Страница 23 из 28
У меня аж скулы свело от злости.
Он и раньше пытался завести этот разговор, но я как-то удачно пресекал попытки. А сегодня просто не ожидал, что он начнет так в лоб.
— Пап, — резко отвечаю ему, — тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело!
Но он вспылил:
— Не мое дело? Тогда давай начистоту: ты же сам понимаешь, что лечение не дает результатов. Я твои снимки возил в столицу, говорят, надо делать операцию. И лучше — в Германии. Подсказали адрес немецкой клиники. Но с тобой кто-то должен быть. Ты же понимаешь, что я не могу. Если я уеду, мой бизнес, моя семья — все полетит к черту. А твое лечение, операцию, реабилитацию кто-то должен оплачивать!
Меня чуть не стошнило.
— Пап, тебе что денег на сиделку жалко? — выдавил сквозь зубы.
— Да при чем тут! — он злился и расхаживал по комнате, жестикулируя.
— В Германии тоже может быть всякое. Гарантии никто не дает. Надо быть готовым устроить свою жизнь такой, какая она есть. Тебе же баба нужна! Я же вижу! А она тебя любит. И про семью ее я узнал: нищета. Мать больная, Лиза сама квартиру снимает. Живет случайными заработками. Если будет с тобой — материально обеспечишь, я помогу.
Мне так хотелось наорать на него, но он ведь все равно не поймет, почему я разозлился. Наверное, он и с матерью был, потому что «нужна баба», потому что так удобно. А когда стало неудобно, нашел другую.
Самое поразительное, что отец ведь желает мне добра. Он реально хочет позаботиться о моем будущем, потому и носится так с Лизой. В ней он видит мою потенциальную сиделку. И ведь она не бросит. Это я уже понял. И простыни будет менять, и судно выносить. А я? Готов ли я взвалить на нее такой груз?
На следующий день особенно ждал ее прихода. Она впорхнула, как всегда, с улыбкой, принеся в комнату шлейф чистого морозного воздуха и растаявшие снежинки на ресницах.
— Привет! Как сегодня? — защебетала весело, отпустив медсестру. — Зарядку делал уже? Давай я начну, а врач продолжит. Я умею!
Я знаю, что она умеет, она делала со мной несколько раз, но сегодня я не хочу.
Она возомнила себя моей приходящей сиделкой, научилась делать массаж, пытается заниматься лечебной физкультурой. Поначалу мне это нравилось. Теперь бесит так сильно, что стараюсь вообще не давать ей к себе прикасаться. Она не понимает, делает вид, что обижается. Но я стою на своем. Я не могу выносить, что она ведет себя со мной, как мамочка, сестра или подруга. А я ей не сын, не брат и даже не друг.
Она не видит, что ее прикосновения пробуждают совсем другие эмоции. Не знает, что ночами мне снится, как она садится ко мне на колени, кладет руки на грудь и целует. Она не догадывается, как далеко я захожу в своих фантазиях. И даже не подозревает, что из-за этих мыслей я не могу спать.
Все мои попытки вернуть нашим отношениям хоть намек на то, что было раньше игнорируются. И я постепенно понял, что для нее я больше не мужчина, просто бесполое существо.
А отец тут со своим предложением…
— Ладно, лентяй, — озорно хмурится она, — не хочешь зарядку — не надо. Будем отдыхать! Давай телевизор включим? Или погуляем? Что ты хочешь?
— Поцелуй меня, — прошу ее, глядя прямо в глаза.
В ее лице мелькнуло что-то забытое, прежнее, отчего меня обдало жаром. Но в следующее мгновение на лице появилась все та же обычная веселая улыбка.
— Неужели все настолько плохо, что ты не хочешь меня поцеловать? — невольно спрашиваю я.
Тогда она наклоняется и чмокает меня в уголок губ. Быстро. Как ребенка. И тут же отстраняется, будто боится, что я удержу. Эх, Лиза, если б я стоял на ногах, тебе бы не помогли ни расстояния, ни стены.
Но я инвалид-колясочник, а ты полная жизни молодая и красивая женщина, поэтому пора принимать решение.
— Я плохо спал сегодня, — говорю хрипло. — Хочу отдохнуть.
— Ааа, — тянет она и удивленно смотрит на меня. — Хорошо. Тогда я посижу с тобой?
