Страница 65 из 94
— Кто знает, — высказался Кобе в манере Сэма Велера, — не будет ли это концом наших несчастий, как говорил один утопленник, находясь под водой и чувствуя, что никогда не выплывет на поверхность.
Но он во всем ошибался, этот славный парень! Ибо окружавшие нас злобные силы просто дали нам передышку, и в середине октября несчастья вновь обрушились на нас.
Имя Хилдувард не числится в календаре, а потому у меня давно вошло в привычку праздновать свой день рождения в день Святого Эдуарда 13 октября. Мы решили организовать скромное торжество для узкого круга друзей, в который входили: Кершов, Патетье и я. Кобе должен был присоединиться к нам четвертым партнером в вист.
Кершов вручил мне великолепный букет поздних роз, Кобе положил рядом с моим завтраком пакет табака «Семуа», обвязанный розовой ленточкой, а во второй половине дня разносчик из кондитерской Дашера принес гигантский торт, на котором цветным кремом было выведено:
Я разделил букет на две части и отправился возложить половину на могилу Валентины. На могильной плите лежал увядший букет астр и далий. Кто-то его уложил сюда довольно давно. Я не мог понять, кто это сделал, поскольку никто, кроме меня, не приходил на могилу Валентины и не возлагал на нее цветы.
На кладбище царила мертвая тишина, только шуршали опадающие листья. Деревья быстро обнажались, лишь ели и ивы сопротивлялись осени, как и несколько упрямых невысоких ольховых деревьев, пытавшихся сохранить свою зелень и жизненные силы после Дня мертвых.
Увидев, как они под ветром кивают головами, я вспомнил мрачные стихи Гете: «Кто быстро несется под ветром в ночи…»
Я вздрогнул, представив себе призрачного короля эльфов, который подглядывает за мной, прячась за могильными плитами, чтобы увлечь меня сквозь туманный воздух в свое королевство призраков. Но в лучах заходящего солнца порхали чудесные запоздавшие бабочки, а вокруг меня царил такой мир, что мой страх превратился в спокойную покорность судьбе. В центре креста, стоящего над могилой моей покойной супруги, я закрепил ее портрет, выполненный на фарфоровой подложке. Он был изготовлен в Германии, поскольку ни одна бельгийская фирма не имела нужного оборудования для изготовления надгробных портретов. Из-за этого установка креста заняла некоторое время. Фотография была сделана в Шамони, когда мы любовались дальними альпийскими ледниками, стоя на террасе гостиницы «Ледники». Черты лица Валентины были спокойными, наверное, потому, что фотограф снимал не при ярком солнце, и образ моей покойной супруги смотрелся сквозь мглистую дымку. В момент, когда фотограф нажал на спуск, Валентина улыбнулась, и эта улыбка выделялась на надгробном портрете больше, чем на оригинальной фотографии. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, но, быть может, это было следствие лучей заходящего солнца, которые нежно высвечивали фарфор.
Глаза… это не были пронзительные глаза, которые злобно-презрительно смотрели на меня в конторе. И какие-то грустные складки вокруг рта… Где я видел такие же? Я отвел взгляд и ощутил, что совершаю кощунство! Почему я стал искать черты Яны Добри в лице покойной супруги?
Покинув некрополь, я обрадовался шумному шоссе Термонда, где с криками носились стайки ребятишек, бранились женщины, а первые разносчики рыбы во весь голос восхваляли свой копченый товар. Последние химеры испарились, стоило мне войти в дом и внюхаться в одуряюще вкусные запахи обеда, атаковавшие меня на пороге.
— Устрицы! Паштет из мозга! Форели! Перепела! — крикнул Кобе из кухни, заслышав мои шаги.
В обеденном зале на столе красовался копченый окорок с карточкой от Густа Кромме, который желал мне «многих годов». Рядом стояла небольшая коробка сигар от Виктора Ниссена.
По правде говоря, эти презенты не доставили мне особого удовольствия, ибо напомнили о Яне Добри, словно она намеревалась в этот день царить в моих мыслях. Несмотря ни на что, вечер выдался чудесный, а когда мы проделали основательные дыры в кремовом торте, появились любимые напитки господина Кершова, и все закурили сигары, а Кобе расстелил на столе зеленое игровое сукно. Часы пробили десять часов, Патетье звонким голосом объявил, что у него беспроигрышная масть, Кобе внезапно вскинул голову, а карты в его руках задрожали.
