Страница 22 из 23
– А что было? Ничего не было, я имею в виду благого. Лидер ЛДПР, будучи верным облюбованному раз и навсегда настрою «под народ», малость почудил, покуражился, тут же неприхотливо заверил собравшихся в их «светлом будущем»: «Самолично приму все надлежащие меры!» И призвал по-махновски песельно и размашисто дружно проголосовать за его «самоотверженную, единственно честную» партию. После чего на людские головы осенним листопадом посыпались различной ценности денежные купюры. «На каждой остановке раздаю нуждающимся по тридцать тысяч рублей», – похвалился В. В. Факт сей проверить, разумеется, невозможно, да оно и ни к чему. А налицо факт – свалка из-за них произошла зрелищная, в том смысле, что унизительная. Тут следом стали раздавать кепки и футболки с аббревиатурой названия партии. Страсти накалились и подавно – в ход пошли кулаки, пинки! Словом, пролилась «народная» кровь. Многие малоимущие граждане «украсились» свежими синяками, шишками, шрамами; кто-то выплевывал выбитый зуб, вожделенно прижимая к груди «бесценный сувенир», доставшийся почти даром. А господин Жириновский с высокого вокзального крыльца, украшенного плакатами и лозунгами, с улыбочкой подбадривал, советовал: «Ежели кому-то что-то не досталось, то я разрешаю раздевать моих соратников». Именно так и поступили «массы» – в натуре оголили двух молодчиков, третьему удалось убежать в трусах и унести в чрево вагона мрачноватого цвета знамя.
– Говорят, что ты ему руку пожал. Или – он тебе.
– Было дело… Заведомо нас, местных сочинителей, собрали в отделе культуры, где мы на своих книжках написали автографы. Ну мне, как члену Союза писателей России, поручили эту связку вручить высокому гостю. Правда, он ее не взял, а проворно подхватил охранник. Будет ли читать наши опусы? Твердо могу сказать, не будет, это ему совсем неинтересно. А жаль!
– Чего жаль?
– Посмеялся бы…
– Над чем же?
– Один автор-сочинитель расписал обложку, умоляя «светоча» прислать деньги на издание его нового сборника и чтобы «вождь» посодействовал ему вступить в члены Союза писателей.
– Я лично ничего смешного здесь не вижу. Сам частенько горюешь, что духовность загнали в угол.
– Духовность… Хотя бы искоренили будничные житейские недостатки наподобие тех, с которыми мы с тобой сегодня столкнулись. Вот что, мать…
Правители – они, как Боги, витают высоко-высоко и всякую мелочь они не замечают. Вывод: простолюдинам надо самим засучать рукава и без всяких указчиков делать насущные дела. И тогда можно будет охлонуться на Гребле в знойный день.
– Уверен?
– На сто процентов. Ведь там живет человек, который не чета профессору Жириновскому!
Жена не стала выпытывать, кто он такой, чем примечателен и какая его заслуга.
Вскоре мы уже находились возле его дома. Он сидел на скамейке, положив подбородок на ручку костыля. Пригласил меня присесть рядом с ним, а моей жене указал на чистую речную гладь:
– Ступай, купайся.
Что она без промедления и сделала. Купающихся было много. И как должно, звучали радостные голоса, солнечно плескалась вода, дробилась зыбь.
Давным-давно я временно работал сторожем в небольшой автоколонне. Николай шоферил. В отличие от других, он был всегда приветливым, интересовался литературой, нравились ему мои заметки с обзорами стихов местных авторов.
– Коля, как твое здоровье?
– Здоровье прекрасное. Вот токо ноги плохо ходят, с сердцем нелады. Вчера иду из поликлиники через парк. Сопливки подбегают, лет им по двенадцать, попросили спичек, чтоб прикурить сигареты. Хрен меня дернул стыдить их… А они: «Да пошел ты на… старый козел!»
Потолковали о визите Жириновского. Николай махнул рукой:
– Ну их к лешему! Оно и районная олигархия не лучше. Вон сколько я потратил сил, чтобы плес имел приглядный вид на радость землякам, особенно детишкам.
