Ключ

– Ладно, с этим разберемся в другой раз.

Через два часа все чемоданы были вскрыты, их содержимое переписано, и они снова заняли свои места в стопке. Тело ломило от долгого сидения на жестком полу на тесном чердаке. Сара вытянула руки над головой и зевнула.

– Спасибо, Нейтан, ты очень мне помог!

– Не за что. Я не самый занятой человек в этом мире.

Сара посмотрела на единственный невскрытый чемодан.

– Все же жаль, что мы так и не смогли в него проникнуть. Терпеть не могу оставлять что-то несделанным. – Она снова начала возиться с зажимами. – Завтра принесу заколку.

Нейтан встал на четвереньки, взял фонарь и что-то рассматривал. Водя рукой по полу, он попытался просунуть палец между досками.

– Что ты делаешь?

– Я что-то видел. – Он поставил фонарь и стал раздвигать доску обеими руками. – Что-то сверкнуло. – Он снова засунул пальцы в щель и вскрикнул от боли, когда в руку вонзилась заноза.

Сара переместилась к нему.

– Дай посмотрю. – Она взяла его руку и провела пальцем по кончику его пальца. – Сейчас достану.

Она надавила на кожу, чтобы кусок щепки вышел на поверхность.

– Ой, больно!

– Не будь ребенком. Вот, смотри, достала, – показала она ему занозу. – Так что ты там искал?

Он засунул палец в рот и кивнул на пол.

– Там что-то лежит между досками.

Она проследила за его взглядом и нагнулась, чтобы лучше рассмотреть.

– Ты прав! – Сара подцепила что-то ногтем и вытащила из щели. Это был маленький медный ключ. – Ну что ж, заколка не понадобится.

Подвинув чемодан поближе, Сара вставила ключ в замок. Немного повозившись с ним, ей удалось дождаться заветного щелчка.

– Бинго, – прошептала она, открыла крышку и присвистнула от удивления. – Да, здесь что-то новенькое.

Поверх всех вещей лежал рисунок – почти такой же большой, как сам чемодан. Сара взглянула на часы. Время шло…

– Хорошо. Акварель, без рамки, за подписью… – Она сняла очки с макушки и надела их. – Милли… Милли МакКарти, если не ошибаюсь.

Нейтан оторвал от клавиатуры удивленный взгляд.

– Наконец-то хоть одно имя. Интересно, почему она попала сюда.

Сара продолжила перебирать содержимое и перечислять вслух Нейтану:

– Камешек с розовым рисунком в виде цветка. Расческа. – Она провела по мягкой щетине, и на ладони остался светлый волос. Она держала образец ДНК человека, который жил и, скорее всего, умер здесь. Расческа с розовой шелковой набивкой и перламутровой рукояткой оказалась парным предметом с зеркалом. – Исправление: комплект из расчески и зеркала. – Она услышала, как Нейтан жмет на клавишу удаления, и подождала, пока он закончит печатать. – Посмотри-ка! – Она подняла медвежонка, сшитого из кусочков разноцветной шерсти. Вдруг в горле у нее образовался комок, и она замолчала.

– Что случилось? – спросил Нейтан.

– Ничего, – фыркнула Сара и постаралась собраться. – Один игрушечный медвежонок ручной работы. – Она положила мягкую игрушку под крышку чемодана. – Одно, два, три платья с цветным рисунком и… О боже! – Сара извлекла маленькую голубую кофточку и поднесла ее к носу. – Одна детская распашонка, голубая.

– Как она пишется? – невозмутимо спросил Натан.

– Голубая через «о», – не задумываясь, ответила Сара.

– Да, спасибо Сара. Я, правда, спрашивал про другое слово. Роспа… как ее там.

– Ра-спа-шон-ка.

– Еще что-то есть?

Сара погладила мягкую пряжу и поднесла к щеке. Другой рукой она водила по дну чемодана, и ее пальцы наткнулись на лист бумаги, сложенный вдвое. Она положила куртку и развернула бумагу.

Первые четыре слова были написаны заглавными буквами, и ей не понадобились очки, чтобы прочувствовать всю их мощь.

– Какого…

Нейтан перестал печатать.

– Что?

Она повернулась к нему и без слов передала записку.

– Что это? – Он нахмурился и с озадаченным видом углубился в текст. – Господи, – выдохнул он, закончив читать.

