California

Эмма едва ли передвигает ноги, уставившись стеклянным взглядом в спины своих коллег, спешащих по телетрапу. Она не чувствует ни сожаления от расставания с ними, ни облегчения: все затянуто сонной дымкой усталости — физической и моральной. Позади две недели тура: удивительное и ужасное время. Все эти люди, с которыми она разделяла моменты прекрасные и не очень, подарили ей впечатлений и опыта на жизнь вперёд, они, несомненно, одни из тех, кто повлиял на её судьбоносное решение. Но будет ли она скучать?

Девушка тихо усмехается, мысленно возвращаясь на пару недель назад. За её плечами — десяток городов, невероятные впечатления от этого, хоть и изнуряющего, но всё ещё невероятного путешествия, и решительность — твёрдая и неоспоримая решительность. Теперь вся её жизнь разделилась на «до» и «после» тура, теперь будущее, в которое она уверенно летела из Сан-Франциско, не выглядело таким туманным и пугающим. Всё должно было пойти так, как она запланировала. Более того, всё шло так, как она запланировала.

Сначала Эмма рассказала об этом Дэвиду. Как ни странно, но он был одним из первых, кто заслуживал узнать правду, хотя на его понимание и поддержку актриса не рассчитывала. Это произошло в самолёте, тем же днём, когда она вернулась в отель в Миссури — полная решимости и сил после встречи с родными. Так вышло, что их места на пути в Майями были рядом, и Эмма не теряла ни секунды, чтобы поведать ему о своих планах. От маленькой нерешительной истерички не осталось и следа, когда она попросила его уделить ей пару минут.

Дэвид нахмурился, разглядывая румяное округлившееся личико своей актрисы. Он сделал бы ей замечание, если бы она по-прежнему не оставалась такой красивой, а потому всё, что оставалось делать режиссёру — смотреть и ждать, когда заговорит Эмма. Она не колебалась и не боялась, ей лишь нужно было завязать этот серьёзный разговор. Наконец, блондинка выдохнула и с твёрдой уверенностью впервые посмотрела в глаза своему режиссёру:

— Дэвид, вы сделали для меня так много. Вы показали мне этот удивительный мир, познакомили со столькими влиятельными людьми, вы научили меня трезво оценивать свои возможности, быть критичной к себе и обладать холодным разумом в любых ситуациях. Я на всю жизнь запомню опыт, который вы передали ещё на съёмках. Но всё это ерунда по сравнению с тем, что вы сделали для Джеффа. Я знаю, что вы в буквальном смысле спасли ему жизнь, и я даже боюсь представить, что было бы, не окажись вы рядом. Есть очень много вещей, за которые я благодарна вам.

Эмма на секунду затихла, чувствуя лёгкое головокружение, вероятно, от накативших на неё эмоций. Дэвид потупил взгляд. Нет, с ней, определённо, творится что-то неладное. Она собралась умирать? К чему эта речь? Режиссёр отложил в сторону планшет и вопросительно посмотрел на девушку. Сейчас не хотелось язвить и сыпать замечаниями; очевидно, Эмма начала всё это не просто так.

— Я собираюсь бросить Голливуд, — на одном дыхании произнесла она.

В ту же секунду, словно по заказу, самолёт попал в зону турбулентности, и Дэвид пошатнулся, вцепившись ладонью в рукоятку кресла. Ему казалось, словно самолёт падает, словно он сам стремительно летит вниз, пока огромные голубые глаза прожигают его своим невинным взглядом. Это глаза смерти. Его смерти и смерти прежнего Дэвида, который жил с ним на протяжении долгих тридцати пяти лет. Новость — не просто падение самолёта, это его падение. Стремительно вниз.

Сначала он хохотнул, не поверив своим ушам. Лёгкая усмешка вмиг превратилась в истерический смех, но и это вскоре сошло на нет, когда мужчина столкнулся с серьёзным взглядом своей актрисы. Сердце с силой затарабанило о грудную клетку, кровь запульсировала в висках, каждая клеточка его тела наполнилась разочарованием. Пожалуй, сильнее эмоций он прежде не испытывал.

— Эмма, что ты несёшь? — мозг отказывался принимать эту безумную информацию. — Чёрт, ты… я видел, как ты болтала с Джонни вчера на конференции, ты же знаешь, что он торгует травкой? Если он и тебе предлагал, Эмма, только скажи, и я его уничтожу. А что хуже, натравлю на него твоего копа.

