California

— Я уже обошёл участок, — шеф отвечает на мысленный вопрос капитана. – Ты и сам всё знаешь о замечаниях: начиная от прохлаждающихся на парковке патрульных заканчивая отсутствием некоторых детективов на своих рабочих местах.

— Так они же на де…

— На деле только детектив Майерс, мне уже доложили.

«Майерс… чёртов старик! Надо его уволить, нарушает всю нашу корпоративную этику, — думает Джефф, сжимая челюсти».

— Я решу этот вопрос.

— Оставь это, — Дункан обречённо вздыхает, и два полицейских встречаются тяжёлыми взглядами. — Ответь только на один вопрос, Джефф: сколько ещё законов тебе нужно нарушить, чтобы ты успокоился?

Капитан поджимает губы и отводит взгляд, нервно ёрзая по дивану. Он чувствует себя так, словно его отчитывает родная мать. Надо выкручиваться.

– Не понимаю, о чём вы.

— Я следил за твоим делом о наркотиках, и то, что ты позволил себе избить известного режиссёра — дичайшая наглость, мы не в восемнадцатом веке, Баттс, и ты знаешь, что за это можно и срок получить.

Нервы капитана закипают, но остатки самообладания, те, что насквозь пропитаны кофе, заставляют мужчину соблюдать субординацию. Он сжимает кулаки, считает до пяти и поднимает взгляд на шефа.

– Если вы за делом, действительно, следили, то наверняка наслышаны обо всех деталях. О том, что он нанял психа, уже проходившего у нас по одному делу, между прочим, чтобы тот следил за потерпевшей и поджог её квартиру, о трех моделях, доведенных до клиники, о поставке наркотиков в Мексику и Колумбию, об огнестрельном ранении Дэ…

Дункан поднимает ладонь вверх, приказывая Джеффу остановиться. Капитан выдыхает через раздутые ноздри, сжимает в руках кожу дивана.

— Мы ещё разберёмся, как ты допустил это. Но сейчас вопрос в твоей полной некомпетентности. Ты нарушаешь все правила, в нашем департаменте уже настоящий Мьюирский лес из жалоб, ежедневно поступающих на тебя. Электронная почта завалена письмами. Но последней каплей стал Андерсон.

— Андерсон? Это что ещё за хмырь?

— Иисус, Баттс, ты даже не знаешь адвоката Вуда, — Дункан устало потирает виски.

— А, вы об этом неуравновешенном.

— Серьёзно, Джефф? Ты будешь говорить мне о неуравновешенных людях? — поднимая бровь, шеф усмехается. — Он рассказал, что ты даже не подпустил его к подсудимому! По какому праву ты сделал это? Покажи мне хоть один кодекс, где ты вычитал эту ересь?

Джефф распрямляет плечи и довольно ухмыляется.

— Наверняка где-нибудь в Катманду…

— Туда я тебя и отправлю, если будешь паясничать, — Уикери встаёт из-за стола и подходит к двери, поправляя свой китель. — Я бы с удовольствием тебя уволил, Баттс, не будь ты грёбанным профессионалом.

— Что правда, то правда.

— Но знай, — поднятый вверх указательный палец выглядит угрожающе. — Я не посмотрю на свою личную к тебе симпатию, ещё хотя бы одна выходка с твоей стороны — пойдёшь патрулировать улицы в каком-нибудь спальном районе. Ты меня услышал?

Капитан встаёт с дивана и с усталой улыбкой пожимает руку шефу, коротко кивая. Что ж, возможно, этот день удалось спасти.

— Ну, раз понял, вали за премией. Не каждый день раскрываешь самое громкое дело в твоей карьере.

Настроение поднимается бешеной бурей в душе Джеффа, он отдаёт честь Уикери и закрывает за ним дверь, зарываясь пальцами в волосы. Новость о том, что ему не настучали по шапке — прекрасная. Новость о премии — ещё лучше. Ведь зарплаты у копов в США, мягко говоря, плачевные, и не поможет ни ранг, ни район, ни опыт службы, — ты всё равно будешь плавать в дерьме, если, конечно, ты не последний мудак, живущий взятками и подставными делами. Джефф этим не увлекается и в ближайшее никогда даже думать об этом не будет. И всё-таки — как это замечательно, когда появляются лишние деньги, а вместе с ними и планы на то, как их потратить. Капитан усмехается своим мыслям.

«Нет, это потом, — думает он, хватает свою куртку и выходит из кабинета. — А сейчас надо кое-куда заскочить».

