Страница 3 из 6
Несколько раз изо всех сил дёрнув разбухшую дверь, Женька заскочил внутрь и торопливо миновал тёмный проход до второй двери. Разувшись, он подхватил сапоги и побежал, скользя на ёрзающей ковровой дорожке, на второй этаж.
Наконец, Женька очутился в комнатке, где находились их кабинки для одежды, и с удивлением прислушался к застывшей тишине.
«Я первым пришёл?» – он заглянул в комнату для игр, где улыбалось солнышко из воздушных шаров, оставшееся ещё с 8 марта. Но и здесь всё было наполнено лишь прозрачным утренним светом, придававшим знакомым предметам волшебную невесомость.
А Женьку вдруг охватил ужас. Он понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее! Чего никогда ещё не случалось. Все исчезли куда-то… Или…
Он в испуге зажал рот и едва не выронил сапоги. Ну, конечно! Как же он сразу не понял? Садик захватили террористы…
Как это происходит ему уже приходилось слышать: всех детей и воспитателей сгоняют в одну комнату и держат под прицелом автоматов до тех пор, пока не привезут миллион долларов и не предоставят вертолёт.
«Я опоздал, и меня никто не заметил», – мелькнула очередная догадка. Хорошо, что мама, которая заведовала этим садом, сегодня отправилась в какое-то гороно…
Чуть-чуть приоткрыв дверь, Женька шмыгнул в щель, и, стараясь не топать, сбежал вниз. Сапоги скользили в его вспотевшей ладошке, и приходилось поддерживать их снизу, чтобы не грохнулись на ступени. Затаив дыхание, он, как никогда быстро, обулся и выскочил во двор.
«Сапоги скользкие!» – подумал Женька в отчаянии. Но всё же бросился бежать, боясь оглянуться на окна, и каждую секунду ожидая отрывистого треска автоматной очереди. Только отбежав от ограды садика на приличное расстояние и укрывшись за углом дома, мальчик позволил себе остановиться. И тут же уселся прямо на снег – ноги больше не держали его.
Когда он отдышался, новая забота дала о себе знать: ему некуда было пойти. Родителей уже поглотил огромный город с бесчисленным количеством дворов и улиц. Найти их было невозможно… Даже позвонить им он не мог: телефоны в садике были запрещены. Женька замер, охваченный неведомым до сих пор ощущением сиротства.
Оля! Он подскочил, овеянный внезапно проснувшимся ветром с ласковым именем – Оля. У сестры есть ключ, она отведёт его домой, помоет яблоко, включит телевизор. И он, уж конечно, никуда её не отпустит…
Женька побежал к школе дворами, сторонясь зловеще синеющего здания садика. Но внезапно остановился, поражённый: а вдруг школа тоже захвачена? Взгляд его беспомощно заметался, но теперь он уже совсем не видел выхода.
– Оля, – плаксиво протянул мальчик, переминаясь на месте.
Ему вспомнилось, как недавно они прямо на снегу играли в баскетбол. Они называли это так, хотя никаких корзин не было и в помине. Точнее, они просто дурачились, отбирая мяч друг у друга и перебрасывая через ржавые перекладины. И Женька всё время сердился, что сестра выше его на целую голову.
«Она такая высокая, – думал он теперь с незнакомой тоской. – И такая весёлая…»
Ему уже не хотелось, чтобы Оля непременно отвела его домой. Необходимо было просто увидеть её, налететь сзади, прижаться к худенькой спине.
– Оля, – умоляюще повторил он и сделал несколько шагов к школе.
Она была хорошо видна – громадная, белая, безмолвная, как гигантский айсберг. И где-то внутри стонала, вмерзая в лёд, его единственная сестра…
Заревев, Женька бросился вперёд, подталкиваемый и одновременно отгоняемый страхом. Только теперь до мальчика дошло, что в сказочной заснеженности утра таилось коварство: он то и дело поскальзывался на припорошенных пятнах льда, и когда, наконец, достиг высокого школьного крыльца, отбитые колени уже нестерпимо болели. В другое время Женька не забыл бы стряхнуть со штанов налипший снег, но сейчас он лишь украдкой вытер слёзы.
Возле двери, как ни в чём не бывало, болтали мальчишки, но это ещё ничего не значило. Террористы могли взять в заложницы одну-единственную, самую красивую девочку, и ею, конечно же, оказалась Оля. Но какое дело до этого было незнакомым мальчишкам?
