Страница 72 из 94
— Конец охоте, — произнес мистер Брискомб и добавил: — На сегодня.
Его взгляд пронзал туман шагов на шесть. На воде видимость была лучше из-за странного, но известного явления.
— Надо возвращаться, — сказал он вслух.
Но не сделал и шага. Он вспомнил о злокозненности болота. От подобия тропинки, ведущей к дороге, его отделяли две мили. Две мили вязкой почвы, глубоких топей и грязи.
— Я припозднился, — произнес он, — но нет, это туман, проклятый туман. Не будь его, я бы легко добрался до дороги до наступления ночи.
Он вспомнил, что в прошлом году топи поглотили двух охотников. Туман густел на глазах. Мистер Брискомб возобновил монолог:
— Никто не мог этого предвидеть. Ноябрьский день начинался как весеннее воскресенье. Голубое небо, апрельское тепло. Было искушение выйти на улицу в белом костюме, а теперь…
В пяти шагах туман клубился, словно фонтан, выброшенный китом.
— Рискну двинуться вперед.
Ему представилось, что он идет в хижине с подвижными стенами. Его нога утонула в ковре рогоза, скрывающего глубокую воду.
— Не знаю, где я, — тоскливо произнес он.
Оперся на ружье и задумался.
И тут появились лысухи.
Они цепочкой выплыли из зарослей рогоза, черные механические существа с белым, как слоновая кость, клювом, похожие на животных, вырезанных из жести. Птицы увидели человека и не обратили на него внимания. Они знали, что его не стоит бояться. Как голуби, обладающие врожденным чувством ориентации, водная дичь обладает чувством опасности и смерти. Мистер Брискомб проводил их взглядом, забыв о долгих часах ожидания в засаде. Туман превращался в густую тьму.
— Скоро наступит ночь, — прошептал он.
Ночь наступила. Он больше ничего не видел.
Он заговорил громким голосом:
— Прикинем шансы выбраться отсюда. Прежде всего, собака по привычке прибежит к егерю. В этом нет ничего подозрительного. Но я не вернусь и, может быть… Дьявол!., кому какое дело, если я не вернусь этим вечером?
У мистера Брискомба не было ни жены, ни детей. Сегодня он проживал в «Палас-отеле», завтра будет жить в «Мажестике», как жил вчера в «Континентале» или «Космополитене».
— И что случится, если я не вернусь вечером в «Палас»? — проворчал он. — Может, выстрелить несколько раз из ружья?
Но он знал, что звуки выстрелов не долетят до центра равнины. Однако выстрелил. Это были простые хлопки кнута, на которые ответили хриплые крики проснувшихся птиц.
— Надо обдумать, что делать дальше, — произнес мистер Брискомб. — В следующий раз предупрежу служащих отеля. И больше не пойду на охоту один. Ради пары ничего не стоящих лысух, которых могу подстрелить на болоте! Больше не буду охотиться. Мне холодно, — последние слова он произнес, ощутив внезапно ледяную судорогу, стеснившую затылок. Он закутался в свое короткое пальтишко. Он чувствовал, как туман исподволь просачивается сквозь влажную ткань. — Надо походить! — Сделал несколько шагов. Твердая земля ушла из-под ног. — Ладно. Подожду. Я человек терпеливый. Проведу плохую ночь. И все, — он натужно рассмеялся, — быть может, заработаю хорошую простуду и даже бронхит. Это излечимо. — Но чуть позже, несмотря на желание справиться с неудачей, он, как ребенок, плаксиво пожаловался самому себе: — Мне холодно…
— Паршиво, — проворчал он, — что я оказался здесь.
На небе проклюнулись звезды, потом гордо засияли созвездия, туман как-то прижался к земле, а потом вдруг земля проглотила его, будто голодный зверь. Воду взбаламутил недолгий дождь. Мистер Брискомб ощутил, как со звезд нисходит пронзительный холод.
— Туман мог и подождать, — выговорил он, — хоть какое-то одеяло. Теперь окончательно похолодает, а ночь темная хоть глаз выколи.
Он почувствовал, как морозные иглы принялись колоть ему щеки, потом стопы, потом пальцы, и вновь простонал:
— Мне холодно, — задумался и вспомнил об огне. — Может, развести костер.
