Страница 9 из 76
Этой же ночью
Дождь отшумел задолго до вечера. К тому времени, как отполыхать закатной заре и высыпать звездам, небо очистилось, но вскоре снова кругом заволокло, и до полуночи непрерывно хлестали жесткие с ветрами ливни.
Когда пробило двенадцать, в доме, где размещалось ЧК, в трех крайних окнах вспыхнул свет, упал на стоявшие рядом тополя и как бы вылепил их заново мохнатыми, с остро очиненными, благодаря теням, блестевшими черной влагой листьями.
Прошло около получаса, и к дому, отбрасывая из-под копыт шматки дорожной грязи, подскакали всадники. Сначала один, потом сразу трое, вслед еще два и еще, еще. Все они, соскочив с коней, кинув поводья появившемуся у привязи бойцу, торопливо вбегали на крыльцо, сбивая на ходу приставшую к сапогам грязцу. Некоторые являлись пешком и тоже шли прямо в кабинет к Крейзу. Приглашал он.
— Что случилось?
В то же время каждый из них знал: расспрашивать бесполезно. Пока не соберутся все, кто нужен, ничего Крейз не скажет.
А он стоял около стола кряжистый, с густой, не умещающейся на голове посеребренной шапкой волос. Его серые глаза, спокойные и сосредоточенные, смотрели прямо перед собой из-под кустистых желтовато-пепельных бровей. В руках председателя ЧК в медной оправе большое увеличительное стекло. И руки у него тоже большие и какие-то очень уж надежные.
О непреклонности характера «латыша» — так звали многие заглазно Крейза, вкладывая в это слово дань уважения к чекисту, — рассказывали всяческие небылицы. Два однополчанина Крейза еще по гражданской войне, с которыми снова свела его судьба в Джаркенте, до сих пор не могли забыть, как Крейз под Царицыном во главе взвода конной разведки ходил в тыл к белякам. Нацепив на себя погоны есаула, вырядив соответственно бойцов, он ночью пробрался за линию фронта. Назад, после того как высмотрел и выведал, что требовалось, возвращался через несколько дней. И в одном селе наткнулся на воинскую часть под командованием поручика.
— Извините, господин есаул. Прошу предъявить пропуск. Дальше нельзя, — преградил взводу дорогу поручик.
— Кому нельзя? — возмутился Крейз.
— Нужен пропуск. Таков приказ.
От поручика основательно разило спиртом.
— А на посту пьянствовать можно? Это предусмотрено службой? Вы этому, я вас спрашиваю, присягали? — набросился Крейз на офицера. — Вы забыли, что красные от вас в версте?
Поручик растерялся.
— Проезжайте, господин есаул.
Тут бы воспользоваться этим Крейзу, но он уже по-настоящему был возмущен непорядками на передовой и пошел проверять посты. Зашел в караульное помещение и застал там целое гульбище.
— Это что за безобразие? — рассвирепел он окончательно, сбросил на пол стоявшую на столе четвертную бутыль с первачом и стал грозить, что завтра же отдаст всех под суд.
Только позже, когда вышел из помещения, спохватился, что возмущаться и наводить порядок у врага, собственно, было совсем не к чему. Выругав себя от всей души, он вскочил в седло. А вечером вся дивизия покатывалась от смеха, слушая приукрашенный кем-то рассказ о том, как начальник полковой разведки разносил за недисциплинированность беляков, учил их уму-разуму.
На следующее утро смеху было еще больше. В расположение дивизии пришло сдаваться в плен целое подразделение во главе с офицером. И тут выяснилось, что это та самая часть, в которой побывал Крейз. Белые решили: чем идти под суд, лучше перейти к красным. Тем более, что о таком переходе кое-кто из них подумывал раньше.
Много утекло воды с той поры, на многих фронтах побывал за минувшие годы, выполняя задания партии, большевик Крейз. Теперь его назначили председателем уездного ЧК. Вначале он отказывался от этой трудной должности. Ему было тяжело работать в ЧК. Сказались прежние ранения и контузии. Крейз начал слепнуть и читал уже только с помощью лупы. Но его уговорили, чтобы он хоть с год побыл в ЧК, очистил уезд от всякой нечисти.
Кабинет заполнялся быстро. Латыш стоял, согнув в локтях руки, оглядывал входивших, и его густые сросшиеся брови вздрагивали, лезли вверх по крутому, нависающему над переносицей лбу.
