отодвинув тарелку и глядя на мужа, который отрезал себе внушительный кусок пудинга.

Тим подмигнул ей.

— Я всегда говорил, что мы можем ждать нечто подобное, — с довольным видом произнес он.

— Помолчи. В письме было написано, что нам надо помалкивать, — напомнила ему супруга.

Вечером их отвели в номер, где пылал веселый огонь, горели свечи в канделябре. Постель была приготовлена, на столе стоял кувшин с дымящимся пуншем.

— Это начинает напоминать сон о том, что ты знаешь, дорогая. Это было в тот вечер, когда ты поставила на стол третий прибор.

— Заткнись, трепач бестолковый! — раздраженно воскликнула Сьюзен.

— Ого, женушка, уже молчу, — успокоил ее Тим, которому хотелось поболтать после отличного пунша.

Быть может, бравый парикмахер думал, что не каждому положен подобный прием, и был прав, но даже не вспомнил о своем бывшем клиенте Пилгриме.

У Пилгрима дела шли совсем не лучшим образом. Он дрожал и плакал в темной комнате, думая о том, что с ним произошло. Когда во мраке, окутавшем домик, прозвучал ледяной голос человека из Клеркенуэлла, он попытался убежать. Но получил удар по голове, оглушивший его, потом последовали еще два удара. Он потерял сознание. И пришел в себя в темной комнате. Голова у него сильно болела. Сколько времени он был пленником? Он не знал, но считал, что находится здесь уже несколько дней. Иногда открывалось окошечко, и ему передавали огрызок свечи, ведро, тарелку с вареными бобами, черный хлеб и кружку воды. Огрызок горел ровно столько, сколько надо было, чтобы поесть и едва осветить темницу с железной койкой, подстилкой и лошадиной попоной. Вначале Пилгрим плакал, ругался, колотил кулаками и ногами по стенам, но никто не пришел. И он смирился с печальной и непонятной судьбой.

В тот вечер, когда супруги Бэнкс наслаждались радушным приемом и был выпит стакан с пуншем, окошечко в тюрьме Пилгрима внезапно открылось. Судебный пристав удивленно поднял голову, поскольку уже проглотил ежедневную порцию холодных бобов и ржаного хлеба.

— Послушай, Пилгрим, — сказал таинственный голос, — думаю, тебе не очень хорошо?

— Ой, сэр, — зарыдал уполномоченный, — как вы можете так жестоко обходиться со мной, я служил вам верой и правдой?

— Это не так, Пилгрим, — сурово заговорил голос. — Где Уинстоны, отец и сын?

— Дьявол вырвал из моих рук, — застонал пленник.

— Ладно, договорись с дьяволом, но я хочу дать тебе еще один шанс.

— Сэр… я все сделаю для вас!

— Ладно, увидим, быть может, завтра или чуть позже. Спокойной ночи!

Пилгрим нашел в эту ночь койку не столь жесткой, как в предыдущие ночи, и сны его были не такими мрачными.

Супругам Бэнкс снились прекрасные сны: на столе стоял третий прибор, и перед ним сидел человек… Они крепко спали и видели приятные сны, не подозревая о том, что происходило вокруг них и в городе Бредфорде. Зловещий набат прозвучал вновь, как в день страшной новости. Муниципальные стражи сбежались к вратам, заменив алебарды и пики на мушкеты и заняв место у бойниц. Набат звучал, звучал… Неужели бич божий преодолел запертые врата и высокие стены, скрытно пробравшись в город? Дрожа от страха, плача от отчаяния, бредфордцы перекликались через окна. Никто не рисковал выйти на улицу.

День был еще серым, когда мистер Паркинсон, бледный и растерянный, позвонил в дверь сэра Олдсдорма. Муниципальный судья уже встал и принял секретаря с угрюмым и недовольным лицом.

— Почему ударили в набат? Мои приказы не исполняются? — проворчал он.

Мистер Паркинсон ломал руки.

— Напасть с двух сторон! — выкрикнул он. Бедняга был так расстроен и растерян, что сэр Олдсдорм потребовал, чтобы Фрейзер принес стакан портвейна. — Громадная толпа направляется к вратам города, сэр, — прошептал он, словно боялся, что его услышат стены, — это войско Редлау, люди в черных масках наступают на город, чтобы овладеть им.

