Страница 21 из 23
– Это хорошо, когда родственники беспокоятся.
Она как бы нехотя отторгнулась от окна. Теперь я мог лицезреть ее профиль: высокий лоб, тонкий удлиненный нос, четко очерченные, рассеченные стрелками морщин губы, круглый, по-девичьи маленький подбородок. Нет, она не ответила голосом. По мягкому движению ее плеч, легкому вздоху я понял, вернее, как бы внутренне услышал утвердительное «да». Я продолжил ненавязчиво:
– Дети, внуки, племянники…
Я остановился, забоявшись своей банальности и даже нелепости слов, какого-то мальчишеского вмешательства в чужую судьбу, в чужую жизнь. Однако женщина подала голос. Медленно. Приглушенно. Постепенно он окреп, набрал полнокровное звучание. Невидимые преграды промеж нас сошли на нет. Оказалось, что она работает в церкви Филоновской станицы, в которой я был крещен в раннем детстве. Я сказал ей об этом.
– Когда-нибудь еще раз посещали храм?
– Посещал. После семилетки я надумал уехать в Сталинград на учебу в техникум по судостроению. Вот тогда и зашел…
– Что вы почувствовали, постояв пред святыми иконами?
– Мне несказанно захотелось к матери. И я вернулся.
– …и поняли…
– И понял, что грядущие мои пути-дороги иные…
Я извлек из сумки свою новую книгу «Смирение».
– Возьмите на память.
В свою очередь женщина доверительно поведала, что едет из Чернышевского района. Там живет ее сын, фермер, он женат на казачке. У них двое кровных детей и еще шестнадцать приемных. Просигналил ее мобильник.
– Это они… – с доброй улыбкой она подмигнула мне.
Напротив станицы Филоновской женщина (я не осмелился спросить, как ее зовут) вышла и направилась по прямому проселку туда, где за Бузулуком, над грядой вербовых купин небесным светом истекали купола. «Благодарение всему мирскому…» – и я осенил себя троекратным знамением.
Зимним днем позвонила
Иной раз случайно встретишься с незнакомым человеком, разговоришься с ним, и душа вдруг наполнится до краев редкостными по нынешним сумасбродным временам благодарными, светлыми чувствами. И, захмелев от прихлынувшей радости, в голове промелькнет мысль, что это одухотворенное состояние никогда не кончится. Ан нет… вот они, минуты расставания. И уже того, кто только что был с тобою рядом, не слышно, не видно. Ушел. Уехал. Неведомо куда. И придется ли еще раз с ним встретиться?
У меня уже был на руках билет на рейсовый автобус из Волгограда. До отправления еще целый час. Я присел на одну из незанятых скамеек. Поразмышлял, чем бы мне себя занять на это время?
Покамест думал-гадал, поблизости присела старушка. В мою сторону она только глянула мельком и еще более посмурнела, взором неподвижно уставилась на свою китайского производства сумку, которую поставила между ступней, за лентовидные ручки придерживая ее обеими руками. «Чья-то бабушка… мать… супруга…» – забыв о первоначальных намерениях чем бы себя занять, начал с увлечением мысленно предсказывать. Едет? Откуда? Куда? К кому? Судя по одежде, судя по душевному настрою, испытала какое-то горе, беду. Расспросить? А удобно ли? Видимо, мое любопытство было настолько сильным, что моя соседка ощутила это душой, повернулась ко мне лицом, несколько проясненным, помягчевшим и даже немножко помолодевшим.
– Вы батюшка?
Я улыбнулся, не впервой в жизни слыша в свой адрес подобный вопрос.
– Я пишу книгу.
– Ну вот, почти отгадала, по глазам видно. По глазам можно узнать все о человеке. К сожалению, я этому научилась слишком поздно…
Я не перебивал, не лез со своими воззрениями, соображениями, а, затаившись, ждал дальнейшего развития неожиданно-нечаянного монолога.
– …Я жила в деревне недалеко от Камышина. Так уж положила судьба – детишек не могла рожать. Муж от этого закручинился. Да и запил в темную голову. Потом его нашли в посадке убитым. В своем подворье управлялась сама и материальной нужды не знала. Как-то почтальон приносит письмо. С Урала от брата. Он пишет, что тяжело болен, просит, чтобы я все свое хозяйство распродала и ехала за ним ухаживать, так как его супруги уже нет на белом свете, а больше позаботиться о нем некому. И пообещал отписать мне квартиру. Откровенно сказать, на то, что он пообещал, я особого внимания не обратила. Душа заболела о нем, надо помочь в тяжелую минуту, выручить, ведь росли вместе, родные по крови, как же тут не откликнуться!
