Солнцеворот

Торатис скрипнул зубами. Змея свивалась кольцами вокруг птички. А у птички не было крыльев, чтобы улететь. Осталось лишь польститься на уговоры.

— Делай, — приказал Торатис. — Я распоряжусь настрелять дичи и устроить поистине княжеский пир этой ночью.

— И пускай будут музыканты, — кивнул Абайат. — Я тоже приду на твой пир, раз уж я гость на твоем корабле. Приду и буду весёлым, буду танцевать и смеяться.

Абайат ушел, а Торатис ещё долго смотрел на приближающийся берег.

— Прости меня, — шепнул он, и сам не зная, к кому обращены его слова.

Корабли поворачивали, флот двигался к берегу. Первая земля за сорок с лишним дней бескрайнего океана. Левмир сидел на носу «Летящего к солнцу», как это вошло у него в привычку, и смотрел на густые леса, устилавшие незнакомую местность. Издалека, своим нечеловеческим зрением, он видел там, между деревьев, мелькающие силуэты птиц и зверей. Показалось, мелькнула пятнистая шкура оленя, но тот слишком быстро скрылся.

Левмир поёжился. Было раннее утро, и над морем гуляли прохладные ветры. С каждым днём становилось немного холоднее, а это значило, что приближался Запад. Пожалуй, около половины пути позади. Можно было бы спросить у капитана, но… Левмир усмехнулся, вспомнив гордое появление капитана на коне.

Сзади послышалось движение, и Левмир прикрыл глаза.

— Опять ты? — спросил он, стараясь не выдать голосом презрения к существу, стоящему у него за спиной.

— Я, — всхлипнуло существо.

Левмир обернулся. Выглядел Зяблик прескверно. Поначалу, когда Левмир только начал внедрять новые порядки на «Летящем», заключенные забыли свои дрязги. Но всему выходит срок, в том числе и затишью на море. Зяблик смотрел на Левмира с трудом. Один глаз заплыл так, что даже не открывался, второй превратился в узкую щелочку. Всё лицо напоминало хорошо отбитый кусок мяса; одежда, и прежде ни на что не похожая, висела лоскутами. А ещё от Зяблика пахло. Вернее — смердело, мочой и дерьмом. Он стоял, обнимая себя руками за плечи, трясся на слабом ветру и хныкал, будто ребенок.

— Почему ты снова приходишь ко мне? — Левмир поднялся на ноги и посмотрел в лицо Зяблику. — Чего ты хочешь? Чтобы я приказал им не трогать тебя? Да тебя тогда убьют, и всё.

— Нет, — хлюпнул Зяблик разбитыми губами. — У… Убей их. Пожалуйста.

Левмир почувствовал, как его лицо меняет выражение. Он уже не мог сдержать ту черную, страшную злобу, которую вынес из колодца, в котором прятался с И, пока вампиры чинили кровавую расправу.

— Что ты сказал? — прошептал он.

— Ты ведь вампир! — проныл Зяблик. — Ну что тебе стоит? Не всех, конечно, но… Я скажу, кого. Они — твари, их… Они… Они не достойны жить!

— А кто достоин? Может быть, ты? — Левмир прошел мимо Зяблика, стараясь не слушать, как тот начинает выть.

Не дожидаясь, пока спустят шлюпки, Левмир прыгнул с борта в воду и поплыл к берегу. Не мог больше находиться на одном судне с Зябликом. Не мог и объяснить себе, почему тот вместо жалости вызывает у него такое отвращение. Это был очередной вопрос, от которого Левмир предпочёл сбежать.

Пологий берег встретил его настороженной тишиной. Чуть поодаль, шагах в двухстах, стоял лес. Левмир отплевался от соленой воды и двинулся к стеной вздымающимся деревьям, приминая босыми ногами жесткую траву.

Тишина постепенно распадалась на части. Она состояла из шепота листьев, чириканья птиц и жужжания насекомых. Левмир остановился, принюхался — ничего. Он не ощущал присутствия человека, не ощущал даже воспоминания о нём. Яркая птичка подлетела к самому его лицу, зависла на одном месте, суматошно хлопая крыльями, и улетела, видимо, не найдя ничего интересного. Левмир с улыбкой проводил её взглядом.

Насколько же огромен этот мир! Как живущие в нём существа умудряются найти повод для ненависти и сражений? Не нравится тебе сосед — отойди в сторону, построй дом и живи в своё удовольствие. Что может быть проще?

За спиной плюхались в воду якоря, шлепали вёсла — люди стремились к земле. Суда, везущие лошадей, обладали более высокой посадкой и подбирались ближе. Животных было необходимо выпустить на волю, дать им хоть денек попастись, вспомнить, что жизнь — другая, она не заколочена в тесных трюмах.