Да, я знал. Струистая, благодатно-кроткая река Терса из года в год стала терять животворные силы, красоту и свежесть. Мертвой хваткой окольцевали ее всякие вредные заросли. И это от того, что заилилось дно. Местная власть теребила Москву: природная катастрофа, просим оказать помощь специальной техникой или деньгами. Плакались. А вестимо – она слезам не верит! Да и зачем тратиться на какую-то неказистую речонку в степной глубинке, когда самой надо прихорашиваться, наводить позолоту да придерживаться уровня больших городов зарубежья! Кукиш показала! На тревожный зов не откликнулись ни Зюганов, ни Хакамада, ни тот же Жириновский. Им своя рубашка ближе к телу. Николай через местную газету огласил рационализаторский метод: весь береговой хмыс рубить и скашивать беспощадно, покамест он развивается, в зеленом виде. Никто не пошевелил и пальцем – не поверили в успешный исход. А старик тем временем, облачившись в высоченные резиновые сапоги, тюкал да тюкал на плесу топором, а где внедрялся и с косой. Вредная поросль не выдержала такого напора, отступила, сгнившие корни выдавливались наружу донным песком и уносились вешним половодьем. Теперь тут рай земной, праздники здоровья. – Помнишь, Алексеич, как лет тридцать назад выше по течению на границе с Самойловским районом какая-то огромная машина чистила дно. Можа, она на больших реках и годна. Но на малых совсем ни к черту. Ить как берега разворошила, изуродовала, все лужайки, опушки превратила в болото. И родников не больше появилось. Нет, не всегда железка полезна, иной раз руки приложить к делу треба, теплые, мозолистые человеческие руки. А мы не хотим. Вот и шурум-бурум…
Эвон газопровод тянут из Сибири в Европу. Согласен, Европа будет России отстегивать миллионы долларов. Но ведь лафа рано или поздно когда- нибудь кончится, пышки с медом улетучатся, а сами ничему не научимся, потому что сидели «на иждивении» трубы. Это так же, как с малолетства приучить котенка к дармовой пище, а потом взять и оставить его в диком лесу. Что с ним будет? Враз погибнет, не имея навыков существовать в новых условиях.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Какая умопомрачительная разница – профессор и простолюдин. Что ж, так издревле повелось на Руси… А когда тому конец? Я не знаю. Никто не знает.
Жена вышла из реки румяная, моложавая, на алых губах улыбка. Николай скромно сидел в прежней позе – подбородок на ручке костыля, что-то у него внутри хрипело, сипело.
– Ниче, Алексеич, еще повоюем. Поживем. Нам никак нельзя помирать. Хотя бы седня…
«Вредная профессия»
В прогале между магазинами под тенью тополя продают цветы. Всякий раз, проходя мимо этого места, я на какое-то время останавливаюсь, любуясь на розы, гладиолусы, гвоздики, ромашки, стебельками засунутые в ведра с водой, в стеклянные банки. А еще меня притягивает сюда… Здесь среди десятка женщин разного возраста и мой приятель, тезка Виктор. У него то же самое, что и у остальных.
А если и есть отличие, то совсем незначительное, которое заметить может только человек с обостренным зрением, дошлый и скрупулезный – его благородные растения посочнее, помассивнее, поярче.
И это потому, что он их выращивал не в душном палисаднике или у двора, а за околицей, на огороде, где буквально все – земля, воздух, роса, лучи – благодатнее, полнокровнее, жизнеспособнее.
Как-то он сам мне поведал. Когда стал пенсионером, решил вместо картошки на шести сотках выращивать цветы, разумеется, для продажи. Раздобыл желаемые сорта семян. В нужный срок заложил их в землю. Погода благоприятствовала. Ведро перемежалось с теплыми дождями. И вот обширная делянка многоцветно запестрела лепестками. На меже Виктор поставил шалаш. И денно и нощно охранял свое «потенциальное сокровище». Пришлось отбиваться от нагрянувшей козьей «шайки». Некоторый урон нанес ливень. Благо, что без града был. А печально памятнее всего… В школах начались выпускные балы. Пацаны и девчонки, не обращая внимания на угрозы хозяина: «Буду стрелять на поражение!» (он размахивал игрушечным пистолетом!), нагло перли… Меньше сорвали, а больше потоптали. Но и из того, что уцелело, ему удалось реализовать, может, только третью часть. Разве много привезешь на велосипеде? Особенно хрупкие розы легко ломались, портились. Да и к тому говоря, вон сколько их, цветоводов! Каждый хочет, чтобы именно его цветы купили. Тут тоже не обойдешься без индивидуальных приемов, подхода, сноровки, опыта.