Если секретарь думал, что обескуражит своего страшного хозяина, то сильно ошибался. Рот мистера Олдсдорма скривился в презрительную гримасу. Он сказал:

— Редлау дурак, и прошу вас немедленно прекратить этот дурацкий звон. Городу бояться нечего. Можете идти, мистер Паркинсон. Пришлите мне мэтра Шаффи.

Паркинсон удалился раздраженным, но приободрившимся. Перед тем как отправиться на поиски Шаффи, он обошел все врата. Стражники пустили его на башенку, чтобы он мог оглядеть окрестности. В сером свете осеннего утра он увидел компактную массу, которая застыла у стен, но, похоже, не собиралась брать город приступом. Приглядевшись, он увидел всадников в просторных плащах с черными масками на лице, которые двигались среди толпы.

Паркинсон не отличался храбростью. Эти таинственные всадники не казались ему безопасными. Он клацал зубами и, несомненно, не только от холода.

— Не волнуйтесь, мой дорогой секретарь, — послышался ироничный голос позади.

Обернувшись, он увидел Шаффи в дорожном плаще и берете, украшенном небольшой серебряной короной.

— Хм, — выдавил сир Паркинсон, — готов вам поверить, мистер лейтенант полиции, но хотел бы, чтобы эти парни были в нескольких сотнях миль отсюда.

— Ягнята, всего лишь ягнята, — фыркнул бывший слуга правосудия, — и если пока не таковы, то скоро ими станут. Помяните мое слово, дорогой мой секретарь!

— В любом случае, этих людей не занимает белая чума, — пробормотал он. — Насколько могу судить, они в отличном здоровье и полны жизни!

Шаффи повторил, что все будет хорошо, но его собеседник заволновался и разнервничался.

— Если я хорошо вижу… но поднялся туман! С запада движется плотный туман, и я различаю нечто, похожее на виселицу!

Шаффи оттолкнул его и в свою очередь заглянул в бойницу. Но окрестности выглядели размытыми и туманными. Он раздраженно затряс головой.

— Стражник, принеси подзорную трубу! — приказал он. Едва он поднес ее к глазу, как пробормотал: — Действительно, там воздвигают виселицу, а рядом стоит человек, которого ждет ужасная участь. Боже… — Шаффи опустил подзорную трубу и застыл, выпучив глаза и уставившись в одну точку.

— Что вы увидели? — удивленно спросил Паркинсон.

Местность внезапно накрыл туман, подняв непроницаемый занавес над спектаклем.

— Вас требует судья Олдсдорм! — внезапно крикнул Паркинсон.

Шаффи немедленно покинул башню.

— Иду! — крикнул он.

Шаффи бежал так быстро, как ему позволяли старые ноги. По пути он бесцеремонно расталкивал нерасторопных стражников, крича: «Дорогу! Дорогу!» людям на своем пути.

В человеке у виселицы он узнал своего прежнего хозяина Пилгрима.

— Дорогая, на рыночной площади куча народа, — сообщил Тим Бэнкс, прикрепив маленькое зеркальце к окну и принимаясь за бритье. Сьюзен с любопытством приподняла штору и тут же уронила ее, вскрикнув от ужаса.

— Бедный грешник, — с состраданием вздохнула она, — там строят виселицу, где его вскоре повесят.

— Предпочитаю не видеть этого, — откликнулся парикмахер, меняя место зеркала.

Толпа продолжала расти, слышались крики и смех, словно толпа ждала развлекательного спектакля.

Тим закончил свой туалет и удовлетворенно погладил гладкие подбородок и щеки.

— Ну вот, женушка, теперь могу сесть за стол, как благородный джентльмен. Надо спуститься и убедиться, что завтрак столь же достойный, как ужин.

— Иду, — крикнула Сьюзен, — я возьму тебя под руку у входа в обеденный зал, так делают в высшем свете. — Она повернула ручку, потом удивленно тряхнула головой. — Дверь заперта снаружи.

Бэнкс попытался открыть дверь, но был вынужден согласиться с женой: их заперли в номере.

— Быть может, так поступают в изысканных постоялых дворах, — предположил он. — Дернем за шнур звонка.