California

— Год… — раздалось где-то справа от Эммы. Она нехотя повернула голову, чтобы увидеть разъяренного Дэвида.

Его губы были сжаты в тонкую полоску, руки сомкнуты в замок, а брови нахмурены. Он всегда выглядел так, когда был недоволен съёмочным днем, и сейчас всеми путями пытался показать Эмме, что она приняла неверное решение.

— Что?

— Почти год ты в Голливуде, ты знаешь, что остальным не хватает и десятка лет, чтобы приспособиться? Некоторые знаменитые актёры, не буду показывать пальцем, чтобы прийти в тот же ТодПикчерс, годами снимались в малюбюджетном дерьме, были на побегушках у ассистентов, брались за любую роль, чтобы потом с достоинством поучаствовать в массовке голливудского дерьмеца от, например, твоего любимого Денни Дито. А ты родилась в рубашке, или черт знает как это назвать, потому что такой шанс ещё никому не перепадал. Ты ещё не обосновалась в Голливуде, а уже снималась у меня. В фильме, который открыл промо-тур — грёбанный склад возможностей для тебя. Всё, что тебе надо было делать — оголять белые зубки, декольте и посмеиваться, когда скажут, тогда весь мир пал бы к твоим ногам. Ты не можешь просто так уйти, это бред, Голливуд никогда не отпускает тех, кто однажды попал в его изящные наманикюренные лапы.

Он выдохнул, с шоком и несоизмеримой злостью осознавая, что эта блондинка его не слушала. Очередная речь от Тарино больше не воспринималась, как вдохновляющая и мотивирующая, все это больше походило на тренинг в какой-нибудь сомнительной конторе, где тебя якобы ставят на место, а потом отмывают у тебя бабки, затем квартиру, затем твою жену и собаку. Эмма покачала головой и сказала единственное, что пришло на ум:

— У вас шнурки развязались, мистер Тарино.

После такого тяжёлого разговора с Дэвидом Эмма уже и не питала надежд на адекватную реакцию от Альберта и Рэя. Она дала себе маленькую передышку в Остине, хотя таковой её назвать было трудно, поскольку Тарино совершенно обезумел, все вопросы на интервью переводя на Эмму, заставляя её краснеть и отвечать на то, к чему она не готовилась. Отключиться от внешнего мира, как бы он не хотел, у режиссёра не получилось — прежняя тактика дала сбой, ведь с этой маленькой блондинкой все механизмы выходят из строя. И он уж никак не мог контролировать себя, когда подолгу испепелял её взглядом, пытаясь выстроить в голове целую стратегию того, что делать дальше. Эмме же было плевать. До крайней точки их тура оставалось несколько дней, и все, на чем были сосредоточены её мысли — долгожданное возвращение домой. К Джеффу, к подругам, к Лаки.

Вечер в Сан-Франциско у Эммы сопровождался серьёзным недомоганием. Такой серьёзный переход из зимы в лето у любого мог вызвать климатический инфаркт, особенно, после дикой жары в Майями. Так или иначе, она выдержала красную дорожку, пресс-конференцию и два интервью, а затем с гордо поднятой головой отправилась на ужин. Блондинка испепеляла взглядом то Рэя, то Альберта, думая, как бы преподнести эту безумную информацию двум людям, благодаря которым в этом туре она не спрыгнула из окна отеля ещё в Сиэтле. В голове девушки не было свободного места, в то время как мысли в ней роились с бешеной скоростью: столько надо обдумать, впереди Рождество, а она ещё не всё успела к нему подготовить, и стоит ли полностью положиться на человека, которого она попросила о помощи, как нужно начать разговор с директором, стоит ли обсудить с продюсером её уход… всё это отдавалось бешеной болью в висках, и ближе к десяти вечера, когда члены каста стали расходиться, Эмма уже хотела послать всё к чертям и пойти в номер — как всегда позвонить подругам, Джеффу, принять горячую ванну и лечь спать. Но серьёзный взгляд Рэя, направленный в сторону девушки, заставил её притормозить и не спешить вставать из-за стола. За ним, к слову, по иронии судьбы остались трое — Эмма, Рэй и Альберт.

— В чем дело? — спросила актриса, переводя взгляд с актёра на директора.

Альберт отложил салфетку в сторону и сложил руки в замок.

— К тебе вопрос, милая.

— Что с тобой творится?

