California

— Забудь, она справится, это же Алекс.

— Связано с работой?

— Именно, — Эмма кладёт ладони на широкую грудь своего мужчины, вздымающуюся и опускающуюся под его тяжёлым дыханием.

В серо-голубых глазах пляшут знакомые чёртики. Он не улыбается: щурится и изучает свою навечно-жертву, каждый миллиметр её лица, её приоткрытый ротик, её невинный взгляд, её густые ресницы. Джефф поднимает лицо девушки за подбородок и коротко целует, прикасаясь своим носом к её. Эмма смеётся.

— Мы пропустили завтрак, знаешь? — говорит она, тяжело дыша.

— О да, я жутко голодный.

С приоткрытых губ слетает очередной смешок. Джефф улыбается и опускает руки с её талии, сжимая грубыми ладонями ягодицы девушки. Прикрыв глаза, она обвивает его шею руками.

— И что же тебе приготовить? — тихо мурлычет Эмма, проводя дорожку из поцелуев от его скулы до ключицы.

Он ничего не отвечает, придвигая блондинку ближе к себе и проникая рукой под её лёгкие пижамные шортики. Большие ладони исследуют оголенную кожу, сжимают ягодицы, и когда Джефф резко убирает руки — она на долю секунды теряет бдительность.

— Лучше приготовься сама, – шепчет капитан, и в эту же секунду проникает в её трусики спереди, принимаясь грубо и быстро ласкать её клитор.

Очередная вспышка эмоций, невероятных ощущений волной сбивает Эмму с ног, и она цепляется ноготками за его сильную руку, что продолжает эти трепетные пытки над ней и явно не спешит останавливаться. С её губ слетают стоны, и он ловит их своими губами, жадно целуя Эмму и лаская её чувствительную точку. Это издевательство, это самые настоящие пытки, а им так, чёрт подери, хорошо.

— Джефф, я… я сейчас…

— Что, любимая? — хитрец, негодяй, подлец, самый настоящий изверг наклоняется к своей девушке, отодвигая белокурую прядь и жарко целуя в шею. И пока она, откинув голову, полностью отдаётся этой безумной эйфории, сжимаясь на его пальцах, он добавляет ещё один, продолжая свое немыслимо-приятное издевательство. Эмма стонет, опираясь спиной о стену, ища хоть малейшую опору, только бы не упасть, ведь ноги подкашиваются и дрожат под его ласками. — Я не ослышался, ты просила добавить пальчик?

Блондинка прикусывает губу, кивает, и в ту же секунду всё её натянутое, как струна, тело пронзает очередная вспышка удовольствия, когда капитан входит в неё тремя пальцами. Она — тряпичная кукла в сильных руках умелого кукловода, что в праве делать с ней всё, что он пожелает. А он ничего и не желает больше, кроме этой глупой счастливой блондинки в своих руках. Потому капитан счастливо улыбается, минуя дикое возбуждение, когда Эмма вдруг сжимается на его пальцах, замирает и громко выкрикивает его имя. И пока острые иглы оргазма в эйфории пронзают всё её тело, Джефф подхватывает свою осчастливленную девушку на руки и несёт на второй этаж. Едва ли найдя в себе силы, Эмма обвивает руками его шею, восстанавливая свое дыхание и слушая размеренное сердцебиение своего мужчины. Он, между тем, открывает дверь ногой.

— Я сейчас просто безумно тебя хочу, — рычит капитан, отодвигая её светлые кудри.

Девушка проводит ладонью по его щеке и смеётся, когда он резко ставит её на ноги. Эмма отступает, а он надвигается на неё, словно самый настоящий охотник, что наконец уловил желанную добычу, свой самый ценный трофей. Она улыбается и вдруг оступается, усаживаясь на кровать, но в ту же секунду чувствует что-то мягкое под собой, что-то, что резко скулит, как только её ягодицы встречаются с неожиданным гостем. Резко подскочив и поймав на себе недоуменный взгляд Джеффа, Эмма оборачивается и видит выбирающегося из-под вороха одеял недовольного Лаки.

— Малыш! — девушка прикрывает рот ладошкой и подскакивает к питомцу, что сонно потягивается в кровати. Джефф делает тоже самое, усаживаясь на её край и осуждающе смотрит на свою девушку. — Что ты там делал? Я тебя не ранила?

— Да ты его просто убила, — капитан проводит ладонью по рыжей шёрстке пса, что, нагулявшись и вымотавшись от очередного переезда, уже видит очередной сон. — Посмотри, он не дышит.

