California

— Эй, о чём задумалась?

Эмма оборачивается, чтобы увидеть Рэя с обеспокоенной улыбкой. Пока идёт эфир, болтать нежелательно, но пока Дэвид в миллионный раз рассказывает, как это было потрясающе каждый день встречать калифорнийский рассвет ради лучших кадров — это желательно, ещё как желательно. Актриса бросает беглый взгляд на ди-джея, что увлечённо слушает режиссёра, а затем поворачивается к Рэю.

— Думаю, что посмотреть сначала в наш перерыв, — шепчет она.

Актёр ухмыляется и поправляет пшеничные волосы.

— Если ты не против, я могу составить тебе компанию. Я родился и вырос в Нью-Йорке.

— Да ладно?! — слишком громко восклицает Эмма, настолько, что все взоры мгновенно обращаются к ней.

Девушка замирает в неловком оцепенении. Она прервала самого Дэвида Тарино, вмешалась в его несравнимый монолог! Надо включать актрису, надо выкручиваться. А Рэй, как назло, смеётся! Предатель.

— Я просто поражена рассказом нашего режиссёра, продолжайте, — с милой улыбкой тупоголовой куклы лепечет девушка и с пылающими от стыда щеками поворачивается к Рэю, у которого вот-вот начнутся судороги от беззвучного хохота.

«Тупоголовая кукла» — новая роль Эммы Холл в этом балагане. Она мысленно возвращается в ту ночь в Сиэтле, когда Дэвид ясно дал ей понять, что в шоу бизнесе не место зацикленной и анализирующей всё подряд «простушке», а именно так он её и назвал, описывая реакцию девушки на толпу фанатов. Тогда Эмма не на шутку расстроилась, даже почти расплакалась от досады и такой жестокой правды. Тарино милосердием не отличался, даже если и питал к ней чувства, отличные от похоти и желания в очередной раз блеснуть своим превосходством. Он сказал: «Ты, возможно, меня ненавидишь за правду. Не надо делать такой вид, словно она тебя оскорбляет. Ты сама в этом виновата. В каком настроении ты летела в этот тур? Представляя себя будущей звездой, радуясь тому, сколько городов ты успеешь посмотреть? О, нет, дорогая, ты была в трауре, и я это видел. Не знаю, твой коп тому ли виной, хотя я всегда знал, что ты и без него не от мира сего, и нет в тебе этой животной жадности, которая ведёт всех к желанному пику славы. Может быть, всё из-за твоей болезни, но вид у тебя страдальческий весь этот чёртов день. Послушай, Эмма. Я говорю это не как режиссёр, я говорю как мужчина, который тебя, мать его, любит и который хочет, чтобы женщина, которая впервые смогла меня так увлечь, добилась успеха. Ты хорошая актриса. Так играй! Если сейчас тебе тяжело адаптироваться, не показывай это никому, кроме стен этого номера. Потому что, в конце концов, это и есть суть любого промо-тура: улыбаешься и машешь, создаёшь иллюзию счастья, чтобы потом настоящее счастье сыпалось в твой кошелёк. Это шоу бизнес, моя дорогая, всё, что ты делаешь, сводится к деньгам. Для меня главное — донести идею, погрузить людей в свой мир, но до этого, Эмма, я работал на аудиторию, я работал на рейтинги и говорил то, что хотят от меня услышать, чтобы потом люди слушали меня».

О, Дэвид Тарино любил говорить! И говорить много. Его вдохновляющие спичи перед началом съёмок и после заставляли или пойти грызть землю или умереть на месте. Он говорил долго и по делу, его правда была суровой, приправленной редкими утешительными фразами из разряда «но я в вас верю», которые, на самом деле, никакого эффекта не производили. Та ночь в номере отеля отпечаталась в памяти девушки как одна из судьбоносных, потому что именно тогда, слушая Дэвида с обливающимся кровью сердцем, она чётко определила для себя границы. Размытые силуэты приобрели свои очертания. Это было… как пощечина после долгого и беспощадного нытья. Она встала на ноги, расправила плечи и увидела, наконец, ту цель, к которой она шла всю свою сознательную жизнь.

— Сейчас мы получаем сотни твитов от фанатов вашего фильма… итак, зачитаем один из них! — резвый голос ди-джея вырывает актрису из мыслей. Она замечает его весёлый взгляд, направленный в её сторону, и мысленно давит на рычаг механизма. Она улыбается. — Эмма, вопрос к вам от Синди из Мельбурна. Какие общие черты у тебя с Мией? Можешь ли ты сказать, что вы похожи?

