Страница 2 из 6
Только он пока не умер от нападений воспитательницы, а вот обезьянке точно не выжить…
«А если б мы жили в Африке, Валентина Петровна сожрала бы мой мозг?» – у него даже мурашки побежали от этой мысли.
Они всегда бегали стайками: сначала по плечам и спине, а потом прибегали в ладошки и заставляли их холодеть. Когда было особенно страшно, руки становились настоящими ледышками! Даже у Деда Мороза теплее – Сашка коснулся его, когда подарок получал. Оказалось, рука у него совсем, как у человека!
А Инга, рассказав про бедных обезьянок, покосилась на него и издала такой звук, будто подавилась смехом:
– У тебя глаза сейчас лопнут!
Но они никогда не лопались, как Сашка ни удивлялся. Может, он ещё просто не видел такого, чего могли не выдержать его глаза…
6 апреля 8 часов
Он проснулся и увидел глобус. Держась на белой трёхпалой ноге, тот стоял на краешке подоконника, и весёлая голубизна его океанов сливалась с проглядывающей через разъехавшиеся портьеры бледной синевой рассветного весеннего неба.
Прошло несколько минут прежде, чем Женька освоился с тем, что за ночь их с сестрой комната стала другой: в ней поселилось новое живое существо. Он опустил с дивана ноги и с сожалением отметил, что и сегодня они не дотянулись до пола. Но это было секундное разочарование. Его тут же вытеснило ощущение собственного величия – с этого дня Женька владел всем земным шаром.
Стараясь не шлёпать тапками, он перебрался к окну и боязливо тронул глобус пальцем. Шар качнулся и, задев белый ободок, дугой соединяющий полюса, издал звук, похожий на вздох. Мальчик испуганно оглянулся на сестру, но Оля спала, уткнувшись лицом в подушку, и разбросанные во сне пряди струями сбегали с постели.
Не то, чтобы Женька боялся потревожить сон старшей сестры… В другое утро он, пожалуй, запустил бы в неё подушкой и умчался в ванную. Но сегодня ему хотелось немного побыть единственным владельцем глобуса! Ведь он заранее знал, что роковая фраза: «Это ваше общее» неизбежно прозвучит, едва проснутся родители.
– Австралия, – прочитал мальчик одними губами, не позволяя шёпоту выползти наружу, и вслушался в звучание красивого слова.
Оно казалось знакомым по какому-то фильму о животных, которые они с Олей никогда не пропускали. Но сейчас в этом имени послышался шелест набегающей волны и влажный хруст блестящей гальки. Эти звуки подарил телевизор, и Женька был благодарен ему, ведь трудно представить только по сказкам Пушкина, как дышит море. А увидеть его вживую, было не суждено, потому что мама сказала: «На море нам больше никогда не побывать…»
Потом они заговорили с папой о билетах и о каких-то гадах, наверное, морских… Но Женька уже не слушал. Он с завистью смотрел на изогнувшуюся над письменным столом спину сестры и размышлял: почему старшим всегда везёт больше? Оля-то успела побывать на море! А когда родился он, видимо, случилось нечто, навсегда отрезавшее их от мира. Вроде трещины в земной коре, о которой Оля вчера пересказывала из учебника. И чтобы преодолеть этот разлом, нужно иметь много-много денег, это мальчик уже усвоил…
В комнате родителей включили телевизор, и Женька отпрянул от окна, едва не свалив глобус. В три прыжка добрался до дивана и нырнул под одеяло. Сквозь неприкрытые веки он поглядывал на весёлый шар, который, казалось, парил среди проплывающих за окном облаков. Ему вдруг подумалось, что если не шевелиться, то время остановится, и никто никогда не прервёт утренний полёт маленькой голубой планеты…
Металлический щелчок застал его врасплох, и Женька слишком сильно зажмурился.
– Э, да тут кое-кто не спит! – громко сказал отец и присел на краешек дивана. – Ты уже видел, да?
– Да, – сокрушённо признался мальчик.
Он понял, что папа надеялся сам познакомить его с глобусом.
– А прячешься зачем? Вставай, вместе посмотрим.
Взвизгнув при виде подарка, вскочила Оля, и они наперегонки бросились к окну.
– А я уже видел, видел! – кричал Женька, пытаясь оттеснить сестру. – Ты спала, как бегемот, а я уже посмотрел!
