Warrior

А взгляд её усмехающийся, как назло, дыру в нём прожигает.

— Ещё хоть слово рявкнешь в мой адрес — загремишь за решётку.

— Ещё хоть слово рявкнешь в мой адрес — и твоей репутации в участке конец. Кстати, как тебе мои подружки? Уже попробовал их пяточки на вкус?

С губ Эммы слетает довольный смешок. Так горда собой она ещё не была никогда, а он дрожит, весь изнутри дрожит, как вулкан, что вот-вот своей лавой здесь все затопит и расплавит. Пальцы его настолько сильно её подбородок сжимают, что кажется, останутся синяки, но ему плевать, ей плевать, всем вокруг плевать. Не плевать становится только тогда, когда со злобным рычанием он рывком подхватывает девушку на руки и несёт, куда глядят его затуманенные страстью, злостью и желанием глаза. Эмма удивлённо выдыхает, не успевая даже опомниться, когда вдруг чувствует пол под ногами. Она оборачивается, чтобы увидеть, куда её притащил этот зверь.

Её спальня.

— Джефф, ты… — девушка делает шаг назад, в ужасе уставившись на копа.

В глазах его пожар. Они горят блеском нечеловеческим, они пугают, они отталкивают, они притягивают обратно.

— Боишься? — голос низкий, с хрипотцой, руки тянутся к ней. — Только умеешь трепать языком. А какая ты в деле? Ты можешь вызывать у людей только два желания — убить или трахнуть. Пустышка. Как внутри, так и снаружи. Ничего в тебе нет.

Эмма в удивлении приоткрывает рот. На место шоку приходит злость, на место злости — страсть. Всё в лучших традициях их непростых отношений.

Но ей хочется доказать, хочется ткнуть, наконец, этого самодовольного мудака в правду, в ту правду, что снова каким-то грёбанным образом заставила их столкнуться! И плевать ей, на все плевать, на всех и каждого плевать. Умрет, если не докажет.

— Ничего? — с ухмылкой говорит она. — Это ничего застилает тебе глаза.

Тонкие женские пальцы принимаются расстегивать пуговицы платья-рубашки. Джефф внимательно следит за её действиями, чувствуя, как тяжело ему становится дышать.

— Это ничего тебя ко мне тянет, — платье невесомо падает на пол, в её ноги.

Капитану кажется, что он давно уже в её ногах валяется. Её изящное тело теперь перед ним, то, о котором он мечтал, то, которое приходило ему в ночных кошмарах и самых прекрасных фантазиях, с аккуратной грудью, с плоским животиком, с этими бёдрами, ножками, с этим кружевным бельём, с этой татуировкой… с этой красной татуировкой, что превратила его в безумца. Он смотрит на неё, как хищник, и не решается напасть. Она не договорила.

— Это ничего заставляет тебя целовать меня, когда ты брызжешь слюной и кричишь о своей ненависти, — Джефф готов упасть в обморок, когда видит, что она заводит руки за спину.

Секунда — и кружевной бюстгальтер присоединяется к платью. Её голая грудь предстаёт его голодному зрению, вздыбленные соски, нежная кожа… он не решается сделать шаг, ноги приросли к полу, взгляд — к её телу.

— Это ничего приводит тебя к моему дому, — и Эмма снимает трусики.

Вот она вся — обнажённая телом, шикарная, невероятная, ненастоящая, иллюзия, галлюцинация, голограмма, что угодно, только, пожалуйста, не правда! Предмет его желания, сосредоточение его ненависти, концентрация абсурда. Подойти, взять её, овладеть ей, выбить из неё всё дерьмо — не это ли ему нужно? Не это ли то, чем он бредил все эти недели знакомства с ней? Ему больше ничего не нужно, утолить свою жажду и голод, заставить её стонать под ним, умолять о большем, выкрикивать его имя…

– Что же ты, капитан, в ступоре? Нечего сказать? — Эмма разбита, нет никакого желания, слезы обжигают её щёки, но она даже этого не чувствует. — Тогда буду говорить я. Хотел бы трахнуть — давно трахнул бы, как видишь, я особо не отбиваюсь. И никакая Джина тебя не остановила бы. Так что же тебя удерживает? Вероятно, то же, что удерживает и меня всю эту неделю, которую я, чёрт подери, не могу решиться купить билет.

От пелены слез образ его размывается. Слова Эммы — открытие для неё самой же. Но она не может держать это в себе.