Уже пришли и сели рядом члены УЧК Джатаков и Алпысбаев, военком Корнев, прогрохотал каблуками новых, еще неразношенных сапог председатель совдепа Овдиенко, пришел секретарь укома партии, медлительный, спокойный Ивакин, явился начальник уездной милиции Чалышев и следователь этой же милиции Махмут Ходжамьяров, а Крейз все ждал кого-то еще. Пришел, попыхивая носогрейкой, заместитель председателя ЧК Савва Думский, и от его огромной и сильной фигуры стало сразу теснее в кабинете. Ступая на носки, стараясь никого не потревожить, пробрался к стоявшему в самом углу короткому и неуклюжему диванчику Алексей Сиверцев.
За окнами пошумливал ветерок, стучал дождевыми каплями, которые срывал с тополей. Иногда за домом будто проезжали по деревянному настилу на телеге. Это скатывалась за город гроза, освещая себе путь короткими, похожими на зарницу вспышками.
В кабинет вошел шифровальщик, подал Крейзу папку, сказал:
— Обе телеграммы здесь, — и тут же вышел.
Латыш покосился на огромную, похожую на черпак трубку Саввы. Тот понял, умял большим пальцем пепел, а трубку сунул в карман потерявшего давно щегольский вид полувоенного френча, состоявшего, как казалось, только из одних таких карманов.
А Крейз, через лупу пробежав глазами по лежавшим в папке шифровкам, объявил:
— Здесь у меня, — и постучал по папке лупой, — письмо нашего председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Наступившая перед этим тишина в комнате сломалась. Заскрипел под Думским стул, а сам он выхватил снова трубку, зажал в зубах и удивленно уставился на Крейза. У него не укладывалось в голове, что о таком важном документе ему, заместителю председателя УЧК, ничего неизвестно.
Крейз отвел взгляд от Думского, и нижняя губа у него как бы упала на мгновение.
— Письмо от товарища Дзержинского мы получили неделю тому назад, — добавил он.
Думский даже закашлялся и пересел на стоявший рядом свободный стул.
— О нем знал, — продолжал Крейз, — кроме меня Антон Сергеевич.
Секретарь укома кивком подтвердил сказанное Крейзом.
— Мы считали преждевременным оповещать кого бы то ни было об указаниях Феликса Эдмундовича, — обвел собравшихся взглядом председатель УЧК, — пока не обдумаем окончательно план действий, как эти указания лучше выполнить. Сейчас у нас такой план есть, нам надо поговорить о нем, обсудить и с утра приступать к его осуществлению. — Отступив на шаг, Крейз отдернул на стене шторку. Под ней была карта.
Взгляды всех сидящих в комнате перескочили на нее.
— Вот здесь, одним словом в Суйдуне, — указал латыш на маленький, обведенный красным кружок, — ни для кого не новость и не секрет сидит атаман Дутов. До сих пор мы о нем знали не так уж много, предполагали кое-что, но… — разбросил он недовольно руки, — а атаман, оказывается, развил необычную для своего положения деятельность. У него почти еженедельно устраиваются совещания. Вся Антанта у него собирается там. А этот, — Крейз опять схватил лупу, вгляделся в шифровку, — Оливер Джонсон так просто не выходит от атамана и Петров тоже. Подумать только, — вскинул удивленно Крейз брови, — если судить по фамилии, чистокровный русский, а на деле Мишель Петров, француз, полковник. Так вот, одним словом, — отступил опять к карте Крейз, — правители Суйдуна на словах как будто бы держат нейтралитет. Они даже интернировали Дутова и свою охрану к нему приставили, а на деле разговоры о нейтралитете — ширма и ничего больше. Дутов усиленно сколачивает, причем спешно, новую армию. Она у него уже порядочная. Всех, кого мы вышвырнули недобитыми с нашей земли, он или подобрал, или продолжает подбирать. Их ему везут отовсюду: из Турции, Ирана, одним словом, оттуда, куда они успели удрать. Их пароходами доставляют через Маньчжурию в Китай, а затем сюда. — Палец Крейза снова прикрыл красный кружок на карте. И трудно было отвести глаза от этого широкого, с тупым ногтем, некрасивого, но крепкого пальца, а председатель ЧК уже задернул сердито шторку. — Одним словом, от Суйдуна до самой границы накапливаются остатки белых армий. Дзержинский даже знает, кто там каким полком у них командует, а мы? — и, пожевав губами, Крейз объявил: — Одним словом, готовится новый поход.