California

— Миссис Саммерс, это Эмма Холл. Она играет Мию в «Городе Грёз», а родилась и выросла в Канзасе, — с улыбкой заявляет Рэй.

Эмма чувствует, как стремительно её челюсть летит вниз. Она отпускает руку актёра и выпускает вздох удивления. Моника беззаботно улыбается, протягивая девушке руку.

— Очень приятно, ты красивая, — мурлычет она, игнорируя шок, что искажает лицо Эммы. Девушка пожимает её руку, тряся её в воздухе непростительно долго и прожигая пустым взглядом лицо матери. — Ты должна запомнить этот момент, милая, я никогда не делаю женщинам комплименты.

— Да уж, этот миг она запомнит надолго, — с досадой произносит Рэй и поджимает губы.

Актриса вот-вот рухнет в обморок. Она снова цепляется за друга и едва слышно шепчет.

— Пойдём отсюда.

Спорить бесполезно, хотя бы потому, что Моника никак не отреагировала на эту убийственную информацию. Рэй думает, может быть, Эмма ошиблась, ведь она и так в последнее время потерянная, ещё и это её решение Голливуд оставить — возможно, она перепутала, возможно, эта женщина, пусть и до ужаса на неё похожая, никак с ней не связана? Тем не менее, он уже приоткрывает для Эммы дверь.

Девушка проходит первая, уставившись пустым взглядом перед собой. Она не ошиблась. Здесь невозможно допустить и малейшую погрешность. Это Моника Саммерс. Её мать. Её мать, которая забыла о существовании собственной дочери, о Канзасе, обо всем, что, вероятно, связано с её прошлым. Она замужем, она певица, почему-то, не оперная, зачем ей всё это? У Эммы кружится голова. Они проходят в освещенный коридор, и актриса опирается спиной о стену, прикладывая ладони к пылающим щекам, пока Рэй с виноватым видом нажимает на кнопку вызова лифта.

— Эмма, я…

— Ничего не говори, — блондинка поднимает ладонь вверх. — Я спущу тебя в шахту за то, что ты сказал.

Двери лифта угрожающе разъезжаются в стороны, и Рэй быстро ныряет внутрь. Эмма заходит следом, хватаясь за голову. Возможно, если бы она была старше, возможно, если бы помнила её лучше, ей было бы в разы больнее, она бы уже выла от обиды, но сейчас у неё есть только факты. Факт, что мать бросила мужа и дочь, факт, что спустя годы она не помнит об их существовании. Эмма закрывает глаза. Ей хочется плакать, но слез нет, ей хочется кричать, но и голоса тоже нет. Рэй тянется к кнопкам лифта, в миллионный раз обвиняя себя за этот чёртов поступок, ведь он думал, нет, был уверен, что в следующие секунды лицезреет трогательную сцену воссоединения. Но Моника оказалась хуже, чем он думал.

Они испепеляют пустым взглядом пространство перед собой, когда двери лифта, уже собираясь закрыться, вдруг разъезжаются снова. Их задерживает нога, обутая в дорогущую, расшитую жемчужинами, туфлю, и девушка поднимает взгляд.

— Эмма, — одними губами произносит Моника, не решаясь войти внутрь.

Паника ураганом поднимается в душе актрисы. Она даёт себе пару секунд на то, чтобы перевести дух, а затем нажимает на кнопки лифта, на все подряд, только бы он поскорее отвёз её вниз, только бы убрал эту женщину с глаз долой. Но Моника настроена решительно и не позволяет дверям закрыться.

— Эмма, т-ты… ты родилась в Канзасе? Как зовут твоего отца?

К несчастью или к радости, ступор передаётся воздушно-капельным путем, и теперь Эмма, полная решимости, гордо вздергивает подбородок, смотря прямо в голубые глаза своей матери, что застыла меж дверей лифта.

— Моего папу зовут «Отвали и уйди с прохода», — рявкает актриса.

Моника обескураженно открывает рот. Тон такой ей явно не нравится, так что она быстро приходит в себя и заходит в лифт, становясь перед двумя молодыми людьми. Её высокая фигура не позволяет Эмме быстро вынырнуть оттуда и умчаться к лестничному проходу, а двери, тем временем, закрываются.

— Не надо так разговаривать со мной, — заявляет Моника.

Эмма удивлённо поднимает брови. Это сумасшедший дом, это Королевство кривых зеркал, где все ведут себя так странно и так безумно.

Девушка мысленно поправляет себя. Этому Королевству кривых зеркал есть название — Голливуд. Поступки и поведение обычных людей для местных пираний чуждо.

