Страница 39 из 67
Он разорвал поцелуй, только когда у меня ослабли ноги, шепнул, по-хозяйски прижимая к себе одной рукой, а другой поглаживая затылок по линии роста волос:
— Во-первых, ты и так дома, Ниса, — и пока я не успела собрать мысли в строй и жахнуть пушками, разгромил мои войска: — А во-вторых, конечно, ты можешь поехать с визитом к родителям.
И добил:
— В сопровождении супруга, конечно же.
Чета герцога и герцогини Вейлеронских с родственным визитом в замке Лунь. К такому жизнь меня не готовила!
Чай принесли очень, очень кстати!
Горничная сервировала чайный столик, и отбыла, и я бы тоже отбыла, потому что я-то что хотела получила, а вот супруг, как оказалось — нет!
— Как проходит ваша ревизия? — поинтересовался он, поднимая чашку с ароматным темным напитком.
Я бы тоже такой хотела, но что вы-что вы! Благородная тэя не может пить столь крепкий чай, это неприлично, это для мужчин! Пфе!
Мысленно обворчав мерзкий запрет, я с нескрываемым наслаждением поведала супругу:
— Прошла! Наша ревизия — прошла!
И поделилась радостными вестями: полосатых поросят у него на три больше, чем он мог бы думать, а вот фолебергских простыней — на два десятка меньше. Это горестное известие он может запить неизвестно откуда возникшим вином, которое, конечно, не так чтобы очень хорошо, но зато его — целая бочка!
Муж посмеивался, слушая о прибылях и недостачах, и покладисто ужасался, когда я запугивала его обещанием, предъявить учетные книги для проверки — очень мило болтали.
А когда чай закончился, и горничная унесла посуду, Лис сел ближе, и спросил:
— Поездка к родителям — это все, о чем ты хотела поговорить?
Нет, не всё! Я хотела бы узнать, где вы, коварные Вейлероны, прячете наш артефакт?!
Осторожно отодвинув этот вариант ответа в сторону подальше в своей голове, я кротко опустила ресницы:
— Да, всё.
— Тогда у меня есть вопросы, — вздохнул муж.
Я растерянно пискнула, когда меня взяли подмышки и потащили на колени, как большую куклу.
Это не вопрос!
Сквозь ткань платья и нижних юбок очень полно ощущались мужские твердые и рельефные бедра. Всей попой.
— Ниса, скажи мне, — герцог зарылся носом в мои волосы на затылке, и теперь его слова щекотали шею, — Почему ты не спрашиваешь, как У МЕНЯ дела? Как прошел МОЙ день?
Я от растерянности вцепилась в его руки, обвившие мою талию:
— А что, мне разве можно? То есть, не запрещено?
И возмущенно фыркнула, когда услышала его смешок, дернулась, порываясь встать — и Лис, крепче сжав мою талию, проложил дорожку поцелуев от плеча по шее и до чувствительного места за ухом.
Я сдавленно пискнула, мотая головой и упираясь в обвившие меня руки — но где там!
— Ли-и-ис, Лис, отпусти!
— Почему? — мурлыкнул он мне в ушко, будто кот, а не Лис, и прикусил мочку.
Волна мурашек от уха убежала куда-то вниз, к животу.
— Но… Но… — мысли носились по голове сталкиваясь, роняя друг друга, и топоча. Или это просто пульс грохотал. — Но ведь мы не в спальне!
— Дорогая супруга, — вкрадчиво начал Алиссандр, и… протянул языком дорожку по моей шее!
Я всхлипнула, и забыла дышать.
— Не далее, как два дня назад, я наглядно доказал вам, что близость возможна при свете дня.
Я не уследила за локтем, и он сам собой врезал ехидному насмешнику куда-то в район солнечного сплетения.
А ведь мужа бить нельзя! Мне что-то об этом точно когда-то говорили.
Муж, вместо того, чтобы дернуться или охнуть, впился укусом в то место, где плечо переходит в шею.
— По-моему, — продолжил он как ни в чем не бывало, демонстративно зализав место укуса, — Уже можно подводить вас к мысли, что к конкретному месту она тоже не привязана!
Кровь прилила к месту укуса, к щекам, к… да везде она прилила. Я стала горячая и легкая-легкая.