— Нет, Лиза, не надо, — бормочу в ответ, — иди, мне одному лучше.
— Мне уйти? — растерянно переспрашивает она, и когда я киваю, медленно встает. — Хорошо. Ты отдыхай. Завтра я в то же время.
Когда она уходит, я еще впитываю кожей аромат ее духов. А потом строго-настрого запрещаю ее пускать. Всем. Особенно отцу. Для нее я уехал в Германию и возвращаться не собираюсь.
Я вернусь к ней, чего бы мне это не стоило, но только на своих ногах.
Глава 13
Алексей
Россия встретила проливным дождем и километровыми пробками.
Водитель, которого отец прислал в аэропорт, неловко пересаживает меня в машину и долго возится с инвалидным креслом.
— Думал, не успею, — досадует он, — дороги забиты. Ну ничего, еще часа два, и будете дома. Виктор Михайлович все подготовил…
— Не надо к Виктору Михайловичу, — прерываю его раздраженно, — вези в мою квартиру.
Он замирает и непонимающе смотрит на меня. Наконец говорит растерянно:
— Не могу. Мне было сказано…
Срываюсь и изо всей силы бью кулаком по водительскому креслу:
— Делай, что я говорю!
Вижу его округлившиеся испуганные глаза и сдуваюсь. Стыдно. В конце концов, ведь не он же виноват в моих бедах.
— Дай телефон, — протягиваю руку и, когда он подает мне новенький айфон, звоню отцу.
— Пап, скажи своему водителю, что я сам решу, куда меня везти…
Отец начинает в ответ убеждать, говорить, как мне «удобно и комфортно» будет у них. Ага! Представляю, в каком восторге мачеха от моего предполагаемого возвращения в их дом!
— Пап, я знаю, — говорю твердо, — но я хочу к себе! И жить буду в своей квартире!
Мне приходится отстаивать свои права. У меня и так мало что осталось. Если не будут считаться с моим мнением, меня вообще не станет. Поэтому цепляюсь за каждую возможность остаться собой.
Вот и «Атаку» пришлось продать, чтоб вернуть отцу долг и оплатить лечение. Грустно… Новый владелец теперь рубит хорошие бабки…
Продавая «Атаку», я попрощался с Лизой, которая создавала этот клуб для меня.
Воспоминания о Лизе отдаются мучительной болью. Как я ошибался 4 месяца назад, уезжая и ничего не говоря ей! И как же я был прав. Я думал, что приеду весь такой здоровый и красивый, на своих ногах, а вернулся в инвалидном кресле, без всякой надежды ходить.
Немецкие врачи дорого стоили, но сделали ровно столько же, сколько и наши. Операция не дала результата, и, когда они начали настаивать на еще одной, я послал их к черту и объявил, что возвращаюсь в Россию. Теперь даже не верится, что всего каких-то два часа, и наконец буду дома.
Когда въезжаем в город, прошу водителя остановиться около крупного магазина, сую деньги и отправляю за спиртным. Завтра я, наверное, начну сначала: тренажеры, упражнения, боль — а сегодня хочу забыться.
Водитель возвращается с бутылкой дорогого коньяка. Просили его! Чтоб выпасть из реальности мне достаточно самой дешевой водки. Лишь бы не паленая была! Жить я хочу. Может, уже не так, как раньше, но просто так не сдамся.
Когда подъезжаем к моему дому, дождь льет стеной. Подождав какое-то время в машине и поняв, что можем сидеть до бесконечности, одновременно открываем дверки. Водитель опять долго возится, чтоб пересадить меня в кресло и довезти до лифта, так что за несколько минут мы промокли насквозь.
В квартире чисто и тепло, но пахнет нежилым. В последний раз я был здесь с Лизой, и сейчас невольно ищу хоть какой-то след ее пребывания в этой пустой холостяцкой квартире.
— Алексей Викторович, — окликает меня водитель, вытирая лицо рукавом. Видимо, я давно сижу и молчу, уставившись в одну точку. — Я могу ехать?
И на мой короткий кивок:
— Если что, вы звоните…
Закрыв за ним дверь, первым делом выпиваю полбутылки коньяку. На голодный желудок. Прямо в прихожей. Потом сижу минут пять, ошалело радуясь тому, что отпускает, теплеет внутри. И звоню Пашке. Он единственный из моего прошлого, с кем я общаюсь.