— Тсс! — прошипел он. — Кто-то идет по коридору.
— Несомненно, у соседей, — сказал Патетье.
— Вовсе нет…
Мы прислушались, но никакого шума не услышали.
— У тебя звенит в ушах, Кобе, — проворчал Патетье и повторил заказ игры.
Но новая невероятная драма разыгралась с невероятной скоростью. Дверь не открылась, а буквально была пробита. В дыру просунулась рука с револьвером. И голос рявкнул: «Фантом!»
Затем револьвер упал на пол и послышался вопль боли и отчаяния.
— Глаза!.. Бусебо!..
Что-то упало, в комнату кто-то рухнул и после нескольких конвульсий затих.
Кершов вскочил и схватил визитера.
— Господи Иисусе! — услышал я. — То же самое, что с Ансельмом Сандром… глаза!
Я узнал человека. Это был господин в сером. И несколько раз выкрикнул:
— Человек в сером! Человек в сером!
— Как он сумел войти? — яростно выкрикнул Кобе. — Не отпускайте его, господин Кершов?
Комиссар полиции тряхнул головой и медленно выпрямился.
— Он мертв, — прошептал он, — его глаза выжжены… Что за дьявольские силы окружают нас?
— Кто это? — закричал я. — Вы его знаете?
— Да, я его знаю… это… нет, Кобе, пусть лежит лицом вниз, слишком ужасный вид. Бедняга, мой бедный друг, — вдруг всхлипнул он.
— Как? Это ваш друг? — Я был поражен.
— И ваш также, Хилдувард… Это английский сыщик Кенмор!
Патетье первым задал четкий вопрос:
— Что он делал здесь? Искал Фантома?
Мы трое не могли дать ответа, но со стороны прилегающей библиотеки послышался пронзительный вопль. Кобе всех обогнал. Он пронесся через библиотеку к веранде и на мгновение застыл на месте, словно в него ударила молния.
— Опять! Вон за стеклами галереи!
Мы слышали, как он пробежал по коридору, потом выругался. Я хотел присоединиться к нему, но Кершов удержал меня.
— Кобе справится один, — сказал он и задумчиво добавил: — Почему были крики за стеклом? — Он оглядел галерею с матовыми стеклами. Патетье предложил немедленно отправиться за помощью, но комиссар счел это ненужным. — Уверен, наверху потребуют хранить молчание об этом какое-то время, поскольку Кенмор был прислан к нам с особой миссией и получил аккредитацию от юридических властей.
— Сейчас на Влесхизбруге дежурит полицейский, — сказал Патетье. — Хотите, я схожу за ним?
— Сходите, — согласился господин Кершов после недолгого раздумья, — попросите его прийти сюда, но ничего не говорите о случившемся здесь.
Начальник уже в холле дал полицейскому необходимые распоряжения. Через четверть часа труп Кенмора был убран. Никто на улице не подозревал о новой драме.
Вернулся расстроенный Кобе.
— Бандит обогнал меня, — проворчал он. — У него словно крылья за спиной.
— Ты его видел, Кобе?
— И да, и нет… черная молния.
— У вас вроде была лампа, — сказал Кершов.
— Была. Я схватил лампу с лестницы, что позволило мне чуть рассмотреть его поганую рожу.
— Лучше, чем ничего!
— Слишком мало! Я вряд ли смогу узнать его, если встречу.
— Очень жаль, — вздохнул Кершов.
— Но это был крепкий парень, — сказал Кобе, — бульдожья башка. Больше ничего сказать не могу.
Кершов сел за стол и принялся писать протокол. Мы с Патетье остались сидеть и молчали. В комнате стояла такая тишина и царило такое спокойствие, что трудно было поверить в драму, разыгравшуюся у нас на глазах.
— Хилдувард, — заговорил в конце концов бравый парикмахер, — ты в состоянии заниматься сыском. Заставь работать мозги, мой мальчик, а не сиди, как кукла на ниточках!