Девушка удивлённо распахнула глаза. Джонни, этот милый журналист с прекрасным чувством юмора, курит травку?

— Так вот, почему он всё время так хохотал, — пробормотала блондинка, сопоставляя факты. Пытливый взгляд карих глаз режиссёра заставил её вернуться на землю. — То есть, нет, я ничего не курила, Дэвид. Это моё решение, я хочу вернуться к нормальной жизни. Не переживайте, я выполню все условия контракта, более того, если наш каст продолжат приглашать на мероприятия, номинируют или позовут на интервью, я с радостью откликнусь. Я не сойду с промо-кампании и оставлю соцсети. Просто не буду принимать предложения сниматься, куда бы меня ни позвали. Будь то фильмы, сериалы, реклама или фото для журналов. С этим покончено.

Речь, многократно отрепетированная от первого слова и до последней слезинки, была закончена. Больше Эмме нечего было сказать. Впрочем, ей казалось, вымолви она ещё хоть слово — Дэвид словит инфаркт. До тех пор, пока он прожигал взглядом спинку кресла перед собой, актриса решила не шевелиться, и даже вздохнуть лишний раз не решалась. Атмосфера была напряжённой, в горле пересохло, но она не боялась. Те времена давно прошли. В конце концов, она всего лишь мелкая пешка на большом шахматном столе Голливуда, а партия от её потери ход свой не изменит.

Наконец, Тарино стал подавать признаки жизни. Он даже моргнул пару раз, для приличия, чем и привлёк внимание напряжённой донельзя Эммы.

— Скажите уже что-нибудь.

— Это твой коп тебя надоумил бросить карьеру? — резко выпалил Дэвид.

Его эмоции тоже имеют предел, и лимит их исчерпался достаточно быстро, так как в ту же минуту на его лицо вновь вернулась надменная гримаса безразличия. Это надо ещё постараться запихнуть весь свой шок, разочарование и обиду глубоко в душу, а сверху ещё и бетоном залить. Единственная эмоция, являющаяся его неизменным компаньоном — ярость — сейчас билась где-то в висках. Он посмотрел на Эмму, как на что-то отвратительное, словно и не было всех этих «высоких чувств», словно она изменила ему спустя черт знает сколько лет брака у него на глазах. Актриса стушевалась, но решительности своей не растеряла.

— Нет. Он уважает любое моё решение.

— Тогда какого черта? — снова слишком резко рявкнул режиссёр.

Очевидно, это не входило в её сценарий. Эмма была более, чем уверена, что после её заявления, Дэвид хмыкнет в своей этой надменной манере и вернёт взгляд к иллюминатору, словно этого разговора никогда и не было, может быть, затаит обиду. Подготовленные ответы исчерпали себя, пришло место правде.

— Во-первых, обойдёмся без грубости, пожалуйста, спасибо. А во-вторых, мы не подходим друг к другу, как самая дерьмовая пара в мире, которая сошлась только потому, что где-то в параллельной Вселенной произошло тоже самое. Только в параллельной Вселенной Эмма — акула, готовая идти по головам, ваша способная ученица и стерва, отменно сосущая хрен крупных голливудских шишек вроде вас. Я полезла туда, где не место обычной девчонке из Канзаса. Я нашла свое предназначение и собираюсь заниматься этим всю жизнь, а Голливуд — это, оказывается, не то, что мне нужно.

Дэвид смерил её презрительным взглядом.

— Ох, правда? И что будешь делать, пойдешь работать в закусочную?

— Это вас не касается, — с обидой рявкнула она. — Я озвучила свое решение.

— Ты просто дура, провинциальная дура, Эмма. Тебе предоставилась возможность превратить свою скучную и однообразную жизнь в сказку. А что ты выбрала? Каждый день гладить рубашки своему копу? Что он тебе может дать, кроме нервного срыва и срока, если ты вдруг ему наскучишь?

Он снова был резок, необычайно резок, но в этот раз всё было иначе, поскольку Дэвид был ещё и неправ. Чувства, охватившие его разум и завладевшие его душой, говорили за него — говорили едко и без права на дальнейшие оправдания, а Эмма их и не принимала. А потому, вместо того, чтобы препираться с ним, она вернула свой взгляд к иллюминатору. Где-то в ночи зарождался новый день.