Страница 58 из 94
— Кто виноват? — спросил я. — Ведь речь не идет о Тюитшевере?
— Нет, старик Тюит и сантима не украл… эту сумму присвоил бравый молчун Хаентьес.
Я не верил своим ушам.
— Его арестовали?
— Нет, тип бесследно исчез.
Я хлопнул себя по лбу:
— Теперь, Патетье; все становится ясно! Увы, мы не можем ни слова сказать господину Кершову: имя, которое оставалось написать на конверте Тюитшевере, было именем Хаентьеса.
— Хм, объясни, — сказал Патетье.
— Тюитшевер выяснил, что Хаентьес украл огромные деньги, и хотел получить свою долю. Ясно, как вода источника!
— Однажды, — философским тоном заявил мой друг, — эта самая вода источника может оказаться опаснее самой грязной воды из сточной канавы. По этой причине я не согласен разделять твое мнение. Но это возможно и даже правдоподобно. Говорят, что истина не всегда правдоподобна, верным может оказаться и противоположное мнение.
Но я с упрямством защищал свою позицию.
— В этом случае, — неторопливо возразил Патетье, — надо предположить, что Хаентьес избавился от Тюитшевера с помощью пневматического карабина. Тем же оружием убили твою супругу, Хилдувард.
— Боже правый, — воскликнул я, — это не пришло мне в голову! Однако это предположение подтверждает мою точку зрения, — продолжил я после недолгого раздумья. — Возможно, Валентина Брис после смерти отца узнала о краже денег. Она приперла Хаентьеса к стенке, поставив свою жизнь под угрозу.
— Есть в тебе задатки, — одобрил Патетье.
— А если набраться храбрости и известить обо всем господина Кершова?
Патетье отрицательно покачал головой:
— Кершов твой друг, но еще больше истинный полицейский. А в рамках службы у него друзей нет. Хотя ты невиновен, ты можешь пережить ужасные времена.
— Значит, оставить безнаказанным убийство Валентины? — вздохнул я.
— Конечно нет! — последовал твердый ответ.
Я вопросительно и с надеждой глянул на него.
— Мы сами отправимся на поиски Хаентьеса! — решил он.
Более тщательное расследование показало, что мэтр Шартинк не понес никаких убытков. Его пятнадцать тысяч франков были ошибочно переведены на другой счет. Господин Шартинк отозвал свою жалобу. Я остался единственным преследователем хитроумного Хаентьеса, поскольку увод средств превысил сто тысяч франков. Но я отказался подавать жалобу. Мне надоели бесконечные склоки, а потеря денег меня не очень волновала. Эту причину я сообщил господину Кершову и не солгал, поскольку эта кража напрямую меня не касалась. Напротив, поиск и арест Хаентьеса могли меня крепко замарать.
— Кража наследства, — проворчал Патетье.
«Пятно на памяти Валентины», — сказал я про себя.
Ни Борнав, ни Кершов, похоже, не были раздражены и даже не удивились моему решению. Скорее, с их плеч был снят тяжелый груз.
— Ваше право, — кивнул господин Борнав.
— Конечно, — добавил Кершов, — Хаентьеса могут поймать и в других пенатах.
Я понадеялся, что наконец начинается эра спокойствия и я смогу вернуться к своим привычкам.
Но человек предполагает, а Бог располагает…
Я завтракал, наслаждаясь яйцами в мешочек с салом, и с удовольствием слушал глупую перебранку дроздов в саду.
Вошла Барбара. Она нервничала. У нее сильно дрожали руки.
— Хочу у вас попросить один день отпуска, но могу задержаться на два или три дня. Мне надо урегулировать кое-какие семейные дела в Брюсселе и закрыть их раз и навсегда.
Барбара никогда не упоминала о семье или о семейных делах, но я не считал себя вправе задавать ей нескромные вопросы и отказывать в отпуске.
— Я уеду завтра, — уточнила она. — Вы можете завтракать в соседней гостинице «Нант», где клиентов всегда хорошо обслуживают. Если господин Патетье не решит подсобить вам.
— Патетье будет рад, — засмеялся я, — он прирожденный кулинар!
