Страница 15 из 94
Мы застыли.
— Все равно, — сказал Джеллевин, — они хотели наших шкур, но я бы хотел отомстить за этих бедных подонков. Дайте мне ваш мушкет, господин Баллистер. Фрайар Такк, пошли!
Бритая голова Такка выглянула из глубин судна.
— Фрайар Такк стоит хорошего охотничьего пса, — разъяснил Джеллевин с непонятной снисходительностью. — Вернее, стоит целых десяти псов. Он чует добычу издалека. Настоящий феномен.
— Что думаешь об этой дичи, старина?
Фрайар Такк извлек из люка свое округлое массивное тело и словно покатился к лееру. Его острый взгляд остановился на расплющенных трупах, лицо выразило острое удивление, потом посерело от ужаса.
— Фрайар, — с нервным смешком сказал Джеллевин, — ты видал и не такое, а побледнел, как юная субретка.
— Э! Нет, — глухим голосом ответил матрос, — дело не в этом… Там что-то зловещее. Там… Стреляйте по бреши, монсеньор, — вдруг закричал он. — Быстрее!
Джеллевин в гневе обернулся.
— Такк, ты опять обратился ко мне, назвав этот проклятый титул!
Обруганный матрос не ответил. Он тряхнул головой.
— Слишком поздно. Прошло, — пробормотал он.
— Что? — спросил я.
— Ну, штука, которая выглядывала из бреши, — тихо ответил он.
— Что это было?
Фрайар Такк бросил на меня укоряющий взгляд.
— Не знаю. Потом это прошло.
Я не стал настаивать на дальнейших расспросах. Послышались два пронзительных свистка. Звук доносился с вершины скал. Потом на фоне неба возникла тень. Джеллевин вскинул ружье. Я остановил его.
— Будьте поосторожнее!
Из бреши по тропинке, которую мы раньше не заметили, на пляж спускался школьный учитель.
Школьному учителю оставили лучшую каюту на корме, а для меня переделали соседнюю каюту. Таким образом, получилась сдвоенная каюта с двумя койками. Сразу после появления на борту школьный учитель удалился к себе и проводил все время, копаясь в книгах. Один раз или два раза на дню он выходил на палубу, просил принести секстант и проводил тщательные наблюдения.
Мы шли на северо-запад.
— Курс на Исландию, — как-то сказал я Джеллевину.
Он внимательно посмотрел на морскую карту и нацарапал на ней несколько слов и цифр.
— Не совсем. Скорее мы идем к Гренландии.
— Ба! — ответил я. — Одно стоит другого…
Он согласился с тем же равнодушием.
Мы ушли из Большого Копыта в хорошую погоду, оставив позади себя горы Росса, которые грели свои горбы под восходящим солнцем. В тот день мы встретили одно гебридское судно с плосколицыми (надо заметить, что такие лица характерны для жителей Гебридских островов) и от души обругали их. Вечером на горизонте появился небольшой двухмачтовик. Утром следующего дня море стало неспокойным. Слева по борту с подветренной стороны мы заметили датский пароход, который боролся с волнами. Он был окружен таким густым облаком дыма, что мы не смогли рассмотреть его названия. Это был последний пароход, который мы видели в этом плавании. Хотя на заре третьего дня далеко на юге появились два дымка. Уолкер сказал, что это были британские посыльные суда. В тот же день мы заметили вдали фонтан, выпущенный косаткой. До нас донесся низкий рев. Это было последнее проявление жизни вокруг нашего судна.
Школьный учитель по вечерам приглашал меня к себе выпить стаканчик спиртного. Сам он не пил. Он уже не был тем словоохотливым собеседником с постоялого двора «Веселое сердце», но остался приятным и хорошо воспитанным человеком, поскольку никогда не оставлял мой стакан пустым, а пока я пил, он листал свои книги. Должен признать, что не сохранил особых воспоминаний об этих днях. Жизнь на борту была монотонной. Однако экипаж казался мне озабоченным, особенно из-за небольшого и довольно неожиданного происшествия, случившегося однажды. Мы все одновременно почувствовали сильнейшую тошноту. Тьюрнип начал кричать, что нас отравили. Я строго приказал ему заткнуться. Надо отметить, что это недомогание быстро прошло. Резкий порыв ветра вынудил нас совершить внезапный маневр, и мы все забыли.