— Есть вероятность, что я твоя мать. Как насчёт того, чтобы обсудить это завтра за чашечкой латте в каком-нибудь бистро неподалёку? У меня перерыв завтра между часом и часом пятнадцатью.

С губ Эммы слетает что-то между смешком и вздохом, она прикрывает рот ладонью, а в следующую секунду уже смеётся во все горло. Они с Рэем переглядываются, ещё сильнее взрываясь истеричным хохотом. Моника хмурится, уставившись на двух друзей, в уголках глаз которых уже скопились слезы от неконтролируемого смеха.

— Пятнадцать минут, — сквозь хохот процеживает Эмма. Когда он сходит на нет, блондинка выпрямляется и с прищуром смотрит в глаза женщине. — Ты дала своей дочери пятнадцать минут.

— А-а, дорогая, — Моника поднимает указательный палец вверх. — Я не сказала, что ты моя дочь. Я лишь говорю, что есть вероятность этого.

Взгляд актрисы мельком падает на электронные цифры над головой Саммерс, и она с облегчением осознает, что осталось пару этажей до окончания этого цирка.

— А я говорю, что это правда, — уверенно отвечает Эмма. — Я передам твоему первому мужу, Райану, привет, когда в следующий раз заеду в Парсонс.

Двери разъезжаются со звонком. Эмма хватает обескураженного Рэя под руку и буквально вылетает в просторный холл, оставляя поверженную в шок Монику внутри. Лифт закрывается, а она так и остаётся в нем, оперевшись о зеркало и уставившись перед собой.

Детская обида, засевшая глубоко внутри, разъедает Эмму изнутри, и она несётся к выходу, пока Рэй едва ли успевает за девушкой, выкрикивая её имя. Когда прохладный ночной воздух даёт актрисе звонкую пощёчину, она уже не разменивается на чувства.

Ей хочется плакать и вспоминать, вспоминать все моменты, связанные с матерью, но в голову совсем ничего не приходит. Ничего, кроме размытого образа светловолосой женщины, что тянет к ней руки. Эмма усиленно напрягает память, пока стирает со щёк мокрые дорожки от слез, что снова и снова бегут из покрасневших глаз. Но она ничего не помнит! Со словом детство — только папа, только её многочисленные бабушки и дедушки, кузены и кузины, дяди и тёти, сосед Роджер и подружка Лиззи. Тот милый мороженщик, первая учительница, первая детская любовь… Ни в одном из воспоминаний, хаотично мелькающих перед глазами, нет места Монике. Она цепляется за единственную картинку, оставшуюся в её голове, и тогда истерика вмиг сходит на нет.

Рэй реагирует мгновенно и заключает Эмму в объятия, готовый отразить новый слезный приступ, но когда актриса поднимает на него взгляд, парень понимает, что даже тушь её не потекла от этой нелепой встречи.

— Оу, ты… в порядке?

Сделав несколько прерывистых вдохов и выдохов, Эмма окончательно успокаивается. Она отстраняется и втягивает носом прохладный воздух. В паре ярдов от неё дорога, по которой беспечно несутся автомобили, напротив — двери, ведущие в отель, в который девушка уже не зайдёт. Актриса обхватывает себя руками и обращает, наконец, внимание на застывшего в непонимании Рэя.

Ей хочется улыбнуться, но к горлу внезапно подкатывает тошнота.

— О боже, Рэй… — она вдруг бледнеет, зеленеет, хватается за руку друга и накрывает рот ладонью. — Меня… меня сейчас…

— Нет, только не говори, что ты опять…

Эмма поднимает взгляд к небу и полной грудью вдыхает воздух. Это помогает лишь на секунду, и рвотные порывы вновь заставляют её ухватиться за Рэя.

— Дыши, Эмма, дыши, — шепчет он, поглаживая девушку по спине. — Дай мне свой телефон.

Протянув парню свою сумочку, блондинка несколько секунд стоит в стопоре, стараясь сдерживать рвоту, а актёр уже набирает первый номер в списке её контактов.

— Джефф, это Рэй, приезжай к отелю Беверли-Хилтон, забери Эмму, ей нехорошо.

По тому, как быстро заканчивается их диалог, девушка понимает, что Джефф уже наверняка в панике сорвался к ней. Свежий воздух и поддержка друга помогает Эмме прийти в себя — голова больше не кружится, в глазах не двоится, не тошнит. Она с благодарной улыбкой смотрит на Рэя.