В этот день я не ждал гостей. Вечером Барбара настояла на партии в шахматы. Она была прекрасным игроком. Когда мне удавалось поставить ей мат, у меня всегда складывалось впечатление, что она позволяла мне выиграть, намеренно совершая ошибку. На этот раз я за два часа трижды обыграл ее. Как она не заметила ловушки, какую обычно парировала с ироничной усмешкой? И как не погасила внезапную мою атаку ладьи и двух ходов подряд конем?
Было ясно: мысли ее далеко. В какой-то момент я услышал ее глубокий вздох.
— Я сяду в первый поезд. Вы можете спокойно спать. Завтрак будет готов, — сказала она, отправляясь к себе в комнату.
Она не спешила, словно хотела еще что-то сказать, потом внезапно повернулась и ушла, коротко бросив: «Доброй ночи!»
Когда я проснулся, дом был приведен в полный порядок, кофе грелся на спиртовой горелке, тартинки с сыром и ветчиной ждали на столе. Барбара уехала. Патетье с удовольствием надел передник повара и согласился прибираться в доме до возвращения Барбары. Я не стал ходить в гостиницу «Нант», встретив яростное сопротивление Борнава, пригласившего меня на завтрак в ресторан «Де Рос», где был клиентом долгие годы. У меня не было причин жаловаться. Я подозревал, что Борнав попросил разнообразить меню, поскольку мне еще не приходилось прежде лакомиться такими рыбными блюдами и пить лучшие рейнские вина, как в «Де Росе».
Вечером Патетье готовил легкий холостяцкий обед. Кершов протестовал против такого названия из-за своей жены. Обед состоял из изысканных блюд и вин, поскольку Патетье изучил мой винный погреб лучше любого сомелье. Прошли два дня, миновал третий, а Барбара не возвращалась. Я каждый день заглядывал в почтовый ящик: ни письма, ни открытки.
Прошли четвертый, пятый день, неделя. Барбара не приезжала.
— Что нам покажет ее комната? — предложил Патетье.
Барбара выбрала себе комнатенку, какую редко выбрала бы любая прислуга. Она располагалась в конце ряда комнат первого этажа. Чтобы добраться до нее, надо было идти боковым коридором. Окна комнаты выходили на небольшой дворик, который облюбовали себе бездомные кошки. Когда я спросил ее о причине столь странного выбора, она ответила, что ненавидит комнаты, выходящие на улицу.
Патетье вместе со мной отправился осмотреть ее. Дверь не была заперта на ключ. Комната была чистой и прибранной, как все, чем занималась Барбара. Патетье обошел ее и скривился.
— Итак, господин сыщик?
У Барбары было очень мало багажа, когда она поступила ко мне на службу: вышитый саквояж и белый деревянный сундучок.
— Пуст, — сказал Патетье, закрыв его крышку.
— Пуст, — эхом отозвался я, бросив взгляд в маленький платяной шкаф.
— Больше не вернется, — проворчал мой друг.
— Она не получила последней оплаты и даже не намекнула на нее.
— Умная женщина, — задумчиво сказал Патетье.
— Это мне известно, но почему ты столь категоричен? Он не ответил, но снова обшарил комнату.
— Мне это не нравится… — проворчал он.
Я вопросительно глянул на него.
— Все слишком чисто, слишком в порядке. Лучший сыщик не найдет ни ниточки, ни пылинки, чтобы подумать над ней. Но это ошибка! Даже предусмотрительность может оказаться излишней.
— Патетье, — гневно воскликнул я, — ты говоришь так, словно Барбара преступница!
— Не рискну столь жестко судить о твоей служанке, мой мальчик, но, когда с таким тщанием уничтожают все следы своего пребывания, это имеет точную причину. Человеку есть, что скрывать.
Я отказывался соглашаться с ним, и он это заметил.
— Ладно, — сказал он, чтобы минимизировать силу удара, — можешь хранить отличное воспоминание о своей жемчужине.
— По какой причине она уехала? — вопросительно прошептал я.
— Потому что она испугалась, — ответил Патетье.
— Испугалась? Чего? Ты можешь ответить?
Патетье поднял подушку на кровати и указал на маленькие темные пятна на полотне.
— Когда нет страха, не спят с револьвером под подушкой, — убежденно заявил он.
Барбара Улленс не вернулась. Я был очень огорчен, поскольку служанки такого качества похожи на белых ворон.