Актриса опустила взгляд. Рассказать им обо всем оказалось труднее, чем Дэвиду. В случае с режиссёром она знала, чем дело кончится.

Наконец, после небольшой внутренней перепалки, Эмма собралась с мыслями.

— Я… не буду ходить вокруг да около. Я хочу оставить Голливуд.

— Как это?

— Что это значит?

Эмма одарила Рэя тёплой улыбкой. С вероятностью в четыреста процентов они не будут видеться после того, как она вернётся к обычной жизни, поскольку эти два мира уже никогда не пересекутся, даже если она слетит с катушек и начнёт сталкерить актёра. Но как же она будет скучать по нему! Словно она уезжает учиться в другой город, оставляя младшего брата, словно друг детства переходит в другую школу… лишь такие аналогии проходили у неё с этим светловолосым мальчишкой, который всегда улыбается. А как он ухаживал первое время, как не терял надежды, как флиртовал и звал на свидания! Все это было по-детски наивно даже среди этой голливудской грязи, и именно он дарил ей надежду на то, что в этом мире ещё не все потеряно. И сейчас он сидел перед ней и искренне не понимал, что Эмма пытается донести.

Тот вечер, казалось, длился бесконечно, переходя в ночь. Вопреки опасениям Эммы, они отнеслись с пониманием к её решению. Рэй старался всячески скрыть тот факт, что он расстроен, хотя они оба понимали, что вскоре после промо фильма эти двое постепенно утратят связь, ведь вряд ли ещё когда-либо снимутся вместе по законам партнёрства в фильмах. Альберт не выглядел разочарованным, а лишь сказал, что знал, что так будет. В конце концов, все прошло гораздо лучше, чем Эмма предполагала — искренне, с толикой сожаления и тоски. После этого долгого разговора, с разъяснением всех «за» и «против», а она, нисколько не колеблясь, рассказала о своём решении работать в школьном театре, поднимаясь в свой номер, девушка без задних ног повалилась на свою кровать и уснула. В ту ночь ей снился невероятной красоты замок. И она прекрасно знала о его местонахождении.

Совсем свежие воспоминания, словно сумасшедший вихрь, охватывают уставшую девушку. Они создают настоящую катастрофу, когда смешиваются с бешеным волнением: актриса чувствует, как дрожат колени, как сердце отбивает безумный ритм, как тошнота подкатывает к горлу. Сегодня Сочельник. О, как бы Эмма хотела провести весь этот день с Джеффом и друзьями! Слушать их сумасшедшие истории, с улыбкой наблюдать за новоиспеченной парочкой Алекс и Тайлера, смеяться каждый раз, когда Джефф и Сэм препираются друг с другом, подкалывать Чарли, обнять, наконец, любимого Лаки. Но все это снова застопорилось на отметке «потом». Предвкушение встречи с самыми близкими людьми быстро сменяется паникой: все ли подарки куплены, всё ли она успеет, состоится ли завтра та важная встреча, к которой она так недолго, но готовилась? Эмма выдыхает.

Она успеет об этом подумать после премьеры, а сейчас она слишком устала и слишком ждёт встречи с Джеффом, Алекс и Сэм. Холл аэропорта, тем временем, уже виднеется вдали тёмных лабиринтов. Девушка едва ли держит себя в руках, когда ускоряет шаг, обгоняя и о чем-то грозно ругающегося по телефону Дэвида, и задумчивого Альберта и такую же спешащую к своему мужу Лиз.

Джефф ещё никогда так не волновался. За всю свою жизнь он пережил столько моментов, подаривших ему несколько седых волос и россыпь морщин, однако всё это было абсолютно незначимой ерундой по сравнению с тем, что готовил ему сегодняшний день. Он был уверен в себе, он был уверен в ней, всё лишь должно было пойти по строго намеченному плану. Но отчего-то сердце раздражающе сжималось в груди, отчего-то мысли путались и каждая светловолосая макушка, выруливающая из пункта приёма багажа казалась ему Эммой.

— Ты можешь не дышать так тяжело, это раздражает, — фыркает Саманта, сжимая руку Чарли.

— Я бы тебе посоветовал обратиться к психиатру, янки, если тебя раздражает человеческое дыхание.

Алекс закатывает глаза, готовая к очередной склоке Джеффа и Саманты, когда её вдруг отвлекает Тайлер, наклоняясь к уху девушки.