Старушка платочком утерла слезу.
– Все до щепки, до цыпленка распродала, да и поехала. Брата я не угадала – кости да кожа, с постели не вставал, рак легких. С млада, как пришел из армии, работал в литейном цехе, видать, там и загубился. Жилье страсть как замусорено, вонь, сырость, сам он неухоженный, обросший. Сыну не до него – алкоголик, внучка – студентка, у нее своя жизнь. Брат кое-как передвигался, шевелился по дому. И плошал, плошал. И по всей видимости, оставалось ему мучиться на белом свете недолго. Ну куда ж деваться – я без раскачки впряглась. По натуре – аккуратистка, трудоголик. Еще до пенсии работала дояркой, по надою занимала в районе первое место. Это к слову. Конечно, в комнатах навела безукоризненный порядок: побелила, покрасила, промыла с содой. Все лохуны перестирала, погладила. Брат в чистой одежде. Спит на чистой постели. Завтрак, обед, ужин по строгому распорядку и блюда необходимые именно для его организма. Он заметно посвежел, повеселел, стал проворнее двигаться, выходить во двор посидеть в мужском обществе. Даже взял на себя обязанность делать различные насущные покупки в магазине и на рынке. По рецепту народной медицины я готовила ему из лекарственных трав настойку.
– Тем самым вы продлили ему век…
– На три года продлила. А отошел он в мир иной летом. Как только похоронили, внучка со своим хахалем крепко меня избили, да и вытолкали на улицу.
– Но ведь брат пообещал вам квартиру?
– Завещание написать все откладывал, твердил, что я уже полноправная хозяйка и никто не посмеет меня выгнать. Теперь вот еду назад в свою деревню, а там ни кола ни двора. Где буду жить, ума не приложу.
Я хотел произнести уместную в такой ситуации фразу: «Мир не без добрых людей…», но смолчал; не утратила ли она свое истинное предназначение в бытие российского народа? На том мы и расстались.
В один из зимних дней она позвонила, с явными «заплесками» застенчивости справилась:
– Это человек, который сочиняет книжки? А я Нина… помните, старушку… попутчицу? Бездомную? Слава богу, родные сельчане помогли, сейчас я живу в хатенке, кровля из нового шифера, стены побелила с подсинькой, палисадник плетневый – из красноталового хвороста. Коль выберешь денек, приезжай, глянешь, как я обустроилась…
Профессор и простолюдин
Середина лета, а мы с женой еще ни разу не купались в речке. Да и не только мы. Как-то «собрались с духом» и пошли. Позагорать, поплавать, насладиться летней благодатью на лоне природы. Обережьем отмахали версты две: всюду бурелом, камыш, лещуг, трясина. Сама лесная стежка в сплошных завалах сухих веток, гнилых листьев, там и сям под деревьями безобразные останки недавних и давних хмельных утех местных выпивох. Куда же подевались, сокрылись некогда желанные, притягательные пляжи Гребля, Мыс, Терсинская излучина, Перекидной мост? По чьей черствой, злой воле, прихоти, жесту?
– Сволочи! Разрушители! Душители! – возмущенно орала жена, и эхо брошенным с обрыва камнем грохотало по чащобным закоулкам. Да никто к нему не прислушивался. Одни только сороки весело взрывались многоголосым стрекотаньем.
Потные, усталые, мрачные вернулись домой. Ополоснулись в ванной. Жена малость успокоилась, приободрилась.
– Неужели и в самом деле все так безнадежно плохо и непоправимо? Ведь что ни возьми, чего ни коснись… Даже вот… Разве так сложно обустроить те же места летнего отдыха? Болтать да обещать мастера! Взять хотя бы того же Жириновского… Целый эшелон гоняет по железной дороге, чтобы вся округа видела и содрагалась от восторга: новоявленный царь-батюшка, свет Руси! Какой уж десяток лет краснобайствует и все без толку. А сколь подобных за кремлевскими стенами благополучно и прибыльно для себя любимого «отбывают положенный срок». Ан и на очередной забрасывают уду: выборы в декабре, вот и зашевелились, замогутились дерьмократы – не хочется терять сытую кормушку. И Вольфович не хочет. Ишь, «политическое турне!» Молодец! Сильный мужик! Ты встречал его, расскажи, что там было, на станции?