— Это неприлично! — чопорно сообщила я, собирая по крупицам самообладание.
— Да? — удивился столь причудливому выверту этикета герцог Вейеронский.
И стиснул сквозь платье мою грудь.
Я сглотнула — потому что вот это мне ужасно нравилось. Просто невыносимо. Даже больше, чем поцелуи.
Особенно, когда он делал вот так, как сейчас — теребил, пощипывал. Сминал.
— Тогда, — я облизнула губы, стараясь подобрать аргументы, которые образумят мужа и приведут его в чувства.
Или не образумят, и не приведут.
— Тогда я буду пить крепкий чай!
Ответом мне стал то ли стон, то ли смех мужа, уткнувшегося лбом мне в плечо.
— Ладно! Дозволяю! — решительно объявил герцог, и столь же решительно пересадил меня лицом к себе.
Так стало куда удобнее!
И приятнее.
И… Оу!
Я поерзала, повторяя понравившееся движение бедрами, от которого между ног стрельнула маленькая молния — и на этот раз в стоне Лиса не было ни капли смеха.
Голодные поцелуи — и я, махнув рукой на далекие и эфемерные приличия, отвечала ему столь же нетерпеливо.
Жадные руки на моей груди — жадные, но совершенно волшебные. Вызывающие музыку из моего тела даже сквозь одежду. Пробуждающие безумную часть моей натуры — и лучше бы ей спать, но она не может больше спать.
И когда руки мужа забрались под платье, и одна сквозь ткань панталон стиснула лобок, я сама почувствовала, как у меня внутри мокро. Как голодно.
Я не поняла, в какой момент и как осталась без панталон. Но прикосновения кожа к коже сводили с ума.
Дразнящие, сладкие движения пальцев внизу — и язык пляшущий во рту в том же ритме.
И я сама не сразу заметила, что подаюсь навстречу движениям пальцев в этом танце.
А когда заметила — не прекратила.
И едва сдержала стон, когда руки Лиса покинули меня — но лишь затем, чтобы щелкнуть пряжкой его ремня.
Я растерялась в первый миг: что, прямо так? А как же?.. Ответ на незаданный вопрос был прост: Алиссандр просто приподнял бедра над софой (словно не заметив моего дополнительного веса) и спустил свое белье вместе с брюками.
А потом мне стало не до таких незначительных мелочей — Лис прижался ко входу, замер на несколько мгновений (а с ним замерла и я, смакуя сладкие ощущения), и толкнулся вперед, одновременно притягивая меня к себе.
Плоть входила сладко и плавно. Я замерла, закрыв глаза, с наслаждением подаваясь к нему.
Это было похоже и непохоже, как если бы он лежал в постели.
Немного иначе — но так же хорошо.
Лис задал темп, и я подхватила его, поддаваясь гармонии движений.
Волшебный танец, захватывающий с головой и уносящий в неведомые дали, где нет ничего, только эти движения, эти руки, эта плоть и мое тело. Прекрасный и древний.
Когда муж стиснул меня железными ручищами, упершись плотью в какую-то преграду у меня внутри, я почувствовала, что именно этого мне и не хватало, и с тихим “Ли-и-ис!” притихла у него на груди, уткнулась в крепкую шею, мелко и благодарно целуя — подхватив эту манеру у него же. И через несколько толчков муж поймал свою ослепительную молнию, и с дрожью обмяк на диване, расслабленный, с опустошенным лицом.
Я улыбалась в мужскую шею, влажную и солоноватую.
— Лис?
Он только головой на спинке дивана качнул, показывая, что слышит.
— Как прошел твой день?
— Теперь — великолепно!
С момента отбытия вдовствующей герцогини семейные ужины стали для меня куда меньшим испытанием. С виду, ничего существенно не поменялось, разве что стало за столом на три персоны меньше, но ощутимо изменилась общая атмосфера. По крайней мере — для меня ощутимо. Стала более расслабленной. Спокойной.
Хотя возможно, более расслабленной и спокойной стала я — но теперь я участвовала в общей беседе. И не только в качестве подушечки для булавок.
Хотя, следует отдать Вейлеронам должное: по части любви к пикировкам они ничуть не уступали Алассам. В замке Лунь… то есть, дома, тоже любили позубоскалить что глава рода, что братцы.