Очутившись внутри, Женька понял, что в школе перемена. Его толкали со всех сторон, и один раз он чуть не упал, ошеломлённый бесчисленностью разгорячённых лиц и распахнутых в едином вопле ртов. Зелёные панели стен сливались в огромное, расплывающееся пятно, зыбкой ряской затянувшее ненасытную бездну, поглотившую его сестру.
«Оля, Оля, Оля», – твердил он, трясущимися от назревающего плача губами, но школа не хотела помочь ему в поисках.
Добежав до третьего этажа, мальчик остановился, чтобы справиться с дыханием, и вдруг увидел сестру. Вернее, сначала её светящиеся, рассыпанные по плечам волосы. Она стояла отдельно ото всех возле окна и смотрела в ту сторону, где был Женькин садик.
– Оля, – прошептал он и понял, что больше не может сдерживать слёзы.
Девочка оглянулась, и Женьке показалось, что из её ярких глаз исходит пронзительный свет того же сиротства, какое только что испытывал он сам. «Оле грустно», – подумал мальчик и кинулся к сестре, расталкивая бестолково мечущихся школьников.
Обхватив за талию, Женька стиснул сестру так, что она вскрикнула. И этот звук наполнил его счастьем – она действительно жива!
…Вечером, уже выкупанный и уложенный, Женька слушал, как сестра, то и дело сбиваясь, читает сказку. И смотрел на глобус, приютившийся под длинношеей настольной лампой с зелёной головой. Так он казался залитым солнцем, и даже Северный Ледовитый океан (это название Женька выговаривал с особой тщательностью) казался тёплым и полным жизни.
И не было никаких террористов! Его группа просто уходила на зарядку…
– Я же предупреждал, что мы опаздываем, – сказал папа, укладывая сына в постель. И его голос показался Женьке виноватым.
«Теперь я буду одеваться быстрее, – мысленно пообещал мальчик глобусу. – Как папа – пока горит спичка…»
6 апреля 11 часов
На перемене Инга прочла: «Через окно на меня смотрят глаза тополя. Три тёмных глаза расположены не как у человека, а один над другим. В этой вертикальности взгляда есть что-то неземное. Не инопланетное, не фантастическое, а просто не принадлежащее тому уровню земной жизни, на котором находились мы с тобой. А теперь только я…»
И поняла, что дочитает эту книгу – грустные истории ей нравились. А здесь уже слышался отзвук трагедии…
Но не только поэтому: за окном их кабинета литературы рос точно такой же трёхглазый тополь. Только почему-то раньше Инга не замечала, что дерево смотрит на неё. Ни разу за четыре года, которые провела на уроках литературы в этом кабинете, начиная с пятого класса… А если б ей не попалась эта книга, их взгляды так и не встретились бы?
Теперь весь урок она то и дело смотрела тополю прямо в глаза:
– Каково это – быть деревом?
– Неплохо! Не приходится делать уроки и просыпаться в семь утра. Я могу просто любоваться миром… Ни за что не отвечая, не выполняя ничьих требований.
– Действительно, неплохо… А тебе не скучно всё время торчать на одном месте?
– Нисколько. Наблюдать за жизнью других, зная, что сам ты никому ничем не обязан… Разве ты мечтаешь не об этом?
– Откуда ты… А, ну да. Знаешь, я хотела бы превратиться в дерево. Может быть, даже в тополь – вы так приятно пахнете весной, когда появляются листочки. Волшебный запах! Надо нам с Сашкой посадить тополь под окном нашей комнаты… Сашка – это мой брат.
– Я знаю.
– Ну, конечно… Он – лучший мальчишка в мире.
– Неужели? Даже лучше Егора Смирнова?
Тополь знал о ней всё. Даже то, что Инга скрывала от всего мира. Никто в целом свете не догадывался, как ей мучительно хочется потянуться через проход и кончиками пальцев коснуться волос Егора. Когда в класс заглядывает солнце, его голова начинает светиться, потому что волосы у него совсем светлые. Не то, что у неё – чёрные клочки торчат…
А ещё волосы у него очень пушистые и спереди зачёсаны на бок. Она видела это, даже если он не поворачивался. И когда его вообще не было рядом… И ночью в постели, и во сне… Иногда Инга терялась: как она вообще ориентируется в мире, если всё время видит перед собой лицо Егора?