Ещё будет нужна вода. Левмир прикрыл глаза и на мгновение остановил сердце, чтобы умолк гул крови, бегущей по венам. Как только настала внутренняя тишина, он «нащупал» в глубине леса едва различимое журчание. Тут же пустил сердце полным ходом и, не оборачиваясь, двинулся в чащу.

Этот лес мало походил на те леса, в которых сбивали ноги Левмир и Ирабиль. Там встречались тропинки, здесь за каждый шаг приходилось сражаться с природой. Человек был здесь чужд природе, так же, как и вампир.

Журчание с каждым шагом делалось всё громче, и вот, наконец, отодвинув колючие ветви кустарника, Левмир увидел ручей. Он тёк в неглубокой ложбине, начало его и конец терялись среди деревьев.

Левмир опустился перед ручьем на колени, зачерпнул воду рукой, отпил, сколько успел, пока вода не ушла сквозь пальцы. Холодная — зубы сводит. Живая, настоящая вода. Не то, что та, на корабле. Стоялая, вонючая, начинающая тухнуть. Надо будет сказать матросам, чтобы хорошо вымыли бочки, прежде чем налить новую воду, а то с них станется…

Движение привлекло внимание Левмира. Он вскинул голову и замер. На противоположном берегу ручья стоял олень. Левмир сразу узнал характерную морду и расцветку, его не сбило с толку даже отсутствие рогов. Ратканон говорил, что рогов не носят самки.

— Привет, — тихо сказал Левмир. — Мы вторглись в твои владения, да?

Олениха переступила ногами, продолжая смотреть на Левмира круглыми блестящими глазами. Она, должно быть, пришла к ручью напиться и очень удивилась, обнаружив незнакомое существо, стоящее на двух ногах.

Левмир опустил взгляд, нашел посреди ручья камень, верхушка которого выглядела сухой, и легко перескочил на него. Олениха не шелохнулась, в черно-коричневых глазах её не было ни намека на страх. Левмир, улыбаясь, вытянул руку, и животное мордой потянулось к нему, черный нос зашевелился, улавливая незнакомые запахи.

Вот пальцы коснулись мохнатой морды, погладили, двигаясь вверх…

Вдруг что-то свистнуло. Олениха встала на дыбы, издала страшный крик. Повернулась, попыталась бежать, но свистнуло ещё раз, и она рухнула на бок. Последние судороги сотрясли её тело, и вот животное застыло мёртвым. Постепенно мутнеющий глаз смотрел в небо с недоумением и немым вопросом: «Что случилось? За что? Почему?..»

Левмир медленно повернул голову и увидел Ворона. Старый, страшный человек выходил из леса, опуская лук. Он улыбнулся Левмиру, кивнул, будто старому знакомому, и одним прыжком перескочил на тот берег. Закинув лук за спину, он достал нож и присел над тушей.

— Дичь хорошая, непуганая, — сказал, будто продолжал давний разговор. — Отъедимся хоть, а то от похлёбки той уже блевать тянет, да и солонина тож…

— Ты зачем это сделал?

Ворон, бережно вырезающий стрелу из туши, поднял взгляд на Левмира.

— Кушать хотелось, говорю же.

— Ты видел, что я подманил её.

— «Её»? — Ворон посмотрел на олениху. — И что? Я вам испортил романтический момент? Уж простите великодушно, мы люди простые, к таким изыскам не приучены. Для нас животное — жратва, и только.

Он перевернул олениху на спину и ловким движением распорол брюхо. Левмир почувствовал тошноту, когда увидел струйку крови, впадающую в ручей, красящую его в алый цвет.

— Она мне доверилась, — сказал Левмир тихо, позабыв уже про Ворона.

У него начали дрожать руки, а в глазах появились слёзы. Что-то важное произошло только что и продолжало происходить. Что-то, к чему несчастная олениха не имела уже никакого отношения.

— Ну, не ты ведь её убил, — заметил Ворон, выгребая из туши кишки. — Ты хороший, правильный мальчик. Это я негодяй. Я — убийца.

Левмир развернулся, перепрыгнул на землю и пошел в сторону берега. Надо было бы остаться, проследить за заключенным. Выяснить, в конце концов, где он раздобыл лук. Но Левмиру было плевать. Он побежал, глотая слёзы, потом, оставшись один в глухой чаще, остановился. Дыхание с тяжелыми хрипами вырывалось из груди, а правая рука сжимала рубаху там, где бешено колотилось сердце.