Потому что всё это правда. Всё это чёртова правда. И себе, и ему доказала, что есть между ними это разрушающее что-то, что-то между ненавистью и равнодушием, и оно настолько сильное и незримое, что почувствовать его можно лишь в моменты крайнего отчаяния. И вот он:

Обнажённая Эмма и обескураженный Джефф.

Капитан смотрит на её слезы в ужасе; тело её, её фарфоровое кукольное тело вмиг теряет весь интерес. И тогда он понимает весь смысл её действий: она не для секса обнажилась, не для того, чтобы уничтожить образовавшееся между ними напряжение, а чтобы его самого уничтожить. Он не бросается на её тело, она не спешит оказаться под ним.

Ведь это оказывается сильнее, чем страсть.

— Уходи, — шепчет она, стирая слезы тыльной стороной ладони. Джефф не может пошевелиться, на лице его отразились все виды мук и непонимания. Эмма поднимает на него взгляд и добавляет громче. — Уходи, иначе я позвоню Джине.

Дважды объяснять не приходится. Он уходит с громким хлопком двери, вылетая на улицу и жадно глотая ртом воздух. Берётся за голову, измеряет газон перед домом нервными шагами, пытаясь привести мысли в порядок, курит, ругается матом, а затем хлопает дверью машины и с визгом покрышек уносится прочь.

Эмма вздрагивает от резкого звука. Она подбирает вещи, и выпавшее из дрожащих рук платье заставляет её саму повалиться на пол в слезах. Что-то разрывает грудную клетку сильнейшими тисками, заполняет чёрной тягучей жидкостью, от которой тошнит, которая просится наружу, но заполняет всё её тело, разливаясь по венам, и некуда ей деться, она теперь навсегда с ней. Эмма плачет, прижимая к обнаженному телу несчастное платье, размазывая тушь по щекам и чувствуя, что воздуха становится мало, плачет так громко, что срывает голос. Жалеет. Себя жалеет за то, что в это болото ввязалась. Джину за то, что встречается с таким ублюдком, что мизинца её не стоит. О содеянном жалеет: не решила бы она ничего доказывать, не сидела бы сейчас в слезах с этой долбанной никому не нужной правдой. И ненавидит. Яростной, всепоглощающей ненавистью. Всех и всё ненавидит.

Всех, кроме него.

Комментарий к Глава 11 (2).

Безумно важно знать ваше мнение ❤️

Люблю огромной любовью ❤️

P.S исправлю опечатки чуть позже, простите!

========== Глава 12. ==========

«БОЛЬ И СТАЛЬ»

— Чёрт, да возьми же ты трубку!

Телефон с грохотом падает на пол, и его целостность - последнее, что беспокоит Эмму на данный момент. Нервы, паника, раздражение. С каких пор её жизнь превратилась в пляски на минном поле? Где, где она допустила ошибку, не досмотрела, оступилась? Когда это произошло? В тот момент, когда решила вернуть Джине её жетон? Когда на пару секунд остановилась, чтобы найти фото подруги на доске почёта? А может быть, когда купила билет в Лос-Анджелес?

Не спала, не ела, не разговаривала. Можно ли было назвать её состояние затянувшейся депрессией? Нет, в конце концов, сутки — не так уж и много, а обездвиженно пролежать на полу среди своих слёз и разбросанной одежды — не так уж и депрессия. Вкус к жизни медленно уходил из её вен, сил не было даже на то, чтобы принять душ. Эмма бесцельно бродила по квартире, иногда думая, не драматизирует ли она в своих лучших актёрских традициях? Что, если она сама придумала себе проблему, нацепила её на себя, как защитную оболочку, как маску на карнавале, как грим на съёмках? В конце концов, роль в новом фильме тоже драматическая, и она вжилась в неё, увлёкшись бездарным сценарием! Может быть, нет никакого Джеффа? И между ними, между ними тоже ничего нет? Что, если это так?

Ответ лежал на поверхности. На отражающей поверхности зеркала, с которой на Эмму смотрела вымотанная девушка с потухшим взглядом голубых глаз, под которыми надёжно обосновались такого же оттенка синяки. Нужно было решать проблему прямо сейчас, в эту самую секунду, не ждать, пока начнутся боевые действия.

Ведь это была битва, заранее проигранная.

— Билет, билет… нужно заказать билет. В один конец. В Рим. Не хочу в Париж, эта удушливая романтика и из меня шизофреничку делает.