Страница 4 из 6
Она не рассказывала об этом даже брату. Рано ему ещё знать, какой кошмар ждёт впереди… Хотя Инга не особо щадила его, и старалась подготовить к испытаниям. Жизнь – боль. Не она это придумала, но так ведь и есть!
Если б она превратилась в дерево за окном, её жизнь стала бы счастливей, ведь можно было бы видеть не затылок, а профиль Егора. Его чуть вздёрнутый нос, ровные, хоть и не длинные ресницы, по-детски пухлые губы, которых Инга и не мечтала коснуться. Куда ей…
Если б она стала деревом, можно было бы смело шептать ласковые слова. Они воспаряли бы с листьев, впитывая запах жизни, и ветер доносил бы их до окна. Вряд ли Егор понял бы их… Но мог бы уловить аромат. Он вдохнул бы её слова, и они осели бы на его лёгких, на сердце, впитались бы в кровь и остались бы в нём. И, сам не понимая почему, Егор почувствовал бы себя более защищённым, ведь её любовь укрепила бы его изнутри золотым напылением.
Если б она переродилась деревом, ей и самой стало бы легче жить. Разве у тополя болит душа? Разве его может пригвоздить на пороге класса, если в этот момент светловолосый мальчишка просто поднимет голову? И опять не разглядит её в том чучеле, которое, скорчившись, застынет под его взглядом. Мучает ли дерево мысль, что у него нет никакой надежды? Совсем никакой…
– Муся, радость моя, может, объяснишь нам, что за зверь такой «полукошка»?
Голос Ольги Васильевны вплыл в сознание медленно, неповоротливо…
«О чём говорят эти люди, – подумала Инга отстранённо. – Что ещё за «полукошка»? Разве сейчас биология? Русский же…»
Пока она поворачивалась к Машке Орловой, которую все, даже учителя, называли Мусей, воображение успело рассыпать картинки – одна страшнее другой. Интересно, что представил бы Сашка? Он уже сейчас переносит на листы бумаги такие фантазии – Дали обзавидовался бы!
Муська таращила на учительницу и без того большие карие глаза, в которые не мог насмотреться Егор Смирнов:
– Полукошка? Какая ещё…
– Вот и я говорю. Как это у тебя «пол-лукошка» превратилось в зверя невиданного?
Издав странный звук, Муська расхохоталась первой. Ей никогда не составляло труда посмеяться над собой, и это восхищало Ингу. Как и её шоколадные, светящиеся глаза, в которых чаще всего мерцает улыбка. И длиннющие Муськины волосы, предусмотрительно упакованные в косу, чтобы не раздражать учителей и не сводить с ума мальчишек.
Инга до сих пор не забыла, как однажды на физкультуре Муськина коса растрепалась, резинка потерялась на лыжне, и той пришлось распустить волосы – только для того, чтобы расчесать их и заплести заново. Но все успели ахнуть, увидев солнечный поток, накрывший Муськины плечи и стёкший к пояснице.
– Обалдеть! – выдохнул тогда кто-то за Ингиной спиной, и она обмерла, узнав голос Егора…
Кажется, с того дня он и не отходил от Орловой ни на шаг. И постоянно оглядывался на уроках. Его взгляд скользил мимо Инги и устремлялся к предпоследней парте третьего ряда. И так изо дня в день…
Эти двое учили Ингу упиваться болью, она даже начала вести дневник, чтобы мама поняла, почему у четырнадцатилетней девочки не выдержало сердце, если это всё-таки произойдёт.
А Муська в тот день и не заметила, какой волной накрыло одноклассников. Ловко заплела косу, выпросив резинку у кого-то из девчонок, и снова рванула на лыжню. Бегала она лучше всех в классе. И лучше всех читала стихи… И училась…
Вот только с «полукошкой» оплошала.
8 апреля 13 часов
– Вода есть?!
Муськиного лица Егор почти не видел, дым, заполнивший весь этаж «Альбатроса», одним махом стёр её черты. Кажется, она ответила что-то. Но воздух разрывался от животного ужаса. Пять минут назад Егор и не подозревал, что люди могут так кричать…
Он, скорее догадался, чем услышал, что бутылочку Муська с собой не захватила.
– Чёрт! Придётся…
Одним движением расстегнув штаны, Егор взмолился: «Только бы получилось!» Сердце колотилось даже в животе. На секунду он закрыл глаза и постарался расслабиться. Кажется, даже не почувствовал ничего, только ладонь, на которой лежал шарф, вдруг стала мокрой.