— Молчи. Откуда я могла знать, что он забрался под одеяло?

— Знаешь, можно и догадаться, что память приведёт его именно в мою спальню, — от непривычной ласки и чуткости Джеффа не остаётся и следа. Теперь это снова родной скряга. Мужчина смотрит на её растерянный вид, и изо всех сил старается не рассмеяться. — Доверили ребёнка кому попало.

— Ты теперь тоже, вообще-то, участвуешь в его воспитании, — девушка недовольно фыркает.

— Знаю. Должен же кто-то из нас быть ответственным родителем.

Эмма закатывает глаза, и, в очередной раз удостоверившись, что приземление на Лаки его, как максимум, просто напугало, облегчённо вздыхает и смотрит на часы на прикроватной тумбе. Разочарование сбивает её с ног. Время неумолимо возвращает их к жизни, к той жизни, где она — снова посредственная актриска из фильма Денни Дито, а Джефф — кровожадный коп, готовый душу вытрясти из любого, кто попадёт в его цепкие лапы. Радует лишь одно — впереди последний день съёмок этого мракобесия, а значит Эмма, наконец, освободится от липких оков своего режиссёра, от этой бешеной суматохи и надоедливого флирта со стороны Рэя. А что дальше? Новые кастинги, промо-тур, провал этого малобюджетного дерьма под названием «Призраки», бесконечные интервью, заучивание сценария… Эмма вздрагивает и морщится. Нет, думает она, это не перспектива. Это не её перспектива. Это — не будущее, подсвеченное искрящимися софитами, не интервью на Мэдисон-Сквэр-Гарден с тем пареньком, что поправляет подол твоего платья, не папарацци, снимающие квартиру напротив кафе, где ты привыкла завтракать и даже не целая комната, отведенная под награды. Здесь лишь два пути: или ты рождаешься успешным, или ты идёшь по головам, выгрызаешь самыми мерзкими способами свою звезду на Аллее Славы. И ни один из них никогда не пересечется с тем путём, которым идёт Эмма.

Кажется, это называется путь в никуда.

— Я отвезу тебя на работу, — проследив за взглядом Эммы, Джефф встаёт с кровати и подходит к девушке.

Мягко улыбнувшись, она обвивает руки вокруг его талии и кладёт голову на широкую грудь мужчины. Кто бы мог подумать, что чье-то размеренное сердцебиение может так успокаивать, дарить столько тепла и уверенности… ведь вот оно, его сердце, целиком и полностью принадлежащее Эмме. Она может вырвать его, может его разбить и растоптать, но ведь всё, что ей нужно — уберечь его от любой беды, сохранить и спрятать ото всех, как самый ценный подарок. Девушка вдыхает родной запах и закрывает глаза, когда чувствует недолгий поцелуй на своей макушке.

— Эй, сегодня твой последний день в этом болоте. Где твои победные пляски, подружки и вино?

— У нас говорят «крайний», — Эмма поднимает на Джеффа разочарованный взгляд и ловит его усмешку. — Я… не знаю. Для меня это стало рутиной, хочу весь день пробыть в твоих объятиях.

— Рутиной? — мужчина поднимает брови, явно не готовый к такому её ответу. — Наверняка ваш старый хрен закатит прощальную вечеринку, я даже не буду возражать, если ты на неё пойдёшь.

— Серьёзно?

— Конечно же, буду. Ну, немного побешусь, мне же потом тебя, веселенькую, из клуба забирать и выслушивать вопли о любви к животным и о спасении африканских детишек. В любом случае, тебе надо развеяться.

Девушка хмурится, напрягает память. Что за африканские детишки? Почему они фигурируют каждую её попойку? Так или иначе, Джефф на её растерянность внимания не обращает. Черт его знает, что там в голове у этих киношников, у всех, кто так или иначе взаимодействует с камерой, одно он знает точно: Эмма не имеет к ним никакого отношения. Сколько пустоголовых актрисок не второго, и даже не третьего плана под экстази видел его кабинет! Сколько якобы эксцентричных, ранимых творческих натур умоляли его не надевать на них наручники. Им не свобода дорога, а время. Выучить сценарий, прихорошиться, сбегать поунижаться на очередной кастинг в надежде что вот он, успех, совсем близко, как и миллион подписчиков в инстаграме и личный секьюрити. Разве Эмма была похожа на них? Он никогда не видел её «в образе», да, пару раз она учила сценарий при нём, и всё это больше походило на ненавистное повторение домашней работы. Нет, Эмма, определённо, говорила правду: ей нужно признание, а не побегушки за режиссёром.