Южно-Африканская деспотия

Как ни странно, Юрка понял его сразу.

— Не понравилось ей у нас, — сказал он печально. — Ни друзей, ни знакомых. Полно народу и суета. Она не говорит, но я-то вижу.

А между тем, Лисистрат, пользуясь неразберихой, возникшей при явлении народу Смелкова с Меланьей, пока народ, ахая, слушал их рассказы о жизни за порталом, разбил форму и извлек отливку. Бобров спохватился только тогда, когда услышал из мастерской звон. Это ваятель зачеканивал дефекты отливки. Бобров осторожно заглянул в дверь. Скульптура стояла на столе и выглядела, прямо скажем, непрезентабельно, но мастеру, похоже, это было как раз то что надо. Он увлеченно возился с другой стороны, не видя Боброва. Бобров аккуратно прикрыл дверь. Тут он не понимал ничего и поэтому лезть с дурацкими советами не собирался.

Бобров отправился на верфь с твердым намереньем проконтролировать свое маленькое конструкторское бюро из двух человек, которое уже неделю занималось разработкой обещанного Вовану корабля. Для его постройки Бобров предполагал возвести в конце бухты временную верфь. Берег там был относительно пологим и требовал минимума земляных работ. А принцип временности подразумевал легкую щитовую конструкцию. Тем более, что работы зимой вести не предполагалось, значит и отапливать помещение не было смысла.

Бобров уже начал потихоньку стаскивать в закрома материалы для набора и обшивки. А Вовану, чтобы он как следует проникся, заказал доставить обратным рейсом бревна кайи и испанского дуба. Лучше всего, конечно, по мнению более поздних англичан, для судостроения подходил их английский дуб, но Бобров не был таким уж снобом. Тем более, что идти за дубом на Британские острова выглядело бы просто смешным. В то время, как в Испании расторопные купцы в темпе предоставят тебе нужное количество дубов — только успевай платить.

А по дороге на верфь (никогда не знаешь, где и как упадешь) Боброва перехватила Дригиса. Разговор зашел вроде легкий. Дригиса после своего позирования в качестве третьей грации решила разобраться с делами. А зная, что все концы у Боброва, поймала его на улице вдали от лишних ушей. Бобров, понятное дело, ничего скрывать не стал, тем более, что помощь Дригисы была ему очень кстати, и пообещал предоставить ей все материалы, как только вернется с верфи. Обрадованная девушка убежала, а Бобров, уже подходя к воротам, вдруг задумался. Да так, что даже остановился.

— А что, если поручить Дригисе составить полную хронологию нашей жизнедеятельности, взяв, скажем, точкой отсчета покупку нами усадьбы. И связать вместе наше время в двадцатом веке с веком четвертым до нашей эры. И втиснуть туда же все значимые события, происходящие вокруг.

Бобров загорелся идеей настолько, что даже отложил посещение верфи. Дригиса обнаружилась в компании Златки, Апи и Меланьи, которая очень органично влилась в коллектив. Компания рассматривала прихваченные Меланьей из-за портала глянцевые журналы, восхищалась нарядами и критиковала моделей. И, надо сказать, для критики были все основания. Бобров не стал отделять Дригису, чтобы довести до нее свою идею. Он счел, что все девчонки должны участвовать, хоть Апи и много времени уделяет новорожденной дочке, а Меланья вообще больше по медицинской части.

Девчонкам идея очень понравилась, и они хотели тут же приступить к ее реализации, и только сигнал на обед остановил их порыв. Однако, журналы были тут же забыты и они с нетерпением ожидали завершения обеда. Они бы и раньше удрали, но на обед прибыл почетный гость — Агафон, и они никак не могли покинуть триклиний раньше.

А Агафон прибыл с целью выяснить у Боброва о его терках со скифами. В наличии скифов Агафон был кровно заинтересован, потому что вел с ними торговлю. Поэтому он и решил не довольствоваться внутригородскими сплетнями, а дойти до Боброва, потому что верно подозревал, что дыма без огня не бывает. Правда, никак не мог понять, для чего это Боброву надо.