Эмма выпрямляется, качая головой и улыбаясь. Она ловит на себе взгляд Дэвида, что прикрывает глаза, отправляя ей едва заметный кивок. «Говори то, что люди хотят услышать, чтобы затем слушали только тебя», — вспоминает она свою мантру и сладко-сладко улыбается.

— Ох, несомненно, мы с Мией — родственные души! — звонкий женский смех сотрясает стены радиостудии. — Общие черты, да? Надо подумать! Наверное, мы обе такие мечтательные!

Я реалистка.

– Я имею в виду, что мы обе идём к своей мечте несмотря на преграды и трудности.

Если не считать тех раз, когда я спотыкаюсь и падаю, не желая вставать и идти дальше.

— Ох, а ещё, пение и танцы — смысл нашей жизни!

Когда я пою, даже глухой может вдруг начать слышать, потому что ультразвуковая терапия — очень полезная штука. Ох, а те уроки танцев в мастерской Карен! Кровь и слезы.

— И, конечно же, самое главное! Мы такие лёгкие на подъем романтичные натуры! Я тоже, тоже верю, что любовь — это дар, данный свыше, и что любящий человек непременно найдет тебя, без каких-либо препятствий или трудностей.

Пристрелите меня…

— Вау! Это круто, — паренёк с дредами переворачивает табличку с твитом и снова обращается к Эмме. — Вопрос от Джейсона из Остина. Это правда, что ты отклонила предложение сниматься в картине самого Ди Марио?

Несколько удивлённых взглядов мгновенно находят Эмму. Девушка на секунду теряется под таким вниманием, но снова берёт себя в руки.

— Ох, ну что вы! — актриса активно качает головой. — Никакого официального отказа не было, я пока думаю над этим. Всё-таки, триллеры — это что-то совершенно иное для меня. Но я скоро дам свой ответ! И ты узнаешь об этом одним из первых, Джейсон, ведь скоро мы приедем в Техас с промо-туром «Города Грёз».

Пламенная речь подходит к концу. Эмма выдыхает, поймав на себе удивлённый взгляд Альберта и Рэя, а затем получает удовлетворенный кивок от Дэвида. На эти десять дней он — её кукловод. Пусть дёргает за ниточки. Пусть всё идёт так, как должно идти. По его сценарию.

Обескураженный ди-джей поднимает брови и выдыхает, переворачивая табличку.

— Майя из Чатема интересуется, в отношениях ли ты.

— О, нет, — блондинка поднимает ладони, улыбаясь. — Эта тема вне обсуждений.

Ди-джей с пониманием кивает и быстро меняет тему, задавая вопрос продюсеру — Джошу. Чувствуя накатившее облегчение, Эмма заметно расслабляется. Миллионный вопрос о её личной жизни снова зашёл в тупик, снова никто не попытался выяснить — в отношениях ли она. Это настоящая удача. Последнее, чего хотела бы Эмма — делиться с кем-то частью её настоящей жизни.

К счастью, интервью на радио заканчивается довольно быстро, как и очередная пресс-конференция в отеле, где Эмма отвечает на похожие друг на друга вопросы и подшучивает над Рэем. В конце концов, всё проходит не так нудно и клишированно, как в Сиэтле и Чикаго, так что Эмма возвращается в свой номер в приподнятом настроении. Ей предстоит нечто удивительное.

Рождественский Нью-Йорк.

Она благодарит всех на свете богов за то, что у Дэвида, Джоша и Альберта здесь запланировано несколько деловых встреч, благодаря которым у остальных участников каста выходит внеплановый отдых с семи часов вечера, и уже думает о том, сколько подарков успеет купить за сегодня — в перерывах между её собственной туристической программой. Эмма выздоровела, она чувствует себя отлично, и ничто не может испортить этот потрясающий вечер в шикарном номере отеля в самом сердце Манхеттена.

— Start spreading the news, I’m leaving today, — поёт Эмма, растворившись в музыке любимого Фрэнка Синатры и аромате медового геля для душа. — I want to be a part of it, New York, New York¹…

Представляя себя на сцене в невероятной красоты платье в горошек, Эмма хватает в руку лейку для душа и подхватывает ритм очередной песни:

— Oh the weather outside is frightful, but the fire is so delightful! Since we’ve no place to go, let it snow, let it snow, let it snow!²