3

Ноябрь 1956 года

Она вспомнила прошлый раз, когда ей тоже пришлось проходить через эти ворота и пробираться по избитой дороге к пугающе огромному зданию. Тогда она тоже жутко нервничала – во рту пересохло так, что было не облизать потрескавшиеся губы. Она подняла голову и посмотрела на синее небо, которое посветлеет только через час. Пока стоял ночной туман, а зеленая трава сияла инеем. Она поглубже запахнула накидку и сделала глубокий выдох, который превратился в пар.

Из-за поворота показалось величественное здание с взмывающей в небо водонапорной башней, и к нервному состоянию примешалась едва заметная капелька восторга. В первый день занятий преподаватель сказал им, что все сумасшедшие дома Викторианской эпохи строились вдали от людских глаз, в окружении высоких стен, к которым всегда вела длинная извилистая дорога. Она выросла в тени Эмбергейта или, как все его называли, «Большого дома», и слышала за эти годы немало ужасных историй. В воображении юной девушки пациенты представлялись полуголыми заросшими волосами дикарями с безумными глазами. Они прятались по кустам и изрыгали нечленораздельные вопли, а изо рта у них текла слюна. В ее семье никто точно не знал, что происходит за теми стенами, но Эллен прекрасно помнила, что говорила мама, когда ругала ее или младшего брата: «Вы оба меня до Эмбергейта доведете». Или, если они совсем расходились в шалостях, она говорила: «Если не будете хорошо себя вести, позову сюда людей в белых халатах, и они заберут вас в Большой дом». Даже хорошая взбучка была гораздо более желанна, чем эта ужасная участь.

У главного входа ее мысли переключились на всех несчастных, заключенных на территории этого огромного склада для сумасшедших. Про многих давно забыли даже их родные. Она решительно сжала губы, прибавила шагу и поднялась по каменным ступенькам. Нажав на звонок, услышала его резкий и долгий звук. Не успела она поправить шляпку, как дверь открыла миниатюрная женщина в твидовом костюме и оглядела ее поверх очков.

– Доброе утро, – сказала она, подняв брови. – Вас зовут?

– О… доброе утро. Меня зовут Эллен. Эллен Кросби.

Женщина приоткрыла дверь пошире, чтобы Эллен могла переступить через порог. В нос ударил больничный запах дезинфицирующих средств и переваренной капусты. Воспоминания о последнем посещении этого места накатили на нее с новой силой. Это был день вступительного экзамена, и ее привели в кабинет в самом конце бесконечного коридора. Там было ужасно душно, а единственными звуками было царапание ее ручки по бумаге и гидравлические удары в трубах.

Ей удалось справиться только с двумя третями заданий, поэтому она была удивлена, получив через несколько недель письмо с предложением пройти стажировку медсестрой. Возможно, это было как-то связано с тем, что кроме нее других желающих сдать экзамен не было. Перед этим она четыре года отработала на фабрике по производству одежды, где был достойный заработок, но длинный рабочий день и монотонный труд. Ее мать очень ценила вклад дочери в семейный бюджет, но при этом знала, что Эллен с детства лелеет мечту стать медсестрой. К шестому дню рождения дочери миссис Кросби сшила ей медицинскую форму, и девочка две недели носила ее не снимая. Достать ткань в военные годы было непросто, и миссис Кросби решила пожертвовать старой наволочкой и голубой блузкой, которая видала лучшие времена, но вполне могла послужить еще несколько лет. И именно миссис Кросби оставила на кухонном столе газету, открытую на странице с вакансиями. Она обвела красным кружком объявление, где в психиатрическое отделение требовались студенты без законченного образования. Это должно было заставить насторожиться.

– Вы начинаете в крыле F10. Долгосрочники.

Эллен недоуменно смотрела на женщину, которая успела взять папку.

– Что? О, простите. Да, конечно. Куда мне идти?

– Сейчас я кого-нибудь позову, и вас проводят. Пока подождите здесь.

Она указала на деревянную скамейку. Эллен села на краешек и поставила сумку на колени. Утром она так нервничала, что не смогла позавтракать, и теперь в желудке урчало так громко, что эхо раздавалось по всей комнате. Она стала искать в кармане леденец, чтобы успокоить желудок.