***

— Джефф?

Сердце мужчины уходит в пятки. Он смотрит на напуганную блондинку перед собой и больше чем уверен, что она — плод его разыгравшегося воображения, но по мере того, как расширяются её голубые глазки, Джефф всё больше убеждается в том, что перед ним стоит настоящая Эмма. В палате Дэвида. Какого, мать его, хрена?!

Девушка удивлена не меньше, но на место шоку вдруг приходит ярость. «Он прочёл моё сообщение и прилетел, чтобы всё контролировать! Ненормальный! Почему тогда так удивлён?» — в голове актрисы миллион вопросов, но все они развеиваются с недовольным прокашливанием Дэвида.

Он, кажется, вообще никого не ждал.

— О, капитан, какими судьбами? — спрашивает режиссёр, возвращая обоих на землю.

Эмма и Джефф отрывают друг от друга озлобленные взгляды и в унисон оборачиваются на Тарино. Капитан хмыкает и проходит внутрь, по-хозяйски усаживаясь в кресло, где минутой ранее неловко ёрзала актриса. Бананы занимают место рядом с пакетом Эммы. Всё это становится похоже на цирк, и только побледневшей блондинке, застывшей в дверях, не до смеха.

— Совесть загрызла, ведь в какой-то степени ты здесь по моей вине, — сухо отвечает капитан, не отрывая взгляда от своей девушки. К нему возвращается самообладание, сливаясь в бешеном шторме с яростью на Эмму. Пришла к Дэвиду и ничего ему не сказала! Это как, мать его, понимать?! — Мисс Холл, а что вы застыли? Проходите, присаживайтесь, или я прервал вашу личную беседу?

От тона Джеффа девушке становится не по себе. Она сглатывает свою злость и с прищуром смотрит на капитана, чей взгляд метает молнии в её хрупкую фигуру. Козёл! Притащился проверять — не изменяет ли она ему. И все разговоры впустую!

— Мисс Холл уже собиралась уходить, — деловито отвечает Дэвид и тянется к стакану воды.

Эмму это задевает. Ей непременно хочется поиграть на разбушевавшейся неустойчивой психике копа, обидеть, уколоть, взбесить. Блондинка мило улыбается режиссёру, поправляет халат и возвращается к креслу, усаживаясь напротив ошарашенного капитана.

— Ох, знаете, Дэвид, я передумала. Мы с вами совсем не пообщались! — наигранно восклицает актриса, включая все свое обаяние и перекладывая одну ногу на другую.

Джефф оборачивается к ней с широко распахнутыми глазами. Если бы взглядом можно было убивать — реанимационная бригада уже мчалась бы в палату. Они оба в крайней степени обиды и ярости друг на друга: она — за то, что он не доверяет ей, и, прочитав сообщение, мигом прилетел в больницу, а он — за то, что она даже не удосужилась его предупредить о том, что помчалась к своему воздыхателю. Оба хотят задеть, уколоть, добить друг друга. А Дэвид Тарино — козёл отпущения, зритель этого дешёвого шоу, даже не подозревающий о главной интриге. Эмма и Джефф должны оставаться друг для друга всего лишь капитаном и актриской, не имеющих никаких точек соприкосновения.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — отвечает Дэвид, — я никого не ждал.

Эмма и Джефф переглядываются. Оба взгляда с прищуром, губы поджаты, в душе пожар.

— Не думаю, что тебе весело лежать здесь в одиночку, — с пренебрежением бросает капитан.

— А ты хочешь полежать со мной? — Дэвид поднимает брови.

Актриса прыскает смехом.

– Не я, возможно, кто-то другой хотел бы, да, мисс Холл?

Эмма открывает рот в немом возмущении. Дэвид усмехается и трёт подбородок. «Ну что ж, давно я не веселился», — думает режиссёр, находя странным все эти переглядки двух почти незнакомых друг другу людей.

— Что ты… вы несёте?! — рявкает она и отворачивается от Джеффа. Как же хочется расцарапать ему лицо! — Дэвид, так вот, когда вас выписывают?

— Ещё неделя, затем улетаю на реабилитацию в Майями, — без эмоций отвечает он.

«Но как же наш тур! — девушка негодует. — Не буду спрашивать, пока Джефф ни о чем не знает».

— Баттс, — режиссёр расправляет плечи и морщится от боли, когда устраивается удобнее на подушках. — Как продвигается дело?

— Дело закрыто. Суд через неделю.