– Сам бегемот, – не сдавалась Оля и щипала упругую руку брата. – Это всё равно нам обоим, а не только тебе!
Умолкнув, они вопросительно взглянули на отца, и тот кивнул, рассеяв последние Женькины надежды.
– Всё равно я его первым потрогал, – с независимым видом бросил мальчик и побежал сообщить о подарке маме.
Она ещё не вставала и слушала его, улыбаясь и прихлёбывая горячий, громко пахнущий кофе. Женька демонстративно зажал нос и побежал дальше.
– Состоялся суд над убийцей известного политика, – донёсся ему вслед радостный голос диктора, и Женька удивился тому, как нравится этим взрослым рассказывать всякие ужасы.
Собираясь в садик, он не спускал с глобуса глаз и недовольно вскрикивал, когда сестра проходила мимо, на мгновенье загораживая волшебный шар. Хотелось поскорее остаться с ним наедине, чтобы пустить крошечный кораблик в путешествие по незнакомым морям. Названий Женька прочесть не успел и сейчас, не различая издали букв, придумывал их сам: Акулье море, Океан морских чудовищ, Залив ленивых китов… Телевизор познакомил его и с дельфинами, и с касатками. Женька любил представлять, какая у них на ощупь кожа – немного скользкая и холодная, как большая ледышка, и по ней можно долго-долго вести ладонью…
– Ты готов? Уже опаздываешь! – мама заглянула в комнату, и Женька заторопился, путаясь в штанах.
– Он ворон считает, – сказала Оля и ловко увернулась от брошенной в неё диванной подушки. – Не попал, мазила!
– Мама, а она альбом с наклейками в школу берёт, – отомстил брат. – Снова двойку получит!
Оля швырнула альбом на стол:
– Я уже сто лет двойки не получала, закладушка несчастная! И вообще, посмотрим, как ты ещё учиться будешь!
– Так, всё. Я ухожу, – объявил папа. – Если кое-кто хочет самостоятельно топать до садика, то может копаться ещё три часа.
– Тихо! – вскрикнула мама и подбежала к телевизору. – Ты слышал? Обнаружили целую машину, начинённую взрывчаткой. Между садиком и школой, представляешь? Они рядом стоят.
– Как у нас, да? – прошептала Оля, и голубые глаза её приняли форму глобуса. – Прикинь, целая машина взрывчатки!
– А вчера, знаешь? – не унималась мать. – В Америке маньяк застрелил шестнадцать школьников вместе с учительницей.
– Может, мне не ходить в школу? – с опаской сказала сестра, но Женька только хмыкнул: как же, не ходить! Кто это тебе разрешит?
Прихватив пакетик с шортами и чистыми носками, мальчик выскочил в коридор, где уже пыхтя, как Вини-Пух, обувался папа. Частенько похлопывая сына по выпирающему животику, отец повторял, что уж в одном-то они похожи наверняка.
– Я тоже убегаю, у меня совещание в гороно, – крикнула мама и, наконец, выключила телевизор.
Невысказанные новости осыпались с сухим шорохом, будто кто-то перевернул внутри огромные песочные часы с широким горлышком и начался новый отсчёт времени.
– Ненавижу спешить, – привычно проворчал папа, стаскивая сына по ступеням, скользким от застывшего подвального пара, неизбежного, как лондонский туман.
Но, выскочив на крыльцо, они оба замерли, застигнутые врасплох неожиданным подарком весеннего утра. За ночь выпал снег и пухлой пеленой покрыл черневшие вчера дороги и осевшие от тепла жёсткие сугробы. Невесомыми лентами он вытянулся на беспомощно торчавших ветвях берёз, напоминая о весёлой зиме с её нескончаемыми праздниками, дворовым хоккеем под окнами и никогда не утомляющей вознёй, от которой штаны покрывались твёрдой коркой.
– Красота, – вздохнул отец, и в голосе его прозвучала лёгкая зависть. – А нам бежать надо…
Они распрощались у ворот садика, и дальше Женька пошёл один, делая по-мужски широкие шаги и уверенно размахивая руками в больших, напоминающих клешни перчатках. Ему нравилось часть пути преодолевать самостоятельно, пусть даже это и была совсем крохотная часть. И всё же за пару минут он успевал почувствовать себя мужчиной.