Гелий-3

Двое еще не верящих в свой конец, перепуганных мужчин – один из которых недавно прохаживался среди желтых бульдозеров с планшетом и в шлеме с кондиционером на голове, а второй в белом стерильном халате, с рядом флуоресцентных маркеров в нагрудном кармане, показывал ничего не понимающим шейхам саженцы кукурузы, способные расти в песке пустыни.

Последние. Секунды. Жизни.

Последние судорожные вздохи, прежде чем раздастся свист дешевого китайского клинка и начнется нескончаемая, ужасающая агония.

И это произойдет, когда бородач закончит свою речь и завопит: «Аллах акбар!»

Сейчас…

Инженер уже не плакал, лишь издавал протяжный, непрерывный стон. Будь у него больше сил, он наверняка бы кричал. Генетик внезапно закашлялся, и его стошнило на помост и облепленные комбинезоном колени.

Норберт стоял неподвижно, чувствуя, как струйки пота стекают по щекам и собираются на веках. Пальцы его сжимались и распрямлялись, исполняя неистовый танец, как будто он наперегонки комментировал происходящее на языке жестов. На фоне записываемой картинки открывались и закрывались диалоговые окна, вспыхивали полоски состояния, одна за другой мигали иконки.

Он знал, что где-то далеко отсюда по Сети уже расходятся слухи, уже скоро запустится и начнет разгоняться счетчик кликов.

– Пришло время заплатить за то, что вы творите с миром! Истинная вера уподобится волнам океана!

Боевики подняли мечи – обеими руками, пародируя самурайскую позу, виденную где-то по телевидению.

Последний крик бородача и пронзительный треск, сорвавшийся отовсюду с раскаленного неба, а за ним внезапный рев толпы прозвучали так, словно вдруг отворились врата преисподней.

И в то же мгновение звук смолк, сменившись заполнившим уши глухим писком. Оба боевика тяжело рухнули на помост, как отброшенные марионетки. Бородач висел, зацепившись за трубчатую решетку; у него недоставало половины шеи, и из раны, словно из лопнувшей трубки системы охлаждения, хлестала тонкая пульсирующая струя крови, обрызгивая стоявших вокруг. Несколько моджахедов опрокинулись словно кегли; слышался адский грохот АК-50к в руках остальных, паливших вслепую во все стороны, и звук этот слабо пробивался сквозь вату, внезапно заполнившую голову Норберта.

Вопли, бегущие в разные стороны люди и кровь.

Лиловые вспышки пламени на концах стволов.

Кровь на бетоне, кровь на белых дишдашах, распыленная пурпурными облаками кровь в воздухе. Кровь, вытекающая из маленьких дырочек в одеждах тех, кто корчился на цементных плитах, пронзительно крича.

И лишь приговоренные к казни стояли рядом на коленях на скользком от крови стальном помосте, ничего не понимая и ошеломленно озираясь по сторонам, а за их спинами еще слегка подрагивали тела палачей, почти лишившиеся голов.

С момента начала стрельбы, пока Норберт продолжал стоять в окружении бело-красных тел, каким-то чудом не пострадав и лишь чувствуя, как его толкают разбегающиеся во все стороны люди, прошло три целых тридцать восемь сотых секунды. Он попросту остолбенел, словно, глядя на пылающую Гоморру, превратился в штатив.

Кто-то налетел на него, хватая за плечи и крича что-то прямо в лицо, в стекла очков, за которыми распахивала пасть тупая многоглазая морда МегаНета, но слышен был лишь глухой писк. Внезапно тот оскалил красные зубы, глаза его провалились внутрь черепа, и он тяжело рухнул на тротуар, ударившись головой о бетон.

Обе «тойоты» вдруг рявкнули турбинами и рванули назад, все так же сцепленные бортами; на обоих стеклах появились созвездия зубчатых отверстий, брызгая превращенным в пыль секуритом. За затемненными стеклами возникло какое-то движение: в первой машине нечеткий силуэт судорожно заметался и осел, в другой водитель тяжело завалился на бок. Оба приговоренных рухнули лицом вниз, будто их дернули за веревочку, а потом начали неуклюже подниматься на ноги. В левом пикапе открылась дверца, человек в черном вывалился на тротуар и пополз вперед, нашаривая дорогу как слепой и оставляя за собой полосу размазанной крови.

Под машиной разлилась масляная лужа, а над радиатором появилось тяжелое облако испаряющегося охладителя.

Вокруг Норберта раздались короткие очереди. Он едва их слышал из-за продолжавшей заполнять его череп ваты. В воздухе над его головой послышался вой, словно пронесся рой сверхзвуковых ос.