– Прижми! – крикнул он, но уже сам прилепил шарф к Муськиному лицу. – Дыши через него.
Наверное, она даже не поняла, что он сделал. Разглядеть уж точно было невозможно.
Стянув с себя майку, которую так тщательно выбирал ради Муськиного дня рождения, Егор выдавил на неё остатки мочи и прижал к носу. Запаха даже не почувствовал, нос забило едкой гарью, раздирающей ноздри.
Застёгивать молнию было некогда. Он схватил Муську за руку и потащил к кинотеатру, где его ждал Яшка. Если ещё ждал…
6 апреля 11 часов
Муська уже задыхалась от смеха, растирая по щекам слёзы. И весь класс хохотал с нею вместе, даже Ольга Васильевна.
«А я себе вены вскрыла бы, если б надо мной так ржали бы всей толпой, – мрачно подумала Инга. – Ну, может, не вскрыла бы… Сашку жалко бросать. Но убежала бы из школы, это точно. И неделю потом не показывалась бы. А ей хоть бы хны! Почему я не могу быть такой?!»
Она размышляла над этим весь урок и не вышла в коридор на перемену – следующей была литература, и они оставались в этом же кабинете. Потому и услышала, как Муська сказала кому-то за её спиной:
– В воскресенье, часов в двенадцать. Начинаем праздновать в полдень! В доме на спице. Ты знаешь… Придёшь? Отлично!
«Кому это она звонила?» – Инге хотелось обернуться, чтобы успеть заметить выражение Муськиного лица. Оно сейчас должно быть счастливым, ведь этот «кто-то» пообещал прийти. И это явно не Егор – ему-то зачем звонить? Он всегда под рукой…
У неё спазмом сжало сердце, даже стало трудно дышать. Инга резко закашлялась, навалившись на парту. Где-то она читала, что при остановке сердца, нужно кашлянуть изо всех сил.
– Ты что? – раздался над её головой Муськин голос. – Подавилась? Похлопать?
Быстро помотав головой, Инга подняла на неё глаза. Похоже её кашлем сдуло выражение счастья, если оно вообще было.
Она выдавила:
– Спалилась… Ты звонила кому-то?
Вопрос был идиотским и ответа не требовал. Глупо ухмыльнувшись, Инга привычно уткнулась взглядом в парту, но потом всё же вопросительно глянула исподлобья. То, что сейчас Муська не улыбалась, как обычно, было так непривычно, что стало не по себе, как будто внутри всё выморозило, хотя за окном было не так уж холодно. Апрель в Сибири ещё не весна, конечно, но ведь уже почти что вторая неделя началась!
– Ничего. Я уже поговорила.
– Он придёт? – вырвалось у Инги. – Я не подслушивала! Просто услышала.
Чуть подвинув стул возле передней парты, Муська села лицом к Инге и зачем-то поменяла местами её ручки – синюю и зелёную. Потом тихо сказала:
– Не придёт. Он никогда не приходит.
– Почему? – пробормотала Инга озадаченно. – Может, он не знает, где этот дом?
Муськины брови удивлённо задрожали:
– Какой дом?
– На спице.
– На какой спице?!
Инга растерялась:
– Ну, ты же туда приглашала!
На миг зажмурившись, Муська расхохоталась так, будто и не она только что казалась самым несчастным человеком на свете:
– Я ска… Я сказала… В Domino’s pizza! Тебе правда послышалось – в доме на спице?
И она со стоном уткнулась лбом в сложенные на столе руки. Инга тоже захлебнулась смехом:
– А я… А я уже представила этот дом на спице! Только никак не могла вспомнить, где у нас такой?
– Я про «Альбатрос» говорила! Его все знают.
– Тогда почему он не придёт? Тоже ведь знает?
– Знает. Мы в эту пиццерию ходили всем классом. Ну, бывшим классом…
«Она же только год с нами учится, – вспомнила Инга. – А кажется, всегда тут была…»
Её саму удивляло, что она нисколько не завидует той лёгкости, с которой Муська влилась в жизнь их класса. И стала самой яркой и стремительной струёй в потоке, без которой уже невозможно было представить его цельным. Не завидовала, но восхищалась… И понимала, что ей самой никогда не овладеть этой способностью быть невесомой, как луч света, и мгновенно становиться столь же необходимой.