Мистер Брискомб не курил, а потому не имел ни спичек, ни зажигалки. Он стал проклинать себя за отсутствие вредных привычек, которые казались ему пороком и губительной страстью. Ему претило выпивать и курить, но его стойкие убеждения лишили его спичек.
— Надо выстрелить в кучку рогоза, — решил он, — быть может, она вспыхнет.
Ему казалось, что он в молодости читал о таком способе добычи огня в каком-то приключенческом романе. Выстрел срезал куст рогоза. Он повторил выстрел и испытал какое-то волнение. Кусок горящего пыжа приклеился к траве. С бьющимся сердцем мистер Брискомб подошел ближе. Искра побежала по рогозу быстрой спиралью, нарисовав огненную букву S, и затухла. Ствол немного разогрелся. Мистер Брискомб прижался к нему пальцами, носом, ушами. Звезды сияли с таким блеском, что казались близкими. Камыши, прихваченные заморозком, затрещали, лопаясь.
— Эх! Эх! Огня бы, большой бы костер! — пробормотал мистер Брискомб.
Ему показалось, что вдали, в долине, показался огонек.
— Это окно маленькой фермы, — сказал он себе, — отблеск огня. Ферма, хлев, просто хижина кирпичника, но с огнем, большим хорошим огнем в очаге, с потрескивающим пламенем. Рядом с огнем не чувствуешь себя несчастным, — простонал он. Огонь смотрел на него из глубины ночи. — Можно сварить кофе или поджарить сало. — Он замолчал, выстрелил и согрел пальцы о ствол ружья. — Нет ничего лучше запаха кофе и сала, если только не жареной картошки, когда вечером сидишь среди рабочих. — Физическое страдание внезапно ослабло, уступив место странной печали. — Огонь, сало, жареная картошка, кофе. Семья… О господи!..
Мысли его смешались и стали похожи на световые образы.
— Меня не ждут в «Паласе». Какое им дело до меня. Будь у меня семья, она заволновалась бы, стала бы меня искать, а потом усадила бы у огня, подав кофе и сало. — Он задумался. — С нежностью, — тихо произнес он.
Последний патрон был использован. Ружье стало холодным, как окружающая ночь.
— Когда я завтра вернусь в отель, потребую номер с пылающим камином. Хватит с меня центрального отопления. У меня на всю жизнь останется воспоминание о том, как я греюсь от ружья. — Он мрачно засмеялся. — Завтра…
Физическая боль от укусов зимней ночи… Тоска обернулась доселе неведомым отчаянием. Он почувствовал себя одиноким не только в этом ужасном болоте, но и в жизни.
— Если я умру, — он надолго задумался, — скажут, смотри-ка, Джон Ньютон Брискомб умер. Вот так-то!
Он мысленно пересчитал друзей. Не стоило рассчитывать на слова сочувствия… Нет… нет… Ему показалось, что он слышит голос.
— Нет, не будет слов страдания, не прольется ни слезы, и никто не пожалеет, — что-то жгучее вылилось из глаз мистера Брискомба, обожгло щеку и застыло ледышкой в усах. — Господи, — прошептал он, — одинокий человек есть человек проклятый.
Почему он в это мгновение вспомнил о своем старом друге Филлипсе? Надо признать, что мысли его были рваные, как фразы во сне.
— Филлипс, — произнес он, — не богат, но сейчас сидит у себя дома в смешном крохотном обеденном зале, но там тепло, как в гнезде, и рядом с ним три его дочери. Господи! Как его дети заботятся о нем… Попади он в такое положение, его стали бы искать… А как старшая дочь предана ему, как по-матерински добра! Счастливчик Филлипс! Кажется, ее зовут Мартой. Она не красива, но какая нежная, какой добротой она лучится!
— Холодно! Холодно! — прокричала высоко в небе запоздалая стая диких гусей.
Мистер Брискомб вдруг выпрямился.
— Решено, — почти выкрикнул он. — Завтра же попрошу руки Марты. Завтра, — совсем тихо добавил он.
Холод становился все пронзительнее. Ледяные бритвы терзали плоть охотника. Он увидел новые огоньки на горизонте, но это были лишь отблески призрачных огней, которые мороз зажигал в его застывающем мозгу.