Толпа разбегалась во все стороны, словно пена на воде. Норберт еще успел увидеть стрелявших. Женщины с закрытыми бурками лицами двигались вперед, к фонтану, вместе с остальными убегающими. В бурках, хиджабах и абайях, они шли в одинаковых позах, на полусогнутых ногах, танцующим шагом, прижав к телу локти и подняв к плечу короткие массивные автоматы, то и дело выплевывавшие размеренные полусекундные очереди.

После каждого залпа из-за фонтана очередное закутанное в черное тело валилось на землю.

Одна из наступающих женщин рванула на себе бурку, которая распалась надвое и упала наземь словно занавес, открыв полотняные песочного цвета штаны, рубаху и коротко подстриженную голову, явно принадлежащую мужчине.

Где-то в мозгу Норберта инстинкт самосохранения наконец нокаутировал бесстрастного исполнителя, разбил стекло и вдавил красную кнопку.

Он бежал к стеклянно-металлическим руинам шпиля, в сторону набережной и отеля. Вокруг лежали и бежали другие люди, раздавался электрический треск коротких очередей, пули высекали искры на бетоне и выбрасывали фонтанчики пыли, в небе то и дело слышался пронзительный визг рикошетов.

Когда много лет назад шпиль рухнул, бо́льшая его часть свалилась на парк, а потом его остатки сгребли бульдозерами в кучу, и так оно и осталось. Со временем среди руин появился лабиринт тропинок, проходов и коридоров вокруг и внутри изуродованного стеклянно-стального скелета, словно муравьи прогрызли себе пути в трупе дракона.

Норберт длинными прыжками мчался вперед, чувствуя, как его сотрясает истерический, бессмысленный смех. Адреналин бурлил в его жилах, чуть ли не вытекая из носа, он почти ничего не слышал, в ушах все еще были вата и писк, он мало что видел, кроме перемежающихся пятен черной как смоль тени и ослепительного блеска, вокруг торчали искореженные стальные ребра и пролеты, громоздились завалы стеклянных плит толщиной в ладонь. Он понятия не имел, где находится, пробираясь лишь приблизительно в сторону залива, сквозь пищащие слои ваты пробивались треск канонады и крики людей, рядом мелькали убегающие силуэты, трепещущие платки и сверкающие белизной дишдаши.

Он мало что видел, почти ничего не слышал и, собственно, ни о чем не думал. Он был лишь мчащимся вперед туловищем, переполненным пенящимися гормонами бегства, ненамного умнее цыпленка с отрубленной головой.

Ясно было, что он заблудился.

Среди лабиринта разбитого стекла, алюминиевых решеток и обломков бетона блеснул свет, и он бросился туда, мимо бегущих в другую сторону охваченных такой же паникой людей. У него даже не возникло мысли, что что-то не так. Важно было лишь то, что он уже чувствует на щеках солнце и сейчас вырвется из ловушки, прямо к набережной и выщербленному массиву уцелевших приморских отелей, увидит выступающий из воды продырявленный хрустальный парус Бурдж-Халифа и высохшее кладбище Джумейра-Айленд, с торчащими из моря скелетами зданий и культями пальм.

Он остановился, лишь когда выбежал из руин прямо к двум дымящимся «Тойотам Мураками» и фонтану, прямо в самый центр стрельбы, и, хотя разум его был не в силах понять, каким чудом он оказался вовсе не там, где следовало, до него по крайней мере дошло, что сейчас он погибнет. Окончательно и бесповоротно.

Сегодня.

Вокруг него трещали работающие на жидком топливе автоматы, пронизывая воздух ливнем пуль. Повсюду виднелись черные как смоль силуэты в свободных рубахах, прячущиеся за грудами бетона.

Воздух завибрировал от взрыва, пробившегося даже сквозь писк в голове Норберта. Он почувствовал, как нервно вздрогнула земля, порыв ветра ударил в лицо. Одетые в черное боевики вдруг перестали стрелять и повылезали отовсюду среди разбитого бетона, словно вспугнутые скорпионы. Он еще успел заметить, что двое из них тащат безжизненное тело в хитиновом комбинезоне маляра, а в следующее мгновение они уже его окружили. Норберт услышал гортанный крик, увидел блеск глаз в щели, прорезавшей черную ткань, кто-то грубо дернул его за волосы, и прямо перед его лицом в смуглой руке возникло блестящее треугольное острие. Он увидел пересеченное тремя нанесенными хной цвета засохшей крови линями запястье, услышал щелчок блокировки клинка. Руины окутали клубы серого дыма, воняющего горелым пластиком.