Страница 20 из 23
– Никаких признаков!
– А поземка?
– Так же прет дуром! Это теперь на всю ночь зарядила!
– Хоть бы кассирша появилась! Навесила замок и умыкнулась!
– Больно надо ей!
– Звонили диспетчеру автоколонны – еле языком ворочает… бормочет: «Ниче не знаю…»
– А гаишники? Ведь они должны в первую очередь…
– Хрен им до деревни!
– Ну как же так?!
– Дежурный промямлил, мол, для волнений нет причин.
– Нет? Ничего себе! Буря! А они…
– Администрацию бы поставить в известность. Пусть пошлют вездеход на трассу да разузнают, не стряслась ли какая беда.
– А зачем им? Они в тепле коньячок потягивают. У них выходной! Они уработались в кабинетах!
Я долго стоял на крыльце. Напротив через улицу в снежной кутерьме огоньками вспыхивали киоски. Наступала ночь. С тоскливым повизгиванием, буксуя в свежих заносах, пробирались легковушки. Как жена? Каб с сердцем чего… Схожу домой.
– Говори без утайки… – глянула она на меня заплаканными глазами.
– Люди ждут.
– Где автобус? Что с ним? Что с пассажирами? С нашей дочерью?
– Никто ничего не знает.
– А если беда… и люди нуждаются в срочной помощи?
Лида дрожащей рукой взяла телефонную трубку. Ее мольба, убеждения, угрозы ничего не дали: она услышала те же равнодушные меланхоличные ответы. По ее просьбе междугородка набрала номер телефона областного ГАИ. И здесь мало чего сказали утешительного: первый пост автобус миновал. А вот второй, третий – неизвестно, трудно разглядеть в снежной завесе! И где он сейчас, что с ним – одному богу ведомо.
В окна, не задернутые шторами, тяжело вдавился притушенный пургой свет фар. Мы увидели подошедшую крытую тентом машину. Шофер, выйдя из кабины, стал открывать задний борт. Жена зарыдала в голос! И в ту же секунду слезы потекли по моим щекам. Боже, за что?! Шофер направился к входу подъезда. Слышно было, как он поднялся по нескольким ступенькам. Стук шагов все ближе и ближе… Шофер постучал в дверь соседней квартиры:
– Вы сахар заказывали?
Вскоре соседка (ее окна глядели на улицу) сообщила нам громко:
– За домом остановился автобус! Ваша Лена приехала!
Я выбежал во двор. Я не ощутил свирепого холода, ветра и то, что ноги глубоко проваливались в тяжелый, вязкий снег. Дочь! Я подхватил ее сумку. Тут же, взбивая перед собой снежный бурун, подоспела мать.
– Благодарение Спасателю! Услышал наш просящий вопль! Дочка, наклонись – я тебя поцелую! А мы тут страсть как напереживались!
– Дорога плохая. Автобус поломался. Пришлось в Новой Анне ждать, пока отремонтируют.
– Озябла?
– Есть немножко…
– Ну идемте, идемте… Щас в ванной попаришься! Потом… Мы с папой настряпали! Новый год через два часа! Вместе посидим. На тебя наглядимся! Ох, Господи… Я чуть не померла со страха, когда увидала, как во двор въехала крытая машина.
– Мама, какая машина?
Я предупреждающе толкнул жену:
– Хватит балабонить на стуже!
Соцветье елки. Шампанское. Городской гостинец – торт. По телевизору беснуется, клокочет «Голубой огонек»! Но какая чепуха он по сравнению с бесценной гостьей!
Утро. Но еще темно. Я по старой привычке проснулся рано. Стал возиться на кухне, хотелось для дочери сготовить что-нибудь вкусное. Как и в те, прошлые годы, когда ее и Алешу провожал в школу, а жену на работу… а потом встречал. И все, что я для них делал, исходило от большого сердечного желания, тепла. И сейчас моя душа была до краев наполнена именно таким добрым чувством. Я поставил на газовую плиту кастрюлю с водой. Из морозильника вытащил мясо. Говядина сварится, я перекручу ее на мясорубке, перемешаю с мелко порезанной капустой и луком, подсолю, плесну подсолнечного масла, сковороду поставлю в духовку. А когда протомится, поджарится, вершок смажу сырым яйцом…
На листке я записал (нередко и так творил – чищу картошку и неожиданно явится дельная мысль!):
– «И с песней отрадной…» – повторил вслух. – Кто же он, с душой «…ясной, как полдень?»