Занялась заря восьмого дня плавания.
Я увидел озабоченные и замкнутые лица. Мне знакомы такие лица. На море они не обещают ничего хорошего. Они выражают беспокойство, стадное и враждебное. Оно сплачивает людей, накрепко соединяет их в единую массу страха или ненависти. Вокруг них образуется атмосфера зловредной силы, отравляя все вокруг. Слово взял Джеллевин.
— Мистер Баллистер, — начал он, — мы хотим поговорить с вами и поговорить откровенно, как друзья со старшим товарищем по совместным гулянкам, а не как с капитаном.
— Прекрасная преамбула, — усмехнулся я.
— Именно потому, что вы друг, мы облекаем все в вежливую форму, — прорычал Уолкер, и его уродливое лицо скривилось.
— Говорите, — коротко сказал я.
— Так вот! — продолжил Джеллевин. — Вокруг нас творится что-то не то, а самое худшее состоит в том, что никто из нас ничего не может объяснить.
Я мрачно оглядел их всех и внезапно протянул ему руку.
— Ты прав, Джеллевин, я чувствую это, как и вы.
Лица разгладились. Люди нашли в капитане союзника.
— Поглядите на море, мистер Баллистер.
— Я его вижу, как и вы, — ответил я, опустив голову.
Да, я видел это уже два дня. Море выглядело очень необычно, и я не помнил, что видел такие воды на какой-либо широте, хотя скитался по морям без малого двадцать лет. Его пересекали странного вида цветные полосы, внезапно возникали громкие вскипающие пузыри. Неведомые шумы, похожие на смех, вдруг доносились из набегающей волны. Люди с ужасом оборачивались на этот нечеловеческий смех.
— За нами больше не следует ни одна птица, — пробормотал Фрайар Такк.
Это было правдой.
— Вчера вечером, — сказал он низким голосом, растягивая слова, — маленькая стайка крыс, которая пряталась в трюме со съестными припасами, выбежала на палубу, а потом все крысы разом сиганули в воду. Я никогда не видел ничего подобного.
— Никогда! — мрачным хором подтвердили остальные моряки.
— Я много раз ходил в этих местах, — сказал Уолкер, — и примерно в это же время. Море должно было быть черным от макрелей, а за нами должна была с утра до вечера следовать стая дельфинов. Вы их видите?
— Вы вчера вечером глядели на небо, мистер Баллистер? — тихим голосом спросил меня Джеллевин.
— Нет, — признался я и слегка покраснел.
Вчера я очень прилично выпил в молчаливой компании школьного учителя, а потому не выходил на палубу, буквально сраженный сильнейшим опьянением, из-за которого у меня до сих пор ломило виски, а голова разрывалась от мигрени.
— Куда нас ведет этот дьявольский тип? — спросил Тьюрнип.
— Да, истинный дьявол, — подтвердил вечно безмолвствующий Стевенс.
Я принял внезапное решение.
— Джеллевин, — сказал я, — послушайте меня. Я — хозяин на борту, это правда, но мне совсем не стыдно признаться перед всеми, что вы самый умный на борту и, кроме всего прочего, являетесь превосходным моряком.
Он печально улыбнулся.
— Допустим, — сказал он.
— Я думаю, вы знаете больше нас.
— Нет, — откровенно ответил он. — Но Фрайар Такк воистину феномен довольно… любопытный. Как я уже вам говорил, он чует некоторые вещи, но не в силах их объяснить. И, как говорят у нас, у него на одно чувство больше. И это чувство опасности. Говори, Фрайар Такк.
— Я мало знаю, — заговорил он озабоченным голосом, — почти ничего, кроме того, что что-то сгущается вокруг нас и это что-то страшнее смерти!
Мы с ужасом уставились на него.
— Школьный учитель, — продолжил Фрайар Такк, с трудом подбирая слова, — причастен к этому.
— Джеллевин, — вскричал я, — у меня не хватает храбрости, скажите ему это!
— Хорошо, — ответил он.
Он спустился в каюту. Мы слышали, как он стучится в дверь, стучит и стучит, потом открывает дверь.
Потянулись минуты молчания.
Джеллевин поднялся на палубу. Он был бледен.