Девчонки, ерзая от нетерпения, просидели весь, слегка затянувшийся обед. А все из-за настырного Агафона, который никак не мог поверить, что скифское переселение это не инициатива Боброва и он кроме головной боли ничего от этого не получает. Бобров уж не стал ему говорить о том, что он приобретает от скифского переселения в Африке, потому что так далеко интересы Агафона не распространялись.

В общем, Агафон уехал хоть и получивший ответы на почти все свои вопросы, но в то же время, пребывая в некоторой растерянности. Получалось так, что вся его тщательно отлаженная система торговли со временем придет в упадок. Конечно, если скифы всем коллективом собрались в Африку то, спрашивается, нафига им засевать поля. Ну ладно, не в этом году так в следующем. Или через пару лет. И выходила Агафону новая дальняя дорога, ну или довольствоваться тем, что набрал за свою трудовую деятельность к настоящему времени. Агафон затосковал. Денег хватало, но ему хотелось действий. А ничего не придумывалось.

Девчонки с трудом дождались ухода Агафона и тут же набросились на Боброва. Бобров едва успевал поворачиваться, отвечая на вопросы. А когда ответил на все, призвал девчонок к вниманию и объяснил, чего конкретно он от них хочет. Объяснение заняло примерно полчаса, и женский контингент понял, что лихим наскоком тут ничего не сделать и надо поднимать архивы поместья и может даже пробиться в городской архив. Дригиса, побывавшая там один раз, смутила подруг рассказом о старом архивариусе и сваленных на полках, покрытых пылью веков папирусах и дифтерах. А Златка, подумавшая было об афинском архиве, свое предложение не озвучила.

Оставив великолепную четверку в глубокой озадаченности, Бобров с легкой душой отправился на верфь, где и провел продуктивно несколько часов. Будущий путник синих дорог уже обрел начальные контуры и обещал стать самым грандиозным кораблем обозримой Ойкумены. Два Бобровских конструктора первоначально, услышав от Боброва граничные параметры, даже несколько спали с лица. Но сейчас, по прошествии недели, уже довольно бойко, а местами даже небрежно рассуждали о смешанном наборе, материале шпангоутов и стрингеров и методах крепления многослойной обшивки.

Бобров отдохнул в их компании душой, а идя к ужину, вдруг, по какому-то наитию вспомнил про Агафона. Агафон для них с Серегой давно стал своим человеком. Не таким близким, как Никитос, но все равно известным и уважаемым. Ему простили и его плутовство, и жадность, и мелочность, и заискивание перед власть предержащими. Зато он не раз доказывал свою верность и даже пару раз неподкупность. И Боброву стало вдруг его жалко. И после ужина, с трудом отбившись от Златки и Апи, желавших его сопровождать, потому что им, видите ли, померещилась опасность, он в сопровождении всего лишь пары воинов отправился в город. Страже у ворот он сказал, что обратно не поедет и пусть они спокойно закрываются. А в качестве компенсации выделил им пару драхм. Бобров не стал говорить стражникам, что через час за ним в порт придет корабль. Пусть думают, что он останется в городе ночевать.

Агафону же Бобров решил предложить адекватную замену отбывающим скифам.

Через два дня раздумий, метаний, лазания на стенку (не помогло) Агафон сдался и приехал к Боброву.

— Все, — сказал он. — Считай, что я дозрел. Выкладывай подробности.

Бобров посмотрел на слегка исхудавшего Агафона и понял, что да — этот дозрел. Тогда он крикнул, чтобы позвали заместителя Андрея, которому хотел поручить курирование будущего дела Агафона, обещающего потенциально стать одним из самых прибыльных не только в Греции и ее колониях, но также, если удастся, то и в Карфагене.

Пришедший здоровенный бородатый мужик, явно не грек, никаким боком не похожий на успешного управляющего, тем не менее, им был.

— Вот, — сказал Бобров. — Знакомься. Это Торгул, милостью Гермеса, наш эффективный менеджер.

Оба, и Торгул и Агафон, посмотрели на Боброва как на психа ненормального.

— Это по-нашему, по-восточному, — счел нужным пояснить Бобров. — А, если по-гречески, то лучший управляющий.