Я услышал голоса… – Мои девчата (так ласково я называл дочку и жену).
Я вошел в спальню, они рядышком сидели на кровати и разглядывали домашний альбом.
– Вот я какая была толстушка! – смеялась Лена.
А жена:
– Наш папа – отменный кулинар! Он всегда кормил нас от души! И худобой никто не страдал!
– И нынче не подкачал! – весело отозвался я. И с шутливой ноткой: – Приказываю идти умываться! Завтрак ждет!
– Папа, что сготовил?
– Твое любимое блюдо. Надеюсь, за долгую разлуку оно тебе не разонравилось.
– В родном доме и черствый хлеб самый вкусный!
– Истинно глаголишь!
Душа моя излучала благодатный свет, которого было так много, что им хотелось поделиться со всеми людьми на земле.
У Божьего источника
Побывав на этом празднике, я ощутил резкий контраст между ним и общепринятыми культурно- массовыми мероприятиями, в коих переизбыток пошлости, довлеющее преобладание заразной бесталанности.
Село Краишево. Вилючая дорога на гору. На вершине огромный деревянный крест. Здесь давным-давно поднебесно возвышался изумительной красоты женский монастырь, который после революции был разрушен до основания. Монастырю принадлежал и родник под обрывистым берегом реки Терса. И здесь с истечением времени злые руки уничтожили дубовый венец сруба, дощатый сточный желобок, бытовым хламом завалили, забили живительную струю. Только спустя почти полвека добрые люди приложили усилия – убрали «досадный гнет» и вызволили из плена подземную влагу – ключ вновь заструился, заискрился, и к нему с потаенными молитвами потянулись с близких и дальних окраин. Затем стало благонравной традицией ежегодно в середине июня проводить божественные литургии, молебны с водосвятием у Краишевского родника, по преданию у которого некогда было явление иконы святой мученицы Параскевы Пятницы.
Вот и ныне… Народу пришло и приехало великое множество. В основном женщины, по-старинному покрытые белыми ситцевыми платками, в ситцевых белых блузках, пестрядёвых долгополых юбках. Ни бестолковой суматохи, ни шума, ни ссор… Все проходит своим правильным чередом. У чрева родника очередь с порожней посудой. Те, кто наполнили, примыкают ко второй, тут свершается процесс освящения – батюшка медленной, вдумчивой поступью идет вдоль рядов и святой водой сбрызгивает полные ведра, фляга, стеклянные банки, пластиковые бутылки. По-соседству на лужайке второй батюшка творит действо крещения. Крестятся дети и некоторые взрослые. Лучи солнца, птичьи трели, цветочные россыпи… А в Терсе, в том месте, куда низвергается ключ, – купание… Считается, что искупаешься сегодня здесь и целый год не будешь хворать. Светлая, благодатная, целительная энергия щедро плещется, благоухает, омывая, омолаживая души, порядком порастраченные, издерганные в тягостных буднях. Народ ведет себя умиротворенно, покойно. И природа ему благоговеет.
Спустя час после праздника на нивы, пожни, сады, огороды, на самих людей, истомленных долгой засухой, отвесно пролился лучезарный спасительный ливень, посланный Всевышним.
Женщина в рясе
В автобусе рядом со мной оказалась женщина в темном одеянии, голова покрыта платом тоже темного цвета. Лица ее не видно, так как она смотрит в сторону от меня, сидя у окна.
Есть в нас, людях, некая особинка – в тех или иных житейских обстоятельствах докопаться, дознаться, добраться до сути, тем самым «снять» с души налет невольного любопытства, которое, словно наваждение, обуяло, ввело в замешательство. Сперва я просто подумал: «Наверно, едет с похорон или же на похороны. Вот и одежда траурная». И еще послышались (может, показалось?) всхлипы… Мне захотелось отвлечь ее от худых мыслей, ну хотя бы разговором о том, как необычны, уникальны в своем значении песчаные донские ландшафты, среди которых двигался автобус. Залиндикал мобильник. Женщина, не меняя первоначальную позу, с кем-то немногословно переговорила. Через некоторое время повторилось… Она, как и в первый раз, произнесла те же фразы: «Не волнуйтесь. Я скоро буду дома. Да спасет вас Христос, родимые!» Я решил, что настал самый удобный момент для налаживания обоюдного контакта с показавшейся мне сколько-то странной